— Для чьих очей мое очарованье,
Кто мой попутчик в дальнем караване?
Дельарам не знала, как попал сей предмет к Джаваду, но она любила это странное произведение искусства. Она часами могла стоять перед высокой подставкой и смотреть на хрустальный купол. Иногда амулет вспыхивал ярко-красным светом, и тогда она падала в изнеможении на пол, вновь ощущая в себе могучий орган покойного Джавада, извивалась на полу от наслаждения, испытывая необыкновенное счастье, которое давно недоступно ей с другими мужчинами. Ибо валятся все с ног, как и этот вот, что лежит сейчас на полу. Она даже имени его не знала — зачем оно ей. Он не похож даже на бледную тень ее ушедшего в мир иной возлюбленного.
— Иди сюда, — властно произнесла она. Голос ее заставил бы задрожать и мертвого и восстать из могилы. Мужчина одним прыжком подлетел с ковра и встал на ноги, которые дрожали еще от пережитого оргазма.
— Да, госпожа моя, иду.
Он подошел и в недоумении уставился на странный предмет, с которого не сводила глаз царица.
— Смотри на него, — с едва скрываемым презрением произнесла Дельарам. — Не отрывай от него взгляда, пока не почувствуешь в себе силу не упасть расслабленно, едва начав.
Оставив униженного и разозленного мужчину у подставки, она прошла к своей огромной постели и улеглась на тонкую, нежную, восхитительно прохладную ткань. Амулет был волшебным — он придавал мужчинам силу, но не настолько, насколько желала ненасытная Дельарам.
Он очень долго стоял, не в силах отвести взгляда от переливающегося кровавым цветом предмета. Его собственный фаллос постепенно набухал, в жилах вновь заиграла кровь, и вновь безумно захотелось обладать этой своенравной женщиной, распростертой сейчас на роскошной постели. В окно пробились первые робкие лучи рассвета.
Он осторожно сел на край постели пред царицей, впитывая в себя слепящую красоту ее тела, и робко провел по смуглому бедру.
— Не надо, — холодно произнесла Дельарам, не открывая глаз. Презрение открыто сквозило в ее голосе. — Не трать сил понапрасну, приступай к делу, пока я не позвала стражу.
Он проглотил подбежавший к горлу ком и взобрался неуклюже на царицу. Она железными холодными пальцами безразлично и уверенно обхватила его фаллос, оцарапав больно мошонку острыми твердыми ногтями, отточенными по краям, и вставила его в себя. Мужчина навис над ее нежной грудью своим волосатым черным торсом, упершись в постель обеими руками, и принялся совершать резкие сильные толчки, стараясь причинить боль этой столь ненавистной и такой желанной красавице. Она равнодушно открыла глаза и уставилась неподвижным взглядом в расписной потолок покоя. Мужчина разозлился, толчки его были сильны и резки, голова ее дергалась от толчков, но ни искры жизни не мог увидеть он в этих ледяных черных глазах. Пот его холодными неприятными каплями ударялся в ее грудь.
«Как все нестерпимо скучно — нет в мире второго Джавада. Даже в таком темпе он не продержится долго, — думала Дельарам. — И орган его не столь упруг, не столь могуч, и лицо его обезображенно бессильной похотливой гримасой…»
Она вдруг застонала, изогнулась вся дугой, упираясь плечами в постель, и с силой сдвинула ноги. Он недоуменно открыл глаза и туманным взглядом посмотрел на сжатые в экстазе карминовые губы царицы. Рука ее уверенно протиснулась меж прижавшихся друг к другу тел, и сильные пальцы сомкнулись у основания вонзившегося в ее лоно органа. Остро наточенные ногти привычно и сильно сомкнулись, разрывая трепещущую плоть, второй рукой царица властно и беспощадно отталкивала мужчину от себя.
Он закричал — тонко и страшно, от боли и от ужаса. Он понял, что пришел последний миг его, но он не предполагал погибнуть от руки царицы, он надеялся умереть как воин — от сабли, что отсечет его голову. И не было у него сил ни душевных, ни физических сопротивляться этой обольстительной фурии. Кровь брызнула на нежное смуглое тело царицы, предмет гордости неудачливого мужа на одну ночь остался в чреве ее, а неожиданно для него самого кастрированный мужчина схватился руками за кровоточащее место и корчился рядом, пачкая нарядные тонкие ткани. Чего угодно он ожидал, но только не этого!
Дельарам сжала крепко ноги, чтобы не вывалилось ее приобретение, и набросилась на свою жертву, раздирая острыми ногтями кожу груди его, пытаясь добраться до сердца, впившись губами в губы его, подавляя животный крик и стараясь задушить несчастного. В этот момент она испытывала настоящее наслаждение, запах крови заменял ей любовный оргазм. Она оторвалась от потерявших цвет губ мужчины и жемчужными зубами впилась в тщательно выбритую шею, разрывая в клочья податливую плоть.
Наконец она оторвалась от бездыханного тела, которое покинули последние жизненные силы, и встала с постели, вытирая о свое нежное тело окровавленные руки. Она медленно подошла к амулету на покрытом черным бархатом высоком постаменте и опустилась на колени.
— О всевышний Аллах! — страстно обратила она свои очи в потолок. — Услышь мои молитвы, пошли мне мужчину, достойного любви. Я грешна, я слаба, я погубила моего Джавада. Но сжалься надо мной, всемогущий и милосердный, избавь меня от невыносимых страданий. Избавь мужчин моего народа от бессмысленной гибели — они не виноваты, что не могут сравниться с бесподобным Джавадом!
Она выпрямилась во весь рост. В узкие высокие окна зала пробивался нежный розоватый свет. Она подошла к огромному зеркалу и долго стояла перед ним, купаясь в лучах рассвета, — обнаженная, стройная, с взлохмаченными упрямыми черными волосами и измазанная в крови она была прекрасна и ужасна одновременно. Флейта выводила устало душещипательную проникновенную мелодию. Царица глубоко и печально вздохнула.
— Стража! — наконец повелительно крикнула она.
Тяжелые двери тотчас распахнулись, и на пороге появились ее телохранители с обнаженными саблями в руках.
— Уберите это… — Она махнула брезгливо рукой в сторону постели, ничуть не стесняясь своей наготы. — И позовите служанок, пусть вымоют меня.
Стражники с осунувшимися от бессонной ночи лицами привычно подхватили бездыханное тело, стараясь не смотреть на свою повелительницу. Они потащили очередную жертву к дверям, и вдруг Дельарам случайно перехватила пожирающий ее тело взгляд одного из охранников. Она резко повернулась в их сторону.
— Ты хочешь меня? — жестко, властно, но в то же время с надеждой спросила она.
Охранник выронил в ужасе руки мертвого, и тело со стуком упало на пол, пачкая кровью дорогой ковер. Стражник грохнулся на колени и взмолился:
— Пожалей раба своего, солнцеподобная. У меня больная жена и двое маленьких детишек дома! Я выколю глаза свои за то, что осмелились они взглянуть на бесподобную госпожу мою.
— Иди, — властно сказала Дельарам. — Ты вряд ли сильнее, чем этот. — Она презрительно кивнула на остывающее тело. — И грех оставлять детей сиротами без нужды. Но чтоб я больше не видела тебя.
Не переставая повторять жалкие и несвязные слова благодарности, стражник подхватил тело несчастного, и охранники поспешно покинули зал.
Свечи погасли, но за окнами набирал силу прекрасный весенний день. Дельарам подошла к окну и набрала полную грудь чистого горного воздуха. После непродолжительного беспокойного сна предстоит долгий утомительный день, отягощенный думами о судьбах страны, о новых фирманах и о войне с соседним Фархадбадом, ибо требуются новые пленные.
В это время в лучах рассвета к городу подъезжал на великолепном белом коне усталый всадник, дремлющий в седле, но в любое мгновение готовый выхватить острый двуручный меч, дабы защитить себя и покарать нечестивцев.
2
Радхаур дружелюбно потрепал по гриве верного Пассесерфа. Конь послушно остановился у городских ворот. Пассесерф был утомлен, за долгое путешествие подковы стерлись, когда-то богатая упряжь прохудилась. Доспехи коня, как и собственные, впрочем, пришлось давным-давно запрятать в укромном месте на берегу широкой ленивой реки, названия которой Радхаур не знал. И надежды, что он сумеет найти их, у него не было. Хотя если очень захотеть, то можно воспользоваться способностями Алвисида. Но после этого всегда болит голова. Хорошо, что не пришлось прятать в камнях и единственного надежного друга — меч по имени Гурондоль, не раз спасавший ему жизнь. Стараниями Хамрая у него была охранная грамота шаха Балсара, при виде ее нечестивцы ворчали, но разрешали проезд вооруженного христианского рыцаря по своей территории.
Радхаур отер пот со лба и посмотрел на запачканную руку — давно на его пути не попадалось городов, где можно было бы привести себя в порядок. Его боевая кожаная куртка цвета бычьей крови от въевшейся в нее пыли, стала серой, а позумент на рукавах из позолоченного превратился в грязно-черный и отрывался. Сапоги прохудились, и пора было доставать из мешка новые. Он провел ладонью по щеке — семидневная рыжая щетина больно кольнула его. Он знал, что щетина отнюдь не украшает его, а спутанные грязные белокурые волосы сосульками упираются в плечи. Он развязал стягивающую волосы и прикрывающую голову от знойного восточного солнца алую повязку, встряхнул и перевязал ее. Да, недостойное рыцаря зрелище сейчас он из себя представляет. Но не перед неверными же красоваться, а любимая Рогнеда далеко отсюда, перекатывает свои прозрачные воды и ждет, когда он в последний раз отразится в них и отправится в поход за сердцем Алвисида. Чтобы вернуться победителем и спасти ее от опостылевшего водного плена.
— Куда направляешься, франк? — грубо спросил его неопрятный стражник, с сизым набухшим носом и ужасающими мешками под глазами.
Рука потянулась к мечу в негодовании, но Радхаур усилием воли сдержал себя. К воротам подошли еще четыре стражника, выглядевших весьма солиднее первого. Конечно, убивать неверных, избавляя землю от скверны, — святая обязанность любого благочестивого рыцаря, но ни в коем случае нельзя забывать о деле, которому он посвятил последние двенадцать лет. Он ясно чувствовал, что цель его путешествия рядом, совсем близко, где-то в центре этого аляповатого, кичащегося безвкусной роскошью, огромного муравейника сарацин.