Напротив кровати на стене висел телевизор, и я как раз ожидал выпуска новостей, которые должны были огласить итог внеочередного утреннего заседания Совета Правосудия при Министерстве Юстиции. Ведущий говорил из телевизионной студии:
– С нами специальный корреспондент, Моника Никшер, ведёт трансляцию прямо из здания Совета. Моника?
– Здравствуйте! – камера показала женщину, стоящую в холле Министерства Юстиции, повсюду за ней сновали люди, и ей приходилось перекрикивать гул толпы, – только что стали известны результаты экстренного заседания Совета! Единогласным решением Скотт Шерман был отстранён от исполнения обязанностей Главы Ассоциации людей-адвокатов, а Дэв Куман был отстранён от должности его заместителя. Они оба сейчас находятся под следствием и суд по их делу должен состояться в ближайшие недели. Им светит крупный тюремный срок за покушение на убийство, взяточництво, подкуп, мошенничество, уход от уплаты налогов и финансовые махинации. Сразу же Совет перешёл к обсуждению кандидатуры нового Главы Ассоциации. Ни у кого не возникло сомнений, что им станет Томас Томпсон, который проявил неистовый профессионализм и преданность своему делу. Совет единогласным решением постановил назначить мистера Томпсона Главой Ассоциации. Официальная процедура состоится, как только мистера Томпсона выпишут из больницы, и он будет готов приступить к исполнению своих обязанностей.
Я выключил телевизор. Закрыл глаза и ощутил искреннейшую радость и абсолютное счастье, которые не испытывал уже долгие годы. Не смотря на ранение и на боль, по моему телу разлилось тепло, излучающее эйфорию. У меня получилось. Я смог. Я воспользовался шансом, и теперь я получал заслуженную награду. Я заслужил её. После всего, через что мне пришлось пройти – только такой итог мог оправдывать все мои действия. Мой план сработал. Если бы я убрал с арены только Шермана, то его место занял бы Куман. Я убрал двоих. После такого громкого процесса, который я выиграл, даже если другие кандидатуры и были, все они были в моей тени. У Совета не было другого выхода, кроме как назначить меня. Общество бы не поняло.
Когда я взялся за это дело, я был готов на всё, лишь бы одержать в нём победу. Это была возможность вернуться в большую игру одним махом, чего я бы не сделал за всю свою оставшуюся жизнь. Моя аргументация была сильна, но я не мог быть уверен, что она наверняка подействует на присяжных. А вероятность проигрыша была неприемлема. Я должен был действовать со всех фронтов, использовать все средства и возможности, которые у меня были и даже которых у меня не было.
Вечером, перед первым судебным заседанием, когда Дэв Куман вышел из моего кабинета и, хлопнул дверью, услышав мой отказ на просьбу проиграть дело, у меня родилась идея.
Тем же вечером я позвонил Джеймсу Филмору, и мы с ним встретились. Мы разговаривали, он поведал мне о снимках жертв Тима Кенвуда, я передал ему бумаги для официального запроса.
Когда мы стояли возле своих машин на окраине шоссе, мимо нас проехал грузовик. Мы постояли в тишине и Джеймс задал вопрос:
– О чём ты хочешь просить меня? По твоему тону во время телефонного разговора я понял, что просьба придётся мне не по вкусу.
– Это мягко сказано, – улыбнулся я, – она тебя ошеломит, и ты подумаешь, что я спятил.
– В таком случае ничего нового. Мы все сумасшедшие. Просто не со всеми людьми показываем это.
– Джеймс, я говорю тебе, потому что уверен – ты воспримешь это нормально. Ты ведь знаешь, как я был счастлив на пике своей карьеры, и как болезненно переносил последние годы. Ты же понимаешь, что для меня это дело – единственный шанс вернуться, и я должен любым способом его выиграть.
– Я желаю этого всем сердцем и помогу тебе всем, чем располагаю.
Тогда я рассказал ему свой план. Джеймс молчаливо слушал и задал лишь один единственный вопрос:
– Ты осознаёшь все возможные последствия?
– Абсолютно.
Перед тем как попрощаться, я сказал:
– Хочешь посмеяться – Дэв Куман, Заместитель Главы Ассоциации, думал, что удастся убедить меня проиграть дело. Он ещё не знает, что этим натолкнул меня на эту идею.
– Он сам себе могилу вырыл, – ответил Джеймс.
Я занялся судебным делом, а Джеймс начал подготовку к реализации моего замысла. Когда я приехал в участок после своей речи о роботах-полицейских, Джеймс сказал:
– Зачем ты так? Все полицейские – это люди. Говоря, ты задел каждого из нас. Мне уже начинать собирать свои вещи из кабинета, на случай, если робот займет мое место?
– Джеймс. У меня не было намерений опорочить доброе имя полицейского.
– Но у тебя это вышло.
– Я должен выиграть это дело. Кто как не ты должен знать, как серьёзно я настроен.
Разъяренное лицо Джеймса вмиг расплылось в улыбке:
– Да я шучу, дружище! Идея твоя и вправду хороша, хоть буду знать после ухода на пенсию, что без меня тут всё не рухнет к чёртовой матери.
– Я думал ты всерьёз… Прости, просто я слишком напряжен.
– Ещё бы! То, что ты задумал… Ты должен как на иголках ходить.
– У тебя есть для меня хорошие новости?
– Лучано Дамброзио. Он должен мне, а я всё никак не обращался к нему за возвращением долга. Я думаю, сейчас наступил лучший момент для этого.
– Отлично. Когда он свяжется с Куманом, он должен будет рассказать правдоподобную историю, в которую тот поверит. И преподнести то, что Куман должен будет сказать Шерману. Я всё продумал. Слушай.
Позже вечером Джеймс Филмор, стоял у своего джипа на обочине автострады, когда к нему подъехал чёрный тонированный седан.
– Здравствуй, Джеймс, – сказал тогда Лучано Дамброзио.
– Здравствуй, Лучано, – ответил Джеймс, – пришло время вернуть долг. Мне нужно, чтобы ты сделал кое-что для Томпсона и для меня. Ему сейчас нелегко. Он зашёл слишком далеко. Обратного пути уже нет. И если он проиграет – потеряет всё.
– Я сделаю это не для Томпсона, а только потому что ты просишь. Что ты хочешь, Джеймс, чтобы я сделал?
– Один выстрел может всё решить. Убедить суд присяжных. Особенно если это будет сопровождаться его последней речью в зале суда. Это будет выглядеть как заказное убийство. Но, разумеется, убийства быть не должно. Выстрел и ранение, не более. Можешь ли ты оказать мне такую услугу, в уплату старого долга?
– В уплату старого долга могу.
– Я обращаюсь к тебе, потому что это должен быть профессионал. Промах исключен, он должен выстрелить точно. Если сантиметром выше или ниже – это убьёт Томпсона, что недопустимо. Он должен будет попасть прямо в цель. Я знаю, что твой человек справится.
– У меня есть такие люди.
– Ты понимаешь, что придётся пожертвовать этим человеком?
– Мои люди преданы мне. Они сделают то, что я им скажу. Я обеспечу ему комфортные условия в тюрьме, и чтобы к нему хорошо относились. А когда он выйдет – он поднимется по карьерной лестнице.
– Хорошо. Всё должно выглядеть в нужном нам свете. У меня есть соображения, как это преподнести. Дэв Куман – заместитель Главы Ассоциации людей-адвокатов. У него зуб на Томпсона, и он не заинтересован в выигрыше дела. Для общественности этого будет достаточно. А для самого Кумана у нас будет другая версия.
Ещё позднее, этим же вечером Лучано Дамброзио позвонил Дэву Куману и сказал, что нужно срочно встретиться. Через полчаса они сидели в одном из самых дорогих ресторанов города и беседовали.
– Давно мы с вами не виделись. С тех пор, как роботы заняли ваши места.
– Да, когда-то вы были моим любимым клиентом, – Дэв нервно улыбнулся.
Дамброзио выжидающе смотрел на него, и Дэв не совладал с собой и спросил:
– Вы же не из-за старых воспоминаний меня позвали?
– Вы всё такой же деловой человек, мистер Куман, сразу к делу. Ладно. Мне известно о вашем желании занять пост главы Ассоциации.
– Конечно, было бы неплохо, но я доволен тем, что имею.
– А много ли вы имеете? Реальных полномочий у вас нет. Уважение, которым люди чтят Шермана – обходит вас стороной. Не врите мне. Вы мечтаете занять место мистера Шермана. Но, будем смотреть правде в глаза – у вас мало шансов. Совет Юстиции через год переизберёт его вновь. Но если бы они только смогли увидеть вашу компетентность. Я уверен, стань вы сейчас Главой вместо Шермана, до окончания очередного срока в течении года вы смогли бы доказать, что будете полезны для Совета на этой должности. Вы из тех людей, которым если предоставляется шанс – они его не упустят.
– Это точно, – он усмехнулся. Лесть ему нравилась. Особенно от такого влиятельного человека как Лучано Дамброзио.
– Вот только этот шанс не подворачивается и не подворачивается.
– Я терпеливо жду, – пожал плечами Куман.
– Уже девять лет. А там ещё пятнадцать готовы ждать? К этому времени люди-адвокаты исчезнут вовсе. И вам останется только на старости лет сидеть и писать автобиографию о том, как тяжело вам пришлось и сколько нереализованных идей осталось.
– И что вы предлагаете?
– Давайте обсудим сначала то, что готовы предложить вы?
– В каком смысле?
– Скажем, если бы вы стали главой Ассоциации, вы бы обзавелись могущественными союзниками из Совета Юстиции. Вы бы смогли лоббировать наши интересы? Поддерживать нас?
– Безусловно. Я всегда считаю, что друзья должны держаться друзей и помогать им.
– Тогда я о том, что, если убрать его с арены, это может решить все ваши вопросы. Я говорю об убийстве.
Дэв Куман выпучил глаза и огляделся по сторонам. Их никто не слышал, они были в зале одни. Да и этот ресторан принадлежал Лучано Дамброзио.
– Так радикально? Я, конечно же, хотел, чтобы он отошёл от дел, с таким-то его подходом к нам, людям-адвокатам, но, чтобы столь крайняя мера…
– Тяжелые времена требуют суровых мер.
– А почему вы заинтересованы в этом?
– Мне нужно, чтобы мои союзники были во всех сферах. Мистер Шерман таковым не является. Он отказал мне, когда я обращался к нему, а такое непростительно.
Фраза прозвучала двусмысленно, и Дэв нервно заерзал на стуле. Ему не хотелось отказывать мистеру Дамброзио, да и то, что он предлагал – было весьма заманчиво. Дамброзио продолжил: