Встречали тепло: старые знакомые и представители организаций. Была организована публичная встреча в огромном зале. Народу пришло видимо-невидимо!
Нас с Петрой поселили в гостинице, которая раньше предназначалась для работников обкома, она и находится недалеко от Смольного. Петра стала жаловаться, что в номере много комаров, а я говорю: «Ну, что делать, Петр построил город на болоте!» Потом через пару дней я решил убить комаров. Я поставил стул, полез наверх — оказалось, что все комары уже убиты. Я говорю Петре: «На Западе нет такого сервиса!»
Мне потом довелось не раз бывать в Санкт-Петербурге. В 1992 году город находился в тяжелейшем экономическом положении. После стало лучше…
А у меня в Петербурге возникли проблемы со здоровьем. Самолет еще только садился в Пулково, а у меня что-то случилось с глазами — стало трудно смотреть. Я говорю жене: «Плохо с глазами», а она отвечает: «Бывает, у меня тоже не все в порядке». Наконец, когда мне стало совсем нехорошо, меня надоумили пойти в глазную лечебницу, прославленную на всю Россию клинику Федорова. Я приехал туда, зашел. Полно народа, очереди. Но, орудуя недавно полученным швейцарским паспортом, я уже через 10 минут пробрался в самые высокие сферы. Меня обследовали в течение часа. Потом без задержки собрали консилиум врачей. Говорил главный хирург клиники Леонид Горбань: «У вас отслоение сетчатки в тяжелой форме. Вам нельзя лететь самолетом, это еще более ухудшит ваше состояние. Вечером вы должны лечь в нашу клинику. А завтра утром вам будет сделана операция. Операцию будут делать я. За успех не ручаюсь…»
Скажите, как должен реагировать пациент на такую речь? Я заплатил за все анализы и бежал. И не вернулся. Я связался с женой, которая была уже дома, в Волене, и она организовала мне рандеву с профессором клиники Цюрихского университета Мессмером на следующий вечер. Я купил новый билет на рейс до Цюриха. Прямо из аэропорта я направился в клинику. А утром профессор сделал мне операцию. Будем справедливы к петербургскому врачу — он прекрасно знает свое дело! Швейцарскому профессору в результате многочасовой операции при полном наркозе не удалось полностью залечить глаз. Через три дня он провел новую, дополнительную операцию при местном наркозе и, наконец, восстановил сетчатку.
Глава 35 МАРОЦИ
Это случилось летом 1985 года. Мой знакомый позвонил мне и спросил: «С кем из усопших гроссмейстеров вам хотелось бы сыграть?» Подумав, я сказал: «С Капабланкой, Кересом, Мароци…»
Как я узнал через пару лет, мой знакомый, доктор В. Айзенбайс был председателем швейцарского парапсихологического общества. Через неделю после первого звонка он позвонил снова: «Мы не нашли там (!!) Капы и Кереса, но Мароци нам ответил. Теперь ваш ход!»
В чем, собственно, дело? Господин Айзенбайс, большой любитель шахмат, решил провести эксперимент, связанный с шахматной игрой. Чтобы доказать существование души, независимой от тела, и как следствие — возможность многократного переселения души в тело живого человека. Что означало «мы не нашли там Капу и Кереса…»? Что их души переселились в новые тела!
Меня обычно спрашивали, верю ли я в переселение душ.
А почему я должен был верить?! Меня избрали как инструмент эксперимента, не спросив — что я об этом думаю. Но людям, которые настаивали, я отвечал, что много читал об этом феномене и склонен верить.
Как, технически, проходила игра? М-р Айзенбайс звонил мне, узнавал мой ход и сообщал его медиуму. Роберт Ролане, пожилой человек, который родился в Румынии, а поскольку его отец был немец, проживал в Германии недалеко от Бонна, был медиумом. В состоянии транса он, видимо, оказывался в контакте с Мароци, и под влиянием его речи начинал быстро писать. Большей частью он писал по-немецки, но иногда и по-венгерски, хотя этим языком Ролане почти не владел.
Напомню, что Геза, или, как пишут венгры, Ge'za Maroczy, был знаменитым гроссмейстером первой трети XX века, соратником Ласкера, Пильсбери, Рубинштейна, Тарраша, Капабланки… Он внес значительный вклад в развитие современной теории. Он разговаривал на многих языках, но, будучи гражданином Австро-Венгрии, говорил безукоризненно в первую очередь по-немецки и по-венгерски.
На протяжении всей игры я не видел медиума. М-р Айзенбайс осуществлял контакт между нами, сообщал мне ходы Мароци, а иногда передавал мне и некоторые страницы, исписанные медиумом, вероятно, под диктовку Мароци. Кстати, мне сообщили — медиум понятия не имел о шахматах!
Итак, игра началась. Меня попросили не пользоваться доской и шахматами, поскольку у Мароци этого оборудования нет. А года через два сказали, что я могу изучать позицию на доске — у Мароци появились шахматы… Мы разыграли французскую защиту, дебют, где мне знакомы все тонкости. Возник острый вариант, где черные жертвуют пешку за инициативу. Тут я получил вопрос от Мароци: играть ли нам по старой дорожке, проложенной в 30-е годы, или по новой, разработанной Эйве и другими гроссмейстерами в 50-е годы. Я не ответил. Мароци, фактически, выбрал второй, новый путь. Что возбудило подозрение многих людей — Мароци умер в 1950-м году; не ясно, располагал ли он на небесах шахматной информацией…
И конечно, меня спрашивали, действительно ли я играл с Мароци, или это был искусно поставленный фарс? С целью добиться паблисити тому парапсихологическому обществу, его председателю — ради солидных дивидендов в будущем. Эта проблема меня не очень волновала. Моя задача была сыграть партию. А с кем?.. Некоторые намекали мне, что все было в руках у м- ра Айзенбайса, что он мог столкнуть меня с кем угодно, даже с Каспаровым! — в случае, если нашелся спонсор с сотней тысяч долларов в руках. Я лично за эту игру не получил ни цента.
Но что я заметил, играя эту партию: первую часть, дебют, мой противник играл очень слабо. Это нетрудно понять, если учесть, что он лет 50 не имел практики и у него не было даже шахматной доски! А потом, когда мы перешли в эндшпиль с лишней пешкой у меня, я вдруг ощутил настоящее сопротивление! Закралась мысль, что я должен быть осторожен, иначе могу и проиграть! Я вспомнил, что мастера прошлого охотно, мастерски разыгрывали эндшпиль…
У авторов эксперимента были тоже сомнения — идет ли игра с Мароци или с кем-нибудь другим. Решили это проверить — спросить имя не очень известного игрока, с кем Мароци когда-то встречался. Спросили «Romi», с ним Мароци когда-то с трудом сделал ничью. Мароци ответил, что такого, из четырех букв, он не знает. Но в 1930 году ему по счастью удалось спасти партию против «Romih». Решили проверить еще раз. Спросили про турнир в Карлсбаде 1929 года. Мароци назвал имена многих участников, сказал, что турнир выиграл Нимцович, «исключительно несимпатичная личность»… Спросили Мароци про партию Земиш — Капабланка, где великий шахматист зевнул фигуру на 8-м ходу. Он ответил: «Капабланка очень нервничал в этот день. У него был роман с грузинской принцессой (Ольгой, это имя он не произнес — В.К.). Она сидела в зале, но в этот день в Карлсбад приехала жена Капабланки и тоже пришла в зал».
Партия продолжалась много лет — я был много занят в соревнованиях, медиум часто болел и был не в состоянии войти в контакт с кем-либо в этом мире, а тем более в потустороннем. Иногда, сказали мне, и Мароци был не в настроении играть — ему было скучно. Наконец, в 1993 году партия закончилась. Я выиграл. Мароци пожелал мне успеха в будущих соревнованиях.
Осенью 1992 года телевизионная студия, расположенная в Кельне, устроила передачу под названием «Необъяснимое» и пригласила нас, всех троих, рассказать об эксперименте. Во время этого шоу я познакомился с медиумом. А вскоре после окончания партии Роберт Ролане умер. Др. Айзенбайс сказал: «Не случайно, что он умер только после окончания партии. Ему было предопределено свыше довести эксперимент до конца».
Новость об этом эксперименте распространилась по всему миру, не только шахматному. Др. Айзенбайс постарался удовлетворить всеобщее любопытство. Заканчивая свои выступления в прессе фразой: «…Мы снова доказали, что кроме жизни на Земле существует и другая жизнь!»
Глава 36 ВЕЙК-АН-ЗЕЕ, ТУРНИРЫ ВАН ООСТЕРОМА И ДРУГИЕ СОРЕВНОВАНИЯ
Шахматный праздник в Вейк-ан-Зее; великолепное, волнующее зрелище! В огромном зале, в здании у берега Северного моря сотни людей — вся шахматная Голландия — заняты любимым делом. Приглашены гости из десятков стран мира. Играют люди всех возрастов, всех шахматных уровней. Приятно смотреть, любого гостя охватывает здоровая зависть!
С 1968 до 2000 года включительно я много раз участвовал в турнире, не всегда с успехом, но всегда с удовольствием. А на пьедестале почета я был четыре раза. Два раза, будучи советским гражданином; памятные трофеи за победы в 1968 и 1971 годах — конструкции из металла — я, убегая из Союза, оставил, и они пропали. Но я завоевал новые…
Запомнилось мне происшедшее во время турнира 1984 года. Климат Вейк-ан-Зее тяжелый. Бывают снегопады, такие, что на два шага вперед не видать, сильные ветры, бывает довольно холодно. Случаются резкие перемены погоды. Здоровому человеку все эти причуды природы нипочем, а у больных людей может обостриться болезнь. В какой-то день я почувствовал себя неважно и решил съездить в больницу в прилегающий город Бевервейк. На обследование в больнице мне понадобилось больше времени, чем я предполагал. Я явно опаздывал на тур. Играть мне предстояло черными с Белявским. А был это самый первый турнир после того, как советские сняли с меня бойкот. Я дозвонился до судей, сообщил, что я несколько опаздываю, поскольку должен был посетить больницу. Я приехал, мои часы шли, с дефицитом 20 минут я собрался играть. Но Белявский отказался! По его настоянию мы разделили время пополам. А партия оказалась самой важной в турнире — я спас худшую позицию, и мы в итоге разделили первое место.
И еще раз мне улыбнулось счастье. В турнире 1988 года я проиграл личную встречу конкуренту — молодому Найджелу Шорту, но сумел его догнать в последнем туре. Мы разделили первое место.