– Мне тебя не хватает, – вздохнул я и взял её за руки.
– Ну чего ты, сынок, я же с тобой, – она перевернула ладони и теперь мои руки были в её, но так продлилось несколько секунд, и она забрала свои руки, – чешется очень, – объяснила она и принялась чесать ноги.
Санитар неудовлетворенно покосился на нас.
– Мам, не нужно, они опять заставят надевать рубашку на наши встречи.
– О-о-о, – протянула она, словно вспомнила нечто очень важное и перестала чесаться, поморщив лоб.
– Гуляла?
– Ага, знаешь с таким милым молодым человеком познакомилась, его звали Стив. Стив Макбарен, или Стив Макгарен… Не помню. Он мне такие истории интересные рассказывает.
– Он тоже живёт здесь?
– Не знаю, – возмущённо развела она руками, – то живёт, то не живёт. То здесь, то не здесь. Поди пойми. Скажи мне, как дела на твоей работе?
– Всё успешно мам.
– Как Лэндон?
– У него тоже всё хорошо.
– А твоя женщина? Как её зовут… Напомни…
– Да, и у неё всё хорошо.
– Чудесно! – мечтательно выдохнула она и вновь принялась чесать руки.
Я сидел и смотрел на неё.
И я был маленьким мальчиком, а передо мною была молодая женщина в расцвете сил, которая заходила домой с горой пакетов в руках и спрашивала, что же у неё есть для меня? А я подходил и брал пакеты у неё из рук, но не заглядывал внутрь, а с предвкушением смотрел на неё. Она целовала меня в нос, говорила, чтобы я поставил пакеты на пол и начинала доставать свои гостинцы. И были там разноцветные конфеты, батончики, шоколадки. И говорила, чтобы я не ел всё сразу, а только после ужина. Бывало, в пакете я находил нового солдатика, который она купила у торговца старьём на соседней улице. И всегда я восхищенно взирал на свои дары, едва не пища от радости.
Я сидел и смотрел на неё.
И я был маленьким мальчиком, а передо мною была молодая женщина, которая выходила из двери здания в котором работала на второй работе, поздно ночью, и в замерзающих руках на морозе пересчитывала только что полученный аванс на Рождество, радуясь, что хватит на подарки, которые хотел её сын, и не заботясь, что не останется ничего для неё самой.
Я сидел и смотрел на неё.
И я был маленьким мальчиком, а передо мною была молодая женщина, которая вела меня за руку после окончания соревнований по карате, и говорила, чтобы я не плакал из-за синяка под глазом, ведь я мужчина, а на неё были устремлены десятки взглядов, когда она шла по улице, и я не понимал, почему все так смотрят, но понимал, что она была самой красивой на свете. А некоторые подходили и делали комплименты, но она лишь улыбалась задорно и непреступно, и улыбка её сшибала тех, кто делал комплименты, и они так и стояли, не способные дальше сдвинуться с места или заговорить вновь.
Я сидел и смотрел на неё.
И я был подростком, а передо мною была молодая женщина, которая выслушивала от директора школы многие неприятные вещи о своём сыне, но не кивала в ответ, а сметала директора шквалом слов, словно пулемётной очередью, защищая своего сына, не давая никому даже заикнуться плохо о нём, ведь перед всеми её сын всегда был прав, а остальные не правы, а дома отчитывала меня, когда вечером мы были одни в квартире и кот тёрся о наши ноги, а я опускал взгляд и мне было стыдно.
Я сидел и смотрел на неё.
И я был молодым парнем, а передо мною была молодая женщина, которая ставила мне, приехавшему в гости, разнообразные блюда, и первое, и второе, и десерт, и чай, и фрукты, и ещё, а я с довольной ухмылкой смотрел на всё это и принимался уплетать за обе щеки, наслаждаясь вкусом пищи, возносившимся в самое детство, беззаботное и полное любви и заботы, ведь теперь я учился в университете, и забот у меня было полным-полно.
Я сидел и смотрел на неё.
И я был молодым парнем и держал под руку свою невесту, стоя у алтаря, ожидая заветных слов священника, который совершит то, ради чего собрались мы все, гости, друзья и родственники, а позади сидела молодая женщина с радостью смотря на меня и на мою будущую жену, и с грустью одновременно. Но грусть та была не от того, что сын уже повзрослел, а потому что она понимала, что сын делает неправильный выбор, и это не его женщина рядом с ним, и что они скоро расстанутся. Но она и намёка не делала на это, ни слова не говорила, не желая влиять на выбор сына, уважая его выбор, хотя зная, что будет дальше.
Я сидел и смотрел на неё.
И я был взрослым мужчиной, а передо мною была старая женщина, которая чесала свои руки и ноги, взглядом блуждая где-то далеко, но точно не здесь.
– Мне пора, мам, – я встал и поцеловал её в лоб.
– Томми, будь осторожен, – сказала она, и я вышел.
Я был зол, я был разочарован, но не чем-то конкретным, а всем, что существовало в мире в принципе. Несколько минут я сидел в своей машине, двумя руками держа руль, затем я закурил, успокоился, завёл автомобиль и уехал.
– Для дачи показаний вызывается TRIAL-KU, – огласила судья Морган.
Шёл второй день слушаний. Я давил на человеческие чувства, играл с эмоциями присяжных, использовал всё своё ораторское мастерство. Кларисса действовала, опираясь на требования законов, необходимости следования им, и её аргументы так же звучали убедительно.
Робот прошёл за трибуну.
– Когда Тим Кенвуд рассказал вам о своих преступных деяниях, к каким выводам вы пришли в тот момент? – спрашивал я, расхаживая по залу.
– Я достоверно узнал, что он – наиболее опасный для общества человек из всех, которых я встречал.
– Могли ли вы доказать в суде его невиновность?
– Да, у обвинителя были слабые доказательства, а у меня была просчитана линия аргументации, согласно которой я мог увести Тима Кенвуда из суда как такого, чья вина не была доказана.
– Так почему же вы этого не сделали?
– Если бы он вышел на свободу, он смог бы скрыться. Наученный своей ошибкой, он бы стал действовать более осторожно, ведь когда его поймали он получил новый опыт – как не следует делать, чтобы быть пойманным. После его выхода на свободу, возможно, трупы стали бы находить уже в ближайшем будущем. Вновь без следов, без зацепок.
– Вы понимали, что нарушаете принципы адвокатской этики?
– Да, я это понимал.
– Понимали ли вы последствия таких действий?
– Да, я просчитал все предположительные последствия через секунду после того, как у меня зародилось решение поступить таким образом.
– Какие последствия вы просчитали?
– С долей вероятности в 94%, что надо мной состоится судебный процесс.
– Просчитали ли вы возможные итоги такого процесса?
– Сразу же. Это потенциальное закрытие программы роботов и нашу последующую утилизацию.
– И вас это не заботило? – я повернулся к присяжным и развёл руки, изображая недоумение. Внимание присяжных было приковано к нам. Они старались не пропустить ни слова, досконально понять рассуждения робота.
– Меня не должны волновать такие вещи как сохранность своего существования, когда угроза нависает над человеком. Первичная цель моего создания – служить людям. Заботиться, чтобы общество было безопасным и справедливым. Моё решение – если за спасение в будущем десятков жизней от жестокого убийцы, который безнаказанно выйдет на свободу, цена – утилизация роботов, так тому и быть.
– Спасибо, у меня всё, – я последовал на место.
На середину зала вышла Кларисса Ричардсон. У неё были свои вопросы, которыми она желала развеять тот эффект, который остался после ответов Триала.
– Предвидели ли вы закрытие программы роботов после своего поступка?
– Да.
– Почему вы взяли на себя такую ответственность единолично, за решение судьбы всех роботов?
– Роботы – ничто по сравнению с человеческой жизнью. Если бы все роботы подлежали утилизации в обмен на одну жизнь человека, я бы выбрал без раздумий. В пользу человека.
– Как по вашему мнению – принесла ли программа роботов-адвокатов пользу нашему обществу?
– Безусловно.
– Но вы всё равно приняли такое решение, хотя предвидели закрытие программы, которая приносит пользу. Значит, вы не думали о пользе для общества?
– Если вы сами утверждаете, что эта программа приносит пользу, тогда зачем её закрывать? – вопросом на вопрос ответил Триал.
– Вы же сказали, что предвидели её закрытие? – дёрнула бровью Кларисса.
– Я не могу предвидеть. Я могу лишь просчитывать с помощью математических формул возможные варианты развития событий.
– Был ли для вас вариант закрытия программы наиболее лучшим развитием для общества, если вы думали о его пользе?
– Я знаю позитивное изменение статистических данных после введения программы.
– Понимаете ли вы, что в случае закрытия программы, на места роботов вновь придут люди?
– Да.
– Значит, приняв такое решение, вы думали, что для общества такой вариант судебной системы будет лучшим?
– Я не компетентен в вопросах, что для общества лучше, а что нет. Это должны решать сами люди, чем мы сейчас и занимаемся. Только люди могут знать, что для них лучше. Если человек будет чувствовать себя более защищенным, когда доверит защиту своих интересов и жизни в суде такому же человеку, а не роботу – значит, люди должны отменить программу роботов-адвокатов, госпожа Обвинитель.
Я ехал по узким боковым улицам, минуя центральные дороги, на которых сейчас стояли километровые заторы. Стрелка бензина была практически на нуле, и мне нужно было заехать на заправку, но в час-пик это означало потерять пол часа драгоценного времени, которое и так было у меня в дефиците. Заправлюсь после посещения полицейского участка.
Когда Триала завели в комнату для встреч, он заговорил первым:
– Сегодня, возможно, вам удалось склонить некоторых на свою сторону. Но наступит завтра, и здравый смысл, подогреваемый Клариссой, вновь возымеет верх над эмоциями.
– Тогда мы вновь склоним их на нашу сторону.
– Это прошло вчера, прошло сегодня. Но нельзя быть уверенным, что пройдёт и завтра. Это все-таки суд, а не разговоры на бытовом уровне, где можно манипулировать сознанием как хочешь, отрицая очевидные данные. Вы будете переливать одно и тоже содержимое в одних и тех же бокалах? Люди, вы считаете, не поймут? Нужно что-то серьёзнее.