Ради всех нас? Кого это – «нас», не тех ли ребят, что сидя в этом здании в соседних кабинетах готовые перегрызть друг другу глотки за право участвовать в самом мелком деле? Не готов. Ради того, чтобы ты на третий срок остался сидеть своей жирной тушей в этом кресле, которое уже сгибается под твоим весом? Не готов. Ради какого-то абстрактного общего блага, о котором все говорят, но которое никто не ощущает? Разумеется, что не готов. Ради роботов? Нет, извольте. А вот ради себя, своей славы и вновь возросшей репутации – да с радостью! Я только и мечтал о таком шансе.
– Мне нужно подумать.
– Томас! – Шерман поднялся со своего кресла, – другие завалят это дело, сто процентов даю, лишь с твоим участием у нас будет шанс выиграть!
Мне стало интересно – будет ли мистер Шерман умолять? Он ведь был прав – никто из людей не будет заинтересован выиграть дело. И тогда «прощай» Скотт Шерман с поста Главы. Но всё же он был моим боссом, так что следовало знать меру.
– Мистер Шерман, я никогда не мог ответить вам отказом. Я сделаю всё, что будет в моих силах. Мы с вами – профессионалы, неважно кто клиент – человек, робот. Да хоть сам Иуда Искариот. Мы должны его защищать.
– Эти слова – как бальзам на душу, Томас! Я ещё раз твердо убедился, что не ошибся, привлекая тебя!
– Кто будет обвинителем?
– Кларисса Ричардсон. Томас, и последнее – уже была проведена полная диагностика робота. Никаких системных ошибок в нём не обнаружено.
Выходя из кабинета, стоя у лифта, провожаемый взглядом и улыбкой обворожительной секретарши, я подумал, что неплохо было бы здесь обосноваться. Когда я выиграю это дело.
– Шерман отдал дело тебе? – на выходе из лифта сразу же спросил стоящий на этаже коллега, второсортный адвокат по имени Генри Бинербер. У него что, был дар провидца или видение, которое ознаменовало, что именно я сейчас выйду из лифта? Или он с этими словами встречал каждого?
– Не отдал, а поручил, – поправил я его тоном не самым приветливым.
– Понятно, а я надеялся, что он мне довериться.
Да я бы тебе не доверил даже сидеть, ничего не делая, и смотреть в одну точку. Ты бы и с этим не справился. А он, меж тем, продолжил:
– Надеялся на чудо, думал, может такой подарок получу, у меня сегодня День Рождения, кстати.
Слушая его, я убеждался, что цивилизация была на верном пути, заменив таких адвокатов роботами в судах.
– А, поздравляю, – это прозвучало от меня не торжественно, но я и повода для торжества не видел.
– Спасибо, – заулыбался Генри, – я на ещё один год старше стал. С возрастом этот праздник только грусть навевает.
– Какая грусть? Чего ты ноешь? Радуйся, что жив и здоров. Был бы собакой, уже три раза сдох бы, – я усмехнулся и направился дальше, оставив именинника в полном замешательстве.
Осознавал ли я до конца, что произошло? Я взялся за дело, которое может быть самым сложным за всю мою карьеру. Я узрел, как передо мной замаячил призрачный шанс вернуть себе то, что всегда тешило моё самолюбие и тщеславие. Я ухватился за шанс, но подумал ли я каковы мои шансы на успех? На этот счёт у меня всегда была собственная теория, разработанная мною специально для случаев, когда шансов не много, а тебе нужно быть уверенным в себе. Я был убеждён, что в любой ситуации, независимо от никаких факторов шанс выиграть или проиграть всегда пятьдесят на пятьдесят: выиграл или нет. Всего два варианта. Две возможности. Всегда.
Я прибыл в городское управление полиции. Моя дружба с шефом полиции, Джеймсом Филмором, длилась ещё со времён юридического факультета Гарварда. Наши дороги всегда были параллельны – по выпуску он принялся всходить по карьерной лестнице в правоохранительных органах, а я становился восходящей звездой адвокатуры. Сейчас из нас двоих на вершине остался только он, но это никак не мешало нашим отношениям. Джеймс встретил меня в своём кабинете:
– Том, а я всё сижу жду тебя! – он крепко сжал мою руку и тепло улыбнулся.
– Значит, ты уже получил документы?
– Полчаса назад пришли, я был приятно удивлён, когда увидел твою фамилию. Это сыграла твоя интуиция на беспроигрышные дела, как в былые времена или ты наоборот, хочешь ускорить процесс возврата людей в вашу профессию?
– Ты же знаешь, если я за что-то берусь, я твёрдо намерен выиграть.
– И какое же это чувство – защищать робота? В новинку?
– Пока сказать не могу. Я даже с ним не виделся ещё. Но по сути разницы нет – я его воспринимаю как подзащитного.
– Ну, признайся. Есть желание, чтобы робота засудили? Чтобы восторжествовала справедливость, и ты вернулся к своему любимому делу вновь?
– Джеймс, ты очень правильно выразился. Я хочу вернуться к своему любимому делу вновь. Для этого должна восторжествовать справедливость, какой её вижу я – в глазах всех. И как к ней правильно подвести, к пониманию справедливости – будет моей главной задачей.
– Стоит полагать, справедливость – когда ты будешь в топе, а остальные люди-адвокаты всё так же не будут выдерживать конкуренцию роботов, которых ты оправдаешь.
– В общих чертах верно.
– Ты всё такой же самонадеянный засранец, как и раньше, – он хлопнул меня по плечу, – ты бы зашёл к нам с женой в гости, уже месяца два не был.
– Договорились, по окончанию соберёмся у тебя отпраздновать. А пока я пойду к своему роботу. Времени очень мало, завтра первое слушание.
Впервые в истории гостем полицейского участка в качестве взятого под стражу был не человек. Я сидел в комнате для встреч. Охранники завели внутрь робота-адвоката. Но выглядел он совсем не по-адвокатски. На его механизированных руках были надеты наручники, хотя вряд ли это было вынужденной мерой. В данном случае – просто требованием закона. Стражи правопорядка расстегнули замок. Человек бы сразу стал потирать запястья в местах, где их только что сковывал металл. Роботу было всё равно. Полицейские вышли, оставив нас вдвоём.
TRIAL-KU присел на стул, положив руки перед собой.
– Ну что же здравствуй, – начал я, – меня назначили твоим защитником. Суд состоится завтра, потому у нас мало времени. Ты не против, если я буду называть тебя Триал?
Ответ не прозвучал. Робот смотрел на меня, и спустя десяток секунд задал вопрос:
– Вы ненавидите меня?
– Почему? За что мне тебя ненавидеть?
– За то, что я представитель области прогресса, лишившей таких как вы практически всей основной работы. А затем, будучи воплощением адвокатского ремесла, нарушил его принципы, тем самым осквернив.
– Нет. Я тебя не ненавижу.
– Ваша ненависть будет нормальной реакцией. Практически все люди-адвокаты ненавидят нас, или хотя бы испытывают неприязнь. И хоть я не могу ощутить, что собой представляют эти чувства, я понимаю их значения и последствия, которые возникают после их появления в человеке. Вы можете быть со мной откровенными.
– Нет. Я серьезно. О какой неприязни может идти речь? Я восхищаюсь вами. Вы – это произведение искусства, вершина творения человеческой научной мысли. Я убеждён, что нельзя допустить вашей утилизации. И давай начнём с того, что откровенным со мной будешь ты.
– С радостью. Я хочу вам помочь.
– В данной обстановке в помощи нуждаешься ты сам. Возможно, такое не предусмотрено твоими программами, но мы имеем то, что имеем.
– Да вы правы. Это для меня непривычно.
– Психологический контакт как адвокату с клиентом мне с тобой устанавливать не обязательно, и мы можем сразу перейти к делу, не теряя времени, я прав?
– Конечно, я установлю с вами психологический контакт в ходе нашего разговора.
– Начнём с начала – ты во время судебного заседания обвинил своего клиента в совершении множества преступлений.
– Не судите и не судимыми будете, как любят говорить люди, верно? Я, кажется, попался на этом.
– Сторона обвинения будет приписывать тебе нарушения закона о правилах адвокатской этики. И сам ты тоже не отрицаешь, что нарушил правила, ведь ты только что сказал об этом.
– Вы правы. Отрицать очевидное – это качество, присущее исключительно людям.
Я пропускал провокационные реплики мимо ушей, продолжая:
– В данной ситуации ни один человек не смог бы выкрутиться, как бы ни старался всё отрицать. Нам с тобой важно продумать нашу линию, и придерживаться ее.
– Да-да. Я её уже продумал.
– Хорошо, – я откинулся на спинку стула, – озвучь, может я вообще зря здесь сижу.
– Нет, я не хочу влиять на ваше решение. Сначала всё взвесить и просчитать должны вы, а моя информация будет лишь корректировкой. Если я скажу её сейчас – она станет основным вектором для ваших дальнейших размышлений.
– Ты осознаешь, что завтра не будет судей-роботов, с которыми ты сталкивался каждый день на заседаниях? Для них, разумеется, не существует эмоций, ничего кроме буквы закона. Но человек – устроен по-другому. Судить тебя будут люди, а потому я не уверен, что ты можешь безукоризненно просчитать как себя с ними правильно вести. Здесь советы давать тебе буду я.
– Вы считаете себя более тонким психологом?
Я слегка растерялся от такого вопроса, заданного роботом:
– Пожалуй да, ты так не думаешь?
– В меня заложены курсы базовой психологии, социальной коммуникации, рефлексивной психологии, возрастной психологии, психологии личности, психогенетики, психодиагностики, педагогической психологии… и ещё много других дисциплин, но я не хочу, чтобы это прозвучало, словно я пытаюсь надавить на вас своим авторитетом в данной области познания. Нет. Я думаю, что могу предугадать ваш ход мыслей, после моих слов, и вы абсолютно правы. Это лишь сухая информация. Теория. Вы правы, в психологии вы лучший дока, нежели я. Потому здесь я склоняю перед вами шляпу, жаль, её у меня нет. Да и выглядел бы я в ней нелепо. Нерационально.
Единственное, что мне не нравилось в роботах – это их бездушные голоса. По определению у них не могло быть эмоций, поэтому, говоря что-то, они ничего не выражали. Говорил ли Триал с покорностью или сарказмом? Говорили роботы, чтобы добиться определённой реакции собеседника-человека. К чему меня вёл Триал?