Даже в такую собачью погоду это было похоже на кражу со взломом. А может, и убийство.
За время службы в армии и полиции Сталлис видел много трупов. И сам убил двух или трех человек – зависит от того, кого считать людьми. По его теории, то, что он постоянно видел смерть, сделало его жестким… но нетвердым там, где надо.
К черту Лиз. Жены должны поддерживать мужей.
Он подошел к окну. Подоконник находился на полметра выше уровня его глаз. Отсюда ничего не увидишь. Доложить об этом? Или забить?
Служить и защищать. Он подумал, что защищать было бы легче, если бы его сначала обслужили. После того как кто-нибудь позаботится о его нуждах ниже пояса, он сможет приступить к делам.
Дикая тарантелла бури была превосходным саундтреком для происходящего. Он схватился за подоконник и подтянулся. Скорее всего, это пустая квартира, а стекло выбил шторм. Ботинки скользили по обледенелым кирпичам, снаряжение на поясе гремело. Все эти звуки заглушал вой ветра. Казалось, что снег жалит щеки до крови.
Сталлис включил фонарик. Первое, что он увидел, – кровь. Много крови на полу и стенах, словно пьяный вандал разлил канистру красной краски.
Потом почувствовал запах и разжал хватку. В голове вертелся целый список ругательств. Он сильно ударился подбородком о бетонный подоконник и почувствовал во рту вкус собственной крови. Ни одно из ругательств, о которых он думал, не вырвалось в морозный воздух.
Его падение задержали сильные руки.
На все ушло не более секунды. Словно кто-то ударил его в челюсть и от этого хука затрещало в голове. Он выронил фонарик. Глаза наполнились влагой, и слезы замерзли на ледяном ветру.
Когда ему удалось разжать глаза, на коже появились тонкие порезы. Две секунды назад их не было. От боли опять потемнело в глазах. Инстинкт подсказывал вытащить пистолет из кобуры, а другая часть мозга не могла решить, возмутиться или поблагодарить того, кто схватил его за шиворот.
Ноги Сталлиса так и не коснулись покрытого льдом тротуара. Его подняли вверх, он наконец смог открыть глаза и прийти в себя. Запах, который привел его в чувства, оказался зловонием кровавой смерти, которое часто витает над полем боя. Те, кто сталкивается с безжизненными телами, скажут вам, что с этим запахом ничто не сравнится. И если вы его однажды почувствовали, он навсегда остается с вами, близкий как любовница и зловещий как блестящее лезвие косы старой доброй смерти.
Его колени ударились о кирпичную стену, когда кто-то потащил его вверх. Он почувствовал боль в мошонке. Его черепная коробка была похожа на герметичную консервную банку, внутри которой бешено скакал резиновый мяч, гремя и оставляя вмятины.
Сталлис увидел лицо человека, который посмел так грубо обойтись с офицером полиции.
Вернее, не человека. И не лицо. Его рука потянулась к пистолету.
Сталлис увидел перед собой мокрую физиономию, запачканную гноем и кровью. Казалось, с нее содрали кожу. Оголенные мышцы покрывали мощную челюсть, в которую были воткнуты сотни кривых острых зубов. На макушке чудовища – пульсирующий комок мозгов, похожий на цветную капусту, увенчанный копной окровавленных белых волос. Схватившие его руки представляли собой голые кости, обмотанные обрывками мышечной ткани, словно развалившейся оплеткой электрического провода.
На Сталлиса смотрели пустые глазницы, освещенные ненадежным светом.
Фигура казалась нереальной. Нелепо сконструированная омерзительная карикатура держала его в воздухе неимоверно сильной хваткой. Все казалось неправильным.
На монстре был окровавленный галстук, завязанный свободным узлом. У него не было ни тела, ни ног – лишь позвоночный столб, покрытый освежеванной плотью и напоминавший гусеницу, который прикрывала белая рубашка, пропитанная кровью. Костяная рукоятка выкидного ножа торчала антенной из правого плеча чудовища.
Сталлису нужно добраться до рации. Сообщить: «Код-34» – полицейский в опасности. Он так и не вытащил пистолет. Если погибнет, будет «Код-10-19». Если пристрелит эту мерзость, у него спросят, насколько были оправданы его действия. Можно стрелять, только если ты уверен, что не попадешь в случайного свидетеля, который может находиться за целью.
К черту эту болтовню.
Сталлис выхватил «магнум» из кобуры, передернул затвор, приложил дуло к грудине чудовища и нажал на курок. Пистолет издал глухой бах и по рукоятку увяз в зыбучих песках грудной кости. Даже после того, как пальцы Сталлиса, сжимавшие пистолет, разжались, он продолжал висеть.
Удар. Удар. После четвертого удара затылком о раму Сталлис перестал чувствовать что-либо. От рамы отлетели тонкие щепки. Осколки стекла впились ему в затылок.
Слизнеобразное создание чихнуло, и пистолет вылетел из его груди, приземлившись в лужу вязкой крови. Из дула все еще шел дым. Сталлис прислонился к стене. Его тело раскачивалось, словно под воздействием алкоголя, и отказывалось падать на пол.
Чудовище в галстуке было заторможено и сбито с толку. Оно знало, что жило в этой квартире. Знало, что здание хотело, чтобы так и оставалось. Но что ему делать дальше?
Скелетированная рука медленно поднялась, словно управляемая неумелым кукольником, дотронулась до рукоятки ножа, торчавшей из плеча, и ощупала ее, как подросток, который впервые трогает свою щетину. Да. Инстинктивное поведение – вот ключ.
Чудовище со смачным скрежетом выдернуло лезвие из своего плеча. Оно провело кривую, сочащуюся линию, от уха до уха, через макушку Сталлиса. Костлявые пальцы схватились за окровавленные края кожи и потянули вниз, обнажив влажное угощение.
Чудовище было не в состоянии думать. Его инстинкты были отрывочными, стихийными – кусочки памяти, сваленные в бесформенную кучу как элементы пазла. Какая-то его часть хотела вернуться во влажное убежище в тоннелях. Другая была голодна. Третья – мучима непостижимыми кошмарами, невозможными образами, такими же странными и чужеродными, как телепатические сигналы, посылаемые представителями другого вида.
И еще одна часть хотела вернуть себе глаза. Острые глаза, ненавидящие евреев.
Двадцать один
Джонатан не боялся ни высоты, ни темноты. Узкая шахта его не страшила, так как он не страдал клаустрофобией. Ее замкнутость была иллюзорной. Спуск напомнил о тех днях, когда он лазил по пещерам, весь в глине и по локоть в дерьме летучих мышей.
Приятно волновал тот факт, что внизу ждет неопределенность. Он чувствовал себя живым. Его судьба находится в его собственных руках. Забытое чувство, по которому он так скучал…
Спуститься будет несложно. Силы его бицепсов и предплечий хватит на короткий спуск. Ямайка смотрела, как он оттолкнулся от подоконника и повис на кабеле, упираясь резиновой подошвой ботинок в гофрированный металл. Джонатан переложил свой вес на импровизированную альпинистскую веревку из кабеля удлинителя, и та натянулась как гитарная струна.
– Тсс, – предостерег он. Ямайка придерживала провод.
Он держался за кабель левой рукой, а правой нащупал следующий узел. Его ноги соскользнули со склизкой, влажной стены шахты. Спуск будет похож на серию коротких падений от одного узла до следующего… а следующий находился на уровне колен.
Несмотря на крепкую хватку, кабель проскальзывал через его кулак с угрожающей скоростью. Он почувствовал, как его обдало воздушной волной, поднимающейся снизу. Он намотал провод на руку в кожаной перчатке и соскользнул к следующему узлу. Его качнуло в сторону, и он по инерции ударился лицом о гофрированную сталь. Под закрытыми веками сверкнули молнии шока. Сердце бешено заколотилось, пригоняя волну крови к мозгу, который наводнили страшные мысли о скорой кончине, сталкиваясь друг с другом словно автомобили на скоростном шоссе.
Он повис, раскачиваясь как маятник. На его верхнюю губу из носа скатилась капля крови.
– Джонатан! – Даже ее беззвучный шепот гулко отразился от стен металлического тоннеля.
Оранжевая оплетка скрипнула, скользнув по деревянной раме, и на волосы Джонатана упали хлопья краски. Он не открывал глаза и попытался стабилизироваться на ощупь.
– Я в порядке, в порядке. Тсс!
Ржавая сталь, о которую он оцарапал ухо, была покрыта толстым слоем слизи. Наверное, талый снег, попавший сюда с крыши и растопленный теплом здания. Слизь казалась более скользкой, чем просто грязная вода. Если Джонатан хочет продолжить изображать из себя Бэтмена и остаться в живых, ему следует быть осторожнее. Но осторожность требует времени. И он не хотел сплоховать перед Ямайкой.
Джонатан уперся ногами в стену, проткнув слизь носками ботинок и оставив глубокую царапину на металле, потом снова перенес весь свой вес на кабель. Его дыхание выровнялось. Спокойно. Спокойно. Все хорошо. Он открыл глаза и понял, что завис в двух с половиной метрах от ярко освещенного окна ванной, в котором виднелся силуэт наблюдавшей за ним Ямайки. Ее голову окружал серый нимб волос. Выражения лица не было видно.
– Ванна сдвинулась, – шепнула она.
Он повис ровно. На этот раз лучше. Послесвечение из окна ванной исчезло, и он смог рассмотреть жирные капли, сползающие по поверхности стены, растревоженные его спуском. Они напоминали желе из банки с консервированной ветчиной. Капли были цвета никотина, в них виднелись пузырьки воздуха. А может, в них отражался желтый свет окна ванной.
Джонатан оттолкнулся и вытянул ногу. Бабах!
Еще пара узлов – и он сможет отдохнуть на подоконнике ванной квартиры 107. Уже поздно, и он надеялся, что престарелый антисемит давно спит.
Он продолжил спуск, осторожно переставляя руки. Там, где веревка не запачкалась о настенную слизь, спускаться было легче.
Джонатан прикинул расстояние и постарался бесшумно приземлиться на подоконник. Он повис на напряженных бицепсах и плавно соскальзывал, по полметра зараз.
Носки его ботинок скользнули по подоконнику, смахнув с него грязь. Он медленно провел по нему левой ногой и услышал, как щепки плюхнулись в воду внизу. Джонатан на мгновение представил, как падает на дно шахты, погружаясь в ту же мягкую, вязкую жижу, которая запачкала внешнюю сторону картонной заплатки. Лучше не бывает.