Результаты турнира не были приняты ФИДЕ для корректировки рейтинга. ФИДЕ неоднократно заявляла, что она — вне политики. Неправда!
Глава 26 МАТЧ В МЕРАНЕ
Я не написал книгу о матче 1981 года в Меране. Накануне поединка рейтинг у Карпова и меня был примерно одинаков: у него 2705, у меня 2695. Казалось, предстоит серьезная борьба. Но этого не случилось. Я явно недооценил силы, возможности могучего Советского Союза и его шахматных дружин. Глядя со всех возможных углов зрения, матч стал для меня полной катастрофой. А на шахматной доске это было форменное избиение. Я проиграл матч со счетом +2–6 при 10-ти ничьих.
Довольно слабый результат, но я, субъективно, оценивал его как прекрасное спортивное достижение. Ибо давление Карпова в матче от начала и до конца было подавляющим, ибо каждые пол-очка я вырывал в страшной борьбе, чуть ли не зубами. Я не написал книги об этом матче, а зря. Советские предпочли не вспоминать о нем. Видимо, им самим было неудобно вспоминать, что они там творили, какими махинациями обеспечили победу Карпову. То, что было в Багио три года назад — мелкая стычка, репетиция — не очень удачная — настоящей войны. Которая произошла на итальянской земле…
Карпов привез с собой из Москвы 43 человека. Позже к нему прибыли еще люди из посольства в Риме. Всего в войске Карпова оказалось около 70-ти человек. Как в армии Суворова, каждый солдат знал свой маневр. Чем занимался сосед, ему, солдату, было неизвестно. Полную картину о происходящем на поле сражения имели только три человека: полководец, «черный полковник» юстиции Батуринский, скромный потребитель продукции семидесятиголовой гидры Карпов и пресс-атташе советского лагеря Рошаль.
Соблюдалась, как я уже сказал, полная секретность. Советские привезли с собой три контейнера груза. Четыре часа они ожидали в миланском аэропорту разрешения пропустить груз без досмотра и добились своего. На вопросы, что в контейнерах, отбивались шутками: Карпов, мол, любит читать. Груз был помещен на даче, которую организаторы предоставили Карпову.
Дача чемпиона охранялась полицией. Ни один иностранец туда не был допущен. Во время матча в Меран приехала группа советских туристов. Ни одна советская женщина, не исключая жену Карпова, не смогла посетить дачу. Как только окончилась последняя партия, в тот же вечер пришли грузовики и под покровом темноты увезли оборудование. Если позволительно делать догадки — это было, действительно, сверхсекретное оборудование, часть из того, что Советский Союз готовил к войне против остального мира.
Круговая порука, документы в КГБ с грифом «хранить вечно», то есть ни за что не публиковать тайны. Прошло 24 года. Батуринский умер, не проронив ни слова. Когда разговариваешь с Рошалем, складывается впечатление, что он лучше примет ампулу с ядом, чем что-нибудь расскажет. Придется рассказать мне. Кое-что, мною замеченное. От фактов достоверных до других, близких к гипотезам.
Карпов за доской — не джентльмен; точнее, «и за доской». Улучив момент, когда судья не смотрит на него, этот шкодливый школьник старается воздействовать на своего противника любыми нешахматными средствами. У нас были дорогие подвижные кресла. Когда наступала моя очередь хода, Карпов зачастую начинал крутиться в кресле, сидя за столом. Однажды в середине матча я не выдержал и сказал ему: «Гаденыш, не крути стул!» Гаденыш — это кличка, данная ему в детстве его сверстниками-шахматистами. Какой тут поднялся шум! После партии собралось жюри — судить меня. Фигурировали два документа: заявление Карпова — конечно, о том, что я мешал ему думать за доской; и запись разговора, сделанная советскими. Значит, как только я открыл рот, сидящие в первом ряду советские включили магнитофон и записали разговор. А все-таки, как это произошло технически? Я открыл рот, а они включили?! Неправдоподобно. На самом деле, на протяжении пяти часов игры каждый день они сидели в первом ряду с высокочувствительной аппаратурой, записывая мое физическое состояние — пульс и давление крови в зависимости от положения на доске, в зависимости от силы ходов Карпова. Неплохое подспорье для подготовки к очередной партии…
Конечно, это следовало пресечь, выгнать советских с первых рядов. Но не с моими правами беженца, не с опытом этого адвоката из провинциального городишки Гларуса. Само политическое сознание этого человека — левого социалиста противоречило духу борьбы в этом матче: советские, с их колоссальным численным и техническим превосходством, были намерены сломить меня раз и навсегда, а мой шеф и не думал бороться против них, он был обеспокоен лишь возможностью улучшить взаимоотношения с милыми советскими людьми… Как я играл, что мне мешало — его это ничуть не интересовало. Ни разу за время матча он не пришел побеседовать со мной по душам. Помнится, я проиграл 4-ю партию, а он подошел к Петре и предложил ей вечерком пойти потанцевать. К огорчению руководителя делегации, идея похода на танцы была отвергнута партнером… Газета «Советский Спорт» от 12.11.1981 со ссылкой на пражскую «Руде право» сообщает: «Адвокат, защищавший своего клиента, с течением времени, когда лучше узнал Карпова, начал менять мнение. «Против кого и с какими аргументами я должен защищать Корчного?» — заявил он на одной из встреч с журналистами». Очевидно, член судейской коллегии гроссмейстер Мирослав Филип снабдил «Руде право» этой информацией.
Когда-то, за пару лет до Мерана адвокат из Гларуса вызвался помогать мне бесплатно. Заявление это было позабыто. И он не гнушался урвать, где только мог. В контракте с организаторами было записано, что оба участника обеспечиваются на время матча дачами. Карпову ее предоставили, а я на получении дачи не настаивал. Вместо нее организаторы должны были бы предложить (в качестве неустойки) денежную компенсацию. Я этих денег никогда не увидел…
Признаться, у меня не было претензий к моему шефу во время предыдущих матчей. Но здесь его будто подменили. Он просто мечтал быть принятым в советские ряды, стать для них родным! Забегая вперед, отмечу, что его старания увенчались успехом. Не прошло и трех лет после окончания матча, как он подружился с Карповым. Спустя еще несколько лет Бродбек стал финансовым и юридическим представителем Карпова в Западной Европе. Ну, а Карпов, не сыграв ни одной партии во внутренних швейцарских соревнованиях, с подачи своего швейцарского друга попал в список сильнейших швейцарских шахматистов!
Как это случилось технически? По-видимому, их приятельские отношения стали завязываться во время матча. Не случайно адвокат оказался единственным из моей группы, кто пришел на церемонию закрытия матча в Меране. А в 1984 году, когда у Карпова возникли проблемы с его миллионом, заработанным по контракту в Гонконге, и ему потребовалась юридическая консультация по финансовым вопросам в Западной Европе, он разыскал милого швейцарца, и тесные отношения были установлены.
Я с удовольствием читаю книги по психологии, но никогда не поднимался до уровня профессионального психолога. Все же попробую разобраться в образе мышления 12- го чемпиона мира. В Советском Союзе и, конечно, в России — огромная разница в образе, да и в уровне жизни между крупными городами и провинциальным миром — селами и мелкими городами. Происходит миграция: население бежит из тьму-таракани в Москву, Петербург, Нижний Новгород… Родившийся на Южном Урале в городишке Златоуст Анатолий Карпов переехал затем вместе с семьей в расположенную недалеко от Москвы Тулу, потом в Москву, Ленинград и снова, на этот раз насовсем, в Москву. Однако навсегда, на всю жизнь он сохранил комплекс неполноценности маленького мальчика из провинции, попавшего в крупный культурный центр. Комплекс этот подстегивал юношу добиваться успехов за шахматной доской, расширять свою коллекцию почтовых марок, зарабатывать больше денег. Но ни звание чемпиона мира, ни миллионы накопленных долларов — ничто не помогло Карпову избавиться от мучительного комплекса, приобретенного в детские годы. Как следствие: вероятно, когда он впервые увидел меня, я произвел на него сильное впечатление, и он начал подражать мне. В большом и малом. Мое окружение, мои люди тоже произвели на него впечатление. Я оказался для него не только образцом для подражания, но и главным врагом — тем, с кем в первую очередь предстояло бороться.
Чтобы лишить меня силы, следовало убрать людей, помогавших мне. Карпов стал переманивать их на свою сторону. Это превратилось у Карпова в привычку — началось Фурманом, а закончилось Бродбеком. А между делом… посмотрим. Рассказывая о матче в Багио, я упомянул о полученном мною письме вместе с флагом из американского штата Техас. Не прошло и трех лет после публикации моей книги, где я рассказал об этом эпизоде, как и у Карпова появились связи со штатом Техас (а не с каким-либо другим из пятидесяти американских штатов!) Я выпустил книгу «Шахматы — моя жизнь»; не прошло и года, как Карпов выпустил книгу с таким же названием. Карпов подсмотрел, что Петра водит машину «Ауди», и купил себе такую же. Мой серый глянцевый костюм произвелна Карпова впечатление — он купил себе такой же! Ну, и совсем недавно, в 2002 году в университете в Молдавии мне присвоили звание почетного доктора. Такого Карпов стерпеть не мог: не прошло и года, как ему удалось заполучить звание почетного профессора в петербургском университете!
Помните, Ботвинник написал: «Карпов бесплоден, как стерилизованная самка». А вам, читатель, никогда не ставили пиявки?
…Но я отвлекся от рассказа о заседании жюри во время матча в Мерано. Оно, как и полагалось, сурово осудило меня за нарушение этики и присудило меня в случае повторного нарушения к 12 000 швейцарских франков штрафа.
У меня, вообще, нормальные глаза. До шестидесятилетнего возраста, за редким исключением, никогда не болели. Ношу очки, но могу читать и без них. Во время матча в Районе 5-й партии меня увидел мой болельщик, врач из Белграда, и ужаснулся: «Что с вашими глазами?!» Я не придал тогда этому разговору серьезного значения. Сразу после окончания матча, еще не успели отъехать грузовики с дьявольским грузом, я почувствовал сильнейшую резь в глазах. По-видимому, во время матча я был подвержен облуче