Камера показывала студию крупным планом, ведущий заявил:
– Об этом, дорогие телезрители, мы расскажем вам после небольшого перерыва!
Когда я приехал вечером в управление полиции, Джеймс Филмор встретил меня с угрюмым лицом.
– Тим Кенвуд умер.
– Что? Как умер?
– Просто умер. Ни с того ни с сего.
– Разве такое возможно?
– Не знаю. В полицейских тюрьмах, естественно, возможно всё, что угодно… Но клянусь, мы тут ни при чём! Он был абсолютно здоровым человеком. Вскрытие не обнаружило никаких проблем, причина смерти не установлена.
– Как-то это странно.
– Томас, странно, это когда я завариваю себе чёрный чай, а в пакетике оказывается зелёный вместо него. Странно, это когда жена вечером мне не даёт, какого чёрта тогда замуж выходила. Странно, это когда коп из жалости не выписывает штраф бедному, а тот затем подаёт жалобу, что коп не исполняет свои обязанности. А это не странно, это чёртова хрень, когда здоровенный мужик, копыта отдал в одиночной камере без участия кого-либо. Словно сам Сатана явился ночью по его душу и умертвил, желая поскорей забрать такое чудовище к себе в Ад, где ему и самое место.
– Хорошо, – кивнул я, – не странно. Необъяснимо? Или всё же ты способен это объяснить?
– Я могу лишь делать предположения, которые и так очевидны для всякого, кто обладает хотя бы толикой интеллекта даже отдалённо похожего на человеческий. Его убили. Не знаю, каким способом, и кто это сделал. Охранники, повара, уборщики, тараканы, клещи, пришельцы, экстрасенсы, призраки убитых им девушек или кто-то ещё. Возможно, ему яд подсыпали, хотя вскрытие никакого яда не обнаружило, а мы все яды знаем.
– Но ты же говоришь, что он был в камере один.
– Конечно! Во-первых, мы засунули этого подонка в самую маленькую камеру, где никто даже не поместится другой, ему и самому места маловато было. Думаю, когда управление строили, архитектор не предполагал, что в той каморе кто-то додумается содержать заключённого. А вообще посади его с кем-то, и любой, даже самый отъявленный уголовник, удушил бы его, узнав о его прошлом. Он был сам в камере, круглосуточно под нашим наблюдением. Он без нашего ведома ни разу не пёрднул и не подрочил. И потому я не знаю каким образом он сегодня спонтанно сдох.
– Туда ему и место.
– Я же с этим не спорю, вот только проблем прибавилось. Пресса ещё не знает. Виновного найти не удалось, и что я им скажу? Может: «Уважаемые, расходимся, проблемы больше нет. Почему нет? Да Кенвуд просто скопытился. Как это случилось? Да чёрт его знает, бывает в жизни такое, что поделаешь», – Джеймс говорил это наигранным голосом, а затем уже серьезно добавил, – это лишнее подтверждение твоих слов.
– Каких?
– О нашем непрофессионализме.
– Брось, Джеймс.
– Зачем ты так? Все полицейские – это люди. И мы делаем всё, что в наших силах, чтобы оберегать каждого члена общества. Мы жертвуем своими жизнями каждый день. Когда мы уходим на работу, жены не могут быть уверенны, что мы вернёмся вечером. И ради чего это? Говоря, ты задел каждого из нас. Ты поднял бучу. Теперь каждый обсуждает твоё предложение. Мне уже начинать собирать свои вещи из кабинета, на случай, если робот займет моё место?
– Джеймс. У меня не было намерений опорочить доброе имя полицейского.
– Но у тебя это вышло.
– Я должен выиграть это дело. Любые доводы, которые мне помогут – я буду использовать. После всего ты должен понимать, как никто другой – я намерен выиграть любой ценой. Кто как не ты должен знать, как серьёзно я настроен.
Позже вечером Джеймс Филмор, шеф городского управления полиции, стоял у своего джипа на обочине автострады. К нему подъехал чёрный тонированный седан. Задняя дверь открылась. Джеймс подошёл, посмотрел внутрь, огляделся по сторонам и сел.
– Здравствуй Джеймс, – седовласый мужчина протянул для приветствия руку, на пальцах которой блеснули два массивных золотых перстня.
– Здравствуй, Лучано, – ответил Джеймс, – пришло время вернуть долг.
Лучано Дамброзио был главой крупнейшего в городе мафиозного клана. Если в городе что-то было нелегально – можно было с уверенностью заявлять, что Дамброзио стоит за этим.
– Он зашёл слишком далеко. Обратного пути уже нет.
– И что ты хочешь, Джеймс, чтобы я сделал?
– Один выстрел может всё решить. Это будет выглядеть как заказное убийство. Можешь ли ты оказать мне такую услугу, в уплату старого долга?
– В уплату старого долга могу.
– Это должен быть профессионал. Промах исключен, он должен будет попасть прямо в цель.
– У меня есть такие люди.
– Всё должно выглядеть в нужном нам свете. Я знаю, кто может помочь. Дэв Куман – заместитель Главы Ассоциации людей-адвокатов.
Одинокие машины проезжали мимо. Джеймс Филмор вышел на улицу, дверь за ним закрылась, и седан, не включая света фар, медленно тронулся, скрывшись в темноте. Джеймс сел в свой джип и поехал в другую сторону.
Ещё позднее, в неприлично дорогом ресторане, который закрывался, только когда последний клиент решал уходить, двое мужчин беседовали за столиком. Мистер Лучано Дамброзио, отец городской мафии и мистер Дэв Куман, заместитель Главы Ассоциации людей-адвокатов.
– Я удивлён, что вы позвонили мне в столь поздний час, – сказал Дэв. Он чувствовал себя неуютно, рядом с таким человеком.
– Давно мы с вами не виделись. С тех пор, как роботы заняли ваши места.
– Да, когда-то вы были моим любимым клиентом, – Дэв нервно улыбнулся.
В зале кроме них двоих больше посетителей не было. Подошёл официант и разлил в два высоких бокала отменное вино. Лучано и Дэв вели неспешную беседу. Дэв слегка расслабился. Ровно до того момента, как Лучано Дамброзио сказал:
– Я о том, что, если убрать его с арены, это может решить все ваши вопросы. Я говорю об убийстве.
– Так радикально? Я, конечно же, хотел, чтобы он отошёл от дел, с таким-то подходом к делу, но, чтобы столь крайняя мера…
– Такие нынче времена, мистер Куман, требуют от нас суровых мер, иначе мы останемся за бортом, а корабль уплывет. А мы же с вами привыкли стоять у руля этого корабля.
– Дайте подумать.
– В свете всего это будет выглядеть не как заказное убийство. Когда общество разделилось на противоборствующие и ведущие полемику лагеря, покажется не слишком подозрительным, если кто-то вдруг не совладает с эмоциями и убьёт его, считая виновником всего.
– И подозрения не упадут на меня!
– Именно. Но нам нужно обезопасить и себя и вас. Устранение такой видной цели будет стоить крупную сумму.
– Но таких денег у меня нет.
– А я и не говорю о ваших деньгах. Деньги должен заплатить Глава Ассоциации, Скотт Шерман.
Когда бокалы собеседников опустели, подошёл официант и наполнил их вновь.
– Я вас услышал. Теперь мне нужно всё обсудить с мистером Шерманом. Я думаю, мне удастся его убедить.
– А теперь, – мистер Дамброзио отодвинул свой стул и встал, – я вынужден откланяться.
К столу подошёл мужчина низкого роста, в черных брюках и белой рубашке с коротким рукавом.
– Это Артуро, – представил подошедшего мистер Дамброзио, – вы с ним обсудите детали.
– История не терпит сослагательных наклонений. Не может быть никаких «если», – рассуждала Кларисса Ричардсон, расхаживая перед трибуной присяжных, – мы с вами не жёлтая пресса, которая может в вольной форме рассуждать о возможных вариантах и выдвигать гипотезы что могло быть, если бы всё было по-другому. У нас нет такой возможности. Мы не на телевизионном шоу, где можно вести полемику, пренебрегая всеми имеющимися фактами. Это не соответствует статусу данного места. Мы не сенаторы, чтобы обсуждать, как улучшить жизнь людей в будущем, это не наша компетенция. Мы не законодатель, чтобы обсуждать законы и пути их совершенствования. Это не наша задача. Мы находимся в суде, и мы должны решать конкретный спор, на основании законов, которые мы имеем. Законов, которые действуют в данный момент и которые были нарушены. Я стою здесь перед вами и утверждаю, что робот не мог сдать серийного убийцу. Некоторые называют меня бессердечной, циничной. Придержите свои выводы. У меня есть дети. Когда они выходят на улицу гулять и приходят хотя бы на минуту позже, чем говорили, моему сердцу не спокойно. Когда они не берут трубку моя душа уходит в пятки. Я бы сама хотела удушить своими руками Тима Кенвуда. Но не всегда я могу делать то, что хочу, и не всегда то, что я делаю мне нравится. Но я профессионал, именно поэтому государство доверило мне право обвинять от его имени. Что значит правосудие? Судить по праву. Не по эмоциям, не по нашим чувствам. А по праву. По законам. Законы – краеугольный камень, на котором зиждется современная цивилизация. Робот-адвокат пренебрег ими. Государство доверило ему роль защиты. Колоссальная ответственность. Он пренебрёг этим. Он взял на себя роль обвинителя. Робот пренебрёг государством, которое выстраивалось столетиями и улучшалось для нас с вами. Улучшалось для того, чтобы каждый чувствовал себя защищенным. Века сверхчеловечной работы, которая создала наше общество привели к тому, что робот сам решает кем ему быть, он ставит себя выше закона, который предписывает его поведение, он ставит себя выше людей, которые договорились между собой, что такие законы должны действовать и таков порядок вещей обязателен для каждого. Он ставит себя выше государства, которое определило ему роль в системе правосудия и обязало придерживаться её. Действия TRIAL-KU нарушают не только адвокатскую этику, но и ставят под угрозу общественные догмы. Если мы в суде – воплощении законности, будем пренебрегать законами, какой же мы пример подадим людям? Подорвем доверие людей к законам. Чему следуют люди – то роботу не указ.
Я сидел в кафетерии со своим приятелем – журналистом, который уже восемь лет работал на одном из крупнейших телеканалов, пользовавшимся неплохой репутацией среди зрителей. Я протянул на стол руку, и когда убрал – на салфетке лежала маленькая флэшка.