Еще некоторое время они сидели друг напротив друга. Потом поднялся Янне, надел куртку, завязал шарф, закинул рюкзак и, не прощаясь, вышел из ресторана.
Заснеженный пейзаж за окном был полон движения: он вздымался, уходил вниз, поднимался, падал, выравнивался. Иногда рядом шумели деревья, потом они исчезали и вместо них появлялась равнина. Я был один на последнем ряду сидений автобуса, окно холодило плечо. Пришлось долго держать телефон в руке, прежде чем он нашел сеть и я смог позвонить. Объяснил, что хочу сделать анализ воды из колодца в нашем родовом поместье и что все пробы уже взяты. В ответ послышалось, что лаборатория находится неподалеку от Хельсинки, в Вантаа, и что я могу принести их к ним, предварительно заполнив бланк с указанием места расположения поместья и прочие обязательные сведения. Ответил, что все решаемо.
Еще через секунду я послал сообщение. Маарит ответила тут же. Сообщила, что уже в Хельсинки и что мы можем встретиться. Судя по всему, ее тоже устраивала переписка – вряд ли мы оба хотели бы сейчас слышать голоса друг друга. Подумалось, в чем можно было бы обвинить Маарит, или в чем она могла бы меня обвинить, да и вообще, в чем суть дела. Между нами случилось много неподходящего и неприличного: мы видели, как погибает человек, и были даже частично виновны в этом, а еще раньше у нас была пьяная ночь страсти, и она, как мне теперь казалось, была либо обоюдной ошибкой, либо сознательным стремлением просто воспользоваться другим.
И отец – вся наша встреча, все, о чем мы говорили, – не выходил у меня из головы. Слова обрели новые смыслы, интервалы между строками стали больше. Его голос то звучал громогласно, то затихал, то слышался вблизи, то доносился издалека, как бы с другого берега. Значения и смыслы случившегося не укладывались в голове, но при этом казались такими обыденными и, более того, разумными. Надо подумать о нем как о человеке: шестидесятилетний, уже немолодой мужчина пытается завязать отношения с людьми, которых он оставил когда-то в позапрошлой жизни. Одно это ощущение вызывает грусть и шок, а самым сложным здесь является то, что я вполне могу вжиться в такое его состояние. Я понимаю своего отца. В этой части. В остальном же… То, в чем он сознался, казалось тотальным кошмаром.
Халонен сказал, чтобы я звонил ему, если вспомню что-нибудь или узнаю о чем-нибудь.
У меня-то сердце разрывалось от мыслей об Элле – о моей девочке, о моем милом ребеночке. Как бы мне ни хотелось думать, что я никогда в жизни не повторю ошибок своего отца, именно это и происходило, причем весьма легко. Тут можно спокойно нарисовать картину будущего: я объясняю содеянное Элле, я пытаюсь убедить ее в том, что она может мне доверять, что есть причины того, что я изначально предал ее, оставил ее.
Один момент я усвоил: работа сохраняет голову светлой, работа спасает, когда все остальное бессильно. Я работаю над статьей, ее соль – в сумке рядом. Я знаю многое, что другим не известно, скажем, другим журналистам.
Горная компания пытается нарастить прибыль за счет уничтожения окружающей среды; компания, директоров которой – очень может быть – кто-то одного за другим истребляет. Эта мысль напомнила об активистах. Интересно, подозревает ли полиция их в происходящем? И какое отношение имеет к ним Маарит?
Сделал, как обычно поступаю когда под рукой нет карандаша и бумаги: послал сам себе мейл. Перечислил главное: рудник в Суомалахти загрязняет окружающую среду (надо убедиться по результатам анализов). Все ведется с благословения руководства. Ответственность несут они.
Написав, понял, что это отличная «рыба» для статьи. Еще немного истории: продажная стоимость, история материнской компании, уходящий в историю семейный бизнес. Все сосредоточивается на фигуре Матти Мали. Поисковик выдал мне его фотографию. Посмотрел. Если члены совета директоров умирают, то ответственность вряд ли лежит на некой группе экологов. Экологи – такой народ, они всегда действуют демонстративно, любят пиариться. И только. Никто из них, даже залезший на здание парламента Сантту Лейкола, никому не может причинить вреда. А вот в руках Матти Мали находится все: и будущее семейной компании, и труд всей жизни.
Да, этот Мали – интересная персона, но как-то я на нее не обращал до сих пор внимания. Возможно, из-за рассказов Марьо Харьюкангас о поступавших угрозах.
Приехали в аэропорт. Я вышел из автобуса. Аккуратно упаковал склянки с пробами, завернул их в свитер, чтобы не разбились в багажном отсеке, и поставил сумку на ленту. Перелет в Хельсинки длится час. Рядом шумят два подвыпивших юнца. Задремал. Каждая минута ожидания багажа казалась мучением. Проверил, все ли в порядке, – ничто не протекло. Поспешил к остановке такси.
Лаборатория «Уотер Аналайзис Финланд» располагалась в здании 1980-х годов. В сгущающихся сумерках морозного зимнего дня его освещенные окна и тепло вестибюля казались почти царским подарком. Удивительно все же: порой даже такие угрюмые постройки могут рождать добрые чувства, видимо, душевное состояние у меня не очень.
Доложил дежурной о цели визита, получил опросник. Указал, что родовое поместье находится в Суомалахти, в десяти километрах от шахты. Заполнив бланк, попросил увидеть специалиста, который будет производить анализ. Дежурная – юная девушка, вероятно, студентка – взглянула на меня и набрала номер по стационарному телефону.
Ждали. Девушке явно становилось неловко. Вскоре послышались шаги, потом появился человек.
Сорокалетняя женщина представилась Сусанной Салмела. Короткие русые волосы открывали уши, в них было больше пирсинга, чем я сумел сосчитать одним взглядом. Она была в белом халате и обычных для таких учреждений сандалиях «Биркенсток». Передал ей склянки Маннинена и сказал, что с этим архиважным делом нужно поторопиться и что вопрос не в деньгах. Последнее было полной ерундой: у меня на счете было несколько сот евро, да и те должны пойти на ипотеку. Лимит дорожных расходов, согласованный с Хутрила, уже давно был превышен.
Сусанна Салмела поставила склянки на высокую тележку на мягких резиновых колесах и пообещала отзвониться в ближайшее время. Потом она пошла по длинному коридору, где дверей было больше, чем в рождественском календаре, – открытых, полуприкрытых и пока еще таящих тайну.
В редакции поздоровался машинально с теми, кто еще не ушел домой. Никто не поинтересовался, где я был все это время. Кабинет Хутрила был пуст – да и ладно, не хотелось с ним вступать в дискуссию, сначала я должен был кое-что написать.
Для меня работа над статьей суть средство миропостроения, способ прояснить мысли и то, чем я занимаюсь на самом деле, определить характер субъективного мнения. Когда пишешь, то внешнее перестает существовать. Это моя тайна, это истина, не утрачивающая актуальности. Вне зависимости от жизненной ситуации, от происходящего – я пишу, а значит, я счастлив настолько, насколько счастлив может быть человек. Причем, даже если я пишу о чем-нибудь совершенно ином, не о наболевшем вовсе, то выкладывание слов на бумагу и организация предложений помогает разрешить даже проблемы, о которых не думаешь в тот момент. Написать – значит сделать день полноценно прожитым, а если не писать, то это начинает ощущаться уже через пару дней: все начинает превращаться в хаос. И чем дольше не писать, тем более отвлеченным и беспокойным становится сознание, пока окончательно не утрачиваешь способность объективно воспринимать себя, свое место в мире и ход вещей.
Включил компьютер, сходил за кофе, сел к столу. Каким же обыденным все кажется именно здесь и именно сейчас! А на закоулках сознания – там, куда сейчас мыслям был заказан вход, – ждали Элла, Паулина, умерший Маннинен, Маарит, ночные события в лесу. Огляделся. Совершенно обычный день в редакции финской газеты средней руки. Ничего специфического, кроме…
Приступил.
Чем дальше я писал, тем четче выстраивалась схема. Матти Мали – все исходило от него, все, в чем я был уверен и в чем сомневался. Отправил Марьо Харьюкангас сообщение с просьбой перезвонить. Количество знаков начало расти и расти. Делал перерывы. В какой-то момент заметил, что остался в редакции один. Размялся. Из окна были видны слабо освещенная аллея с ее черными нагими деревьями, огни гостиницы напротив и отраженная часть меня самого. Отвернулся и продолжил.
Работал, пока не начал валиться со стула от изнеможения. Получилась довольно объемная статья, но такую всегда можно сократить. А еще будут результаты анализа проб воды. Тема: Матти Мали. Рабочий заголовок: «Наполеон нашего времени».
Сходил умыться. Вернувшись, заметил, что кто-то пытался дозвониться. Посмотрел на часы – уже девять вечера. Набрал Марьо Харьюкангас. У нее были новости.
Кто-то пытался убить Матти Мали.
Часть III. Золото
У нее были умные и теплые глаза. Нет, Эмиль не думал, что тепло полностью предназначается ему и только ему единственному, хотя ему, конечно, доставалась небольшая толика. Эмиль думал о том, что в определенный момент жизни мы делаем выбор, и тогда (мы еще не осознаем этого) он оказывается окончательным и определяющим на многие годы вперед. Это развилка, которую проходишь, не замечая того. Понимание приходит позже. Леэна выбрала правильный путь, это было ясно. Эмиль знал, что Леэна имела возможность пойти другим путем после того, что он совершил.
Но нет. Вот она сидит – такая очаровательная и умная – в том же самом ресторане, что и тридцать лет назад, за тем же самым столиком. Какое же вино они тогда пили? Вспомнить сложно. Сегодня они пьют темное ароматное из Чили, напротив – женщина, чьи когда-то неуверенные молодые руки спокойно держат бокал.
Годы. Мы либо пропадаем в них, ничего не понимая, либо принимаем их как подарок. Как-то так. Эмиль сообразил, что он молчит уже довольно долго.
– Спасибо, что приняла приглашение, – сказал он. – Признаться, не был уверен, насколько это уместно. Это место, все такое.