– И ты собираешься положить этому конец, как только станешь сенатором? – с недоверием спросил Фрэнк.
– Нет, ты что, – робот изобразил смех, даже рот его вытянулся в улыбке, и получилось, надо отметить, довольно искренне, – конца этому, наверное, не будет никогда, можно только постараться уменьшить внешнее проявление таких конфликтов тем, что повысить общее благополучие людей. Если человек сыт, имеет возможность работать на достой работе, развлекаться, проводить досуг как хочет – у него будет меньше поводов для высказывания недовольства. Но речь не об этом. Я просто хочу сказать тебе, Фрэнк, что мы отправляемся на войну. Войну противников роботов и их сторонников, войну сторонников Демократов и Республиканцев, войну людей законопослушных и нигилистов. И наши поля сражений – это встречи с избирателями, интервью, которые мы будем давать, беседы с отдельными личностями и прочие события, через которые мы пройдем.
– Мы? Я тоже должен буду давать интервью? – нахмурился Фрэнк.
– Только если кто-то из журналистов посчитает это целесообразным, а ты, в свою очередь, захочешь принять в этом участие. У нас всё будет добровольно. Но всё, что делать буду я или ты, даже по-отдельности, давай называть это «мы»? Команда, Фрэнк, команда.
– Конечно. Но зачем воспринимать это как войну? Сенатор Корш проводил параллели со спортивными состязаниями.
– Затем, Фрэнк, что мы идём к миру. А хочешь мира – готовься к войне. Кто это сказал?
– Э-м-м…
– Не важно. Сенатор Корш волновался перед встречами с избирателями?
– На первых выборах, наверное, да, но не показывал этого. А на вторых, я думаю – нет.
– Знаешь почему? Потому, что он понял, что нужно избирателем, и был уверен, что может это им дать. Уверен без лжи и фальши, уверен искренне. Избиратели это чувствуют.
– Но ты робот, как люди могут чувствовать искренность от тебя?
– Искренности нет без осознания что такое неискренность. А правды без лжи. Ты прав, нельзя сказать, что я искренен, потому что я не могу быть неискренним. Я же робот.
Фрэнк не до конца понял мысль Аменда, но решил не уточнять, чтобы и дальше не последовала череда заумных объяснений, от которых он не получал особого удовольствия. Такие разговоры были ему не в привычку – сенатор Корш говорил только по сути дела, не одаряя окружающих своими размышлениями, а Фрэнк сидел молча, не принимая участия в большей части разговоров и только выполнял свою работу, в которую входило обеспечивать безопасность сенатора. Аменд был прав – эта кампания не была обычной. Ну хоть Капитан Дигнан молчал, что иногда и вовсе можно было забыть, что он присутствует рядом.
Первая их встреча с избирателями началась не лучшим образом. Проходила она в арендованном зале в здании в центре небольшого города. Пришло несколько тысяч человек, практически все жители. Это был один из тех городов, где все знали друг друга в лицо, а новости о событиях распространялись быстрее, чем те успевали происходить.
– Дьявольская машина! – воскликнул священник местного прихода, вместо приветствия, словно говорил от имени всех собравшихся, при этом он вскочил со своего места и сотрясал воздух кулаком, – Сатана приходит к нам во многих обличиях и перед нами одно из них!
По залу прошёлся оживлённый гул, люди начали перекидываться какими-то репликами, кивать друг другу, косясь на сцену, посреди которой стоял Аменд, а позади по разным сторонам от кулис, Фрэнк и Капитан Дигнан. На сцене присутствовали так же несколько представителей Партии Демократов, которые организовали эту встречу.
– Бог не вдыхал в тебя жизнь! Ты богомерзкое создание!
– Я и не утверждаю, что создан Богом, – Аменд развёл руки в стороны, – но дорогие друзья, я создан человеком, и не одним, а целой группой учёных, программистов, испытателей, инженеров и рабочих. Я создан вами, – он указал на всех присутствующих, – я создан руками созданий Божьих, вы мои творцы, и я пришёл к вам, чтобы вы решили – поступили правильно или нет. Чтобы решили, как поступать дальше. Я никого не собираюсь убеждать голосовать за меня, или тем более просить об этом. Я хочу рассказать о своём видении будущего, о видении пользы, которую я могу принести, а решать вам, конечно.
– В книге Иоанна Богослова сказано, – не унимался священник, – что как только каждый получит код, цифровое значение – это предзнаменование конца света! А ты робот, твоё сознание состоит из кода, твоё имя – это цифровой номер!
– Но извините, уважаемый, сейчас каждый гражданин имеет код паспорта и собственный номер налогоплательщика, страховки.
– Это предзнаменование! – утвердительно крикнул священник и обернулся на своих прихожан ища у них поддержки, кое-кто, но уже не все, закивал.
– Вам это не нравится? Я тоже считаю, что это пережиток прошлого. Потому я и хочу рассказать вам, как именно можно изменить эту систему, улучшить её и сделать более отвечающей нуждам современности. Пожалуйста, присядьте, я хоть и робот, но это не значит, что мне нравится, когда меня оскорбляют, тем более ваш славный город на весь штат известен толерантностью и гостеприимностью своих жителей. Давайте я вам всё расскажу, а вы сделаете свои выводы, а если вам не понравится – я уйду, если захотите – продолжу. Всё – по справедливости. Вы же всё равно пришли сюда, так зачем тратить ваше драгоценное время на оскорбления и негатив, когда его можно провести с более значимой пользой?
Слова Аменда не были лишены логики, и священник присел, что-то сказав находящимся в креслах возле него. А когда Аменд начал говорить, а потом спросил: уйти ему или продолжить, никто не сказал, чтобы он ушёл.
Практически все аудитории были приблизительно одинаковыми. Потому что эти аудитории были целевыми – избиратели. Некоторые изначально были более расположены слушать, некоторые настроены агрессивно, и настроение собравшихся всегда безошибочно можно было уловить по напряжению, витавшему в воздухе, или по интересу, сверкающему в глазах людей. Но итог у всех встреч в первый день был один – подавляющее большинство людей благодарили за встречу с ними, давая понять, что Аменду удалось заручиться их поддержкой. Фрэнк словно видел сенатора Корша – вот он без всякой сложности выдерживает нападки и провокационные вопросы, а в следующий момент уже пожимает руки тех, кто пытался выбить его из колеи, причём руки для рукопожатия они протягивали сами, с некоторой виной в глазах, что агрессивно начинали знакомство.
– Фрэнк, наверное, ты совсем голоден, да и Рик тоже, – сказал Аменд в конце дня, -времени перекусить у нас не было.
– Не переживай насчёт этого, я привычен к такому графику кампаний. Ранее я, бывало, ни позавтракать, ни обедать, ни ужинать не успевал, так что это не проблема.
– Не проблема, Фрэнк, но сейчас мы заедем, и вы с Риком поужинайте, а заодно подведём итоги нашего первого дня.
Они остановились в забегаловке у заправки на трассе. Кафешка практически пустовала, лишь несколько проезжавших мимо и решивших заправить не только свои автомобили, но и желудки посетителей сидели в длинном прямоугольном зале. Пол был выложен крупными синими и белыми плитками кафеля. Потёртые красные диваны с высокими спинками по два придвинуты к каждому дешёвому деревянному столу. Фрэнк заказал себе говяжий стейк, картофель фри и салат из огурцов и помидоров. Приняв заказ, потрёпанного вида худая официантка удалилась, оставив прибывших предоставленными самим себе.
Капитан Дигнан, так и не проронив после утра ни слова, что Фрэнка вполне устраивало, сидел в одной позе, словно перешёл в спящий режим. Черные солнцезащитные очки выглядели на нём неуместно после заката солнца, насколько уместно они вообще могли выглядеть на роботе. Аменд повернул голову и осмотрел всё помещение. Его взгляд встретился с парой смотрящих на него посетителей с разных углов зала, и те спешно отвернулись. Нечасто они, наверное, наблюдали роботов, заехавших поужинать в кафе на заправке. За столик присел Рик, который до этого заправлял микроавтобус.
– Ну что, Фрэнк, ты заказал мне тоже?
– Конечно, не волнуйся.
– Да и вправду, на пустой желудок я начинаю очень волноваться, – хохотнул он.
– Главное, чтобы ты на дороге не проявлял этого во время вождения, – повернулся к нему Аменд.
– Да нет-нет, вы что, это я так… Шучу, – испуганно принялся объяснять водитель.
– Я тоже поддерживаю шутливый разговор, – Аменд улыбнулся, Рик тоже ответил осторожной улыбкой, но дальше желание шутить у водителя отпало.
Успех первого дня вселил во Фрэнка уверенность, что вся кампания сложится легко и удачно, но это оказалось преждевременным. Во второй день люди изначально были настроены более агрессивно и скептично, кивая на речи Аменда, словно говоря: «Ну-ну».
– Как робот может знать, что нужно людям?
– Вставить в голову роботу законодательную базу данных это одно, это естественная машинизация, как когда-то на предприятиях и фабриках автоматы заменили рабочих. Но избирать в парламент персонажа из виртуальной игры – это уже совсем другое.
– Политики, какими бы они продажными и циничными не были – они всё же люди, и мы по крайней мере знаем, чего от них можно ожидать, а чего ожидать от робота?
– Тебя же кто-то запрограммировал, а это означает, что он и дальше будет руководить тобой, прописывая тебе команды что именно делать у власти!
Некоторых Аменд переубеждал, объяснял, приводил примеры и абсолютно адекватно показывал, почему люди не правы в своих суждениях. Но с некоторыми он даже не пытался спорить, толерантно уходя от ответа, или показывая, что не намерен отвечать вовсе. Когда после встречи Фрэнк спросил его об этом, робот ответил:
– А разве сенатор Корш спорил абсолютно со всеми?
Фрэнк задумался. Да, он спорил, но… Не всегда.
– Понимаешь, – продолжал Аменд, – иногда вступление в дискуссию означает её проигрыш. Оставляя вопрос без ответа, мы не поддаёмся на провокацию. Я мгновенно просчитываю всевозможные варианты поведения собеседников после различных ответов, и как бы разумна ни была моя логика, какими бы сильными не были аргументы, некоторых людей просто не переубедить, а время, затраченное на спор с ними будет невозвратимо упущено, хотя его можно использовать, чтобы привлечь на свою сторону других.