Чари не глядя схватила Баухауса за пах. Он ее оттолкнул, и она начала искать свой клитор.
– Я уже сказала, что последний раз видела его здесь.
Баухаус кивнул. У него был вид учителя, которому ученик сообщил, что его тетрадь с домашней работой сожрала собака.
– Той ночью твой дружок Джонатан украл мой товар. С твоей помощью.
– Что? – Ей начинало это надоедать.
– Я покажу тебе видеозапись, если хочешь. На ней четко видно, несмотря на слабое освещение, как ты собственноручно наполняешь несколько коктейльных трубочек моей лучшей четверкой и прячешь их в парке Джонатана. Вспомнила? – Он фыркнул. – Конечно, мои угощения предназначены для гостей, дорогуша, но ты могла бы спросить разрешения.
– Не начинай. – Пистолет, упиравшийся в бедро, предлагал ей быстрое разрешение сложившейся ситуации. – Он взял на пробу. Я готовила его для тебя. Через месяц у тебя появится еще один постоянный клиент. Какое тебе дело до пары граммов?
– В последнее время я раздаю слишком много товара бесплатно и даже не знаю об этом. Например, эти два килограмма, которые Круз, по его уверениям, пожертвовал коммунальным службам Чикаго через канализационную систему. Но Эмилио сообщил мне, что Круз может быть очень заинтересован в том, чтобы конвертировать эту крупную партию в наличные и покинуть наш прекрасный штат, даже не отблагодарив благодетелей.
Ямайка хотела было спросить, почему Баухаус решил помочь конкуренту из другого штата, но заметила на обеденном столе алюминиевый кейс. Наркодилеры, которые смотрели слишком много фильмов, их просто обожали. Наверное, этот набит дурью, или зеленью, или и тем и другим.
– Расслабься, Баухаус. – Эмилио встал. Он был ниже Ямайки. – Прибереги угрозы. Уверен, что наша маленькая Ямайка – ведь тебя так зовут? – хочет помочь, но не любит, когда ее допрашивают и угрожают. Пойдем. – Он нежно взял ее за предплечье. – У меня есть кое-что, что тебя возбудит.
Он подвел ее к кейсу, набрал комбинацию на кодовом замке и откинул крышку. Оба отделения были доверху набиты наличными. Семь пачек по горизонтали, три по вертикали. Банкноты с Франклином, перетянутые ленточкой казначейства.
– Неплохо. – Ямайка не сводила глаз с Эмилио.
Он вытащил стодолларовую купюру из одной пачки, свернул ее в трубочку, будто собирался нюхнуть, но вместо этого засунул ее за левое ухо Ямайки, будто сигарету. Потеребил ее сережку между толстыми темными пальцами и сказал в ответ:
– Неплохо.
Ее живот свело судорогой. Ни за что. Не с этим парнем. Никогда.
Воспользуйся мной, настаивал ее пистолет, засунь меня между его дорогущих зубов и размажь мозги этого слизняка по кошмарным абстрактным картинам, которые Баухаус приобрел, чтобы уйти от налогов.
– Такие шикарные зеленые глаза, – сказал Эмилио, обращаясь к своему приятелю. – Зеленое притягивает зеленое. Твоя девочка любит деньги, Баухаус. Не думаю, что с ней возникнут проблемы.
Она была готова терпеть его прикосновения, пока они не спускались ниже лица. Вид денег заставил ее придумать альтернативный план действий.
– Сегодня погода просто кошмарная, – сказал Баухаус равнодушным скучающим тоном. Он хотел всегда быть у руля. – Слишком поздно для лучших частных клубов. Ехать туда неудобно. Даже опасно. Вы можете воспользоваться любой гостевой спальней. В них все готово. – Он мотнул головой в сторону черных лакированных дверей за кухонной зоной. – В красной спальне лучше всего в такую погоду. Шампанского? Я прикажу Лорду Альфреду принести его вам.
– «Perrier-Jouet», – сказал Эмилио. – Мне нравятся цветы на бутылке.
– Холодное и готовое к употреблению.
– У тебя есть камеры? Я хотел бы записать это на пленку.
– В каждой комнате. Кстати, одна из них на штативе как раз стоит в красной спальне. Я счастлив, что предугадал ваш прекрасный вкус.
Такое ощущение, что Баухаус нюхает анус Эмилио и расплывается в счастливой улыбке. Ямайка поняла, что ему было очень важно впечатлить этого монстра. Неужели Баухаус так боится Эмилио?
– Покажи дорогу, – сказал Эмилио Ямайке.
Она надела на лицо рабочее выражение. Они не должны ничего заподозрить. То, что у Эмилио встал на нее, мешало ему закончить миссию, связанную с Крузом. Она прикрыла свои дерзкие роковые глаза, вытащила из кейса еще две стодолларовые купюры и запихнула их в карман куртки.
Ямайка направилась в сторону спальни. Все смотрели ей вслед. Чари захрапела на диване, крошки попкорна запутались в ее лобковых волосах.
Эмилио ухмылялся как мандрил. У него куча времени, чтобы разобраться с Крузом. Все преимущества на его стороне. Оказывается, в Чикаго интересно.
Он не собирался быстро сводить счеты с Крузом. Хотел смаковать расправу над ним. Эмилио верил, что обладает властью над женщинами. Было бы здорово завоевать доверие Ямайки, а потом сообщить Крузу о ее предательстве, прежде, чем вонзить в него лезвие. Эмилио обожал забавное выражение на лицах лохов, когда те понимали, что облажались. А потом с помощью своей бритвы он делал их еще более забавными. И яркими.
Может, порезать эту куклу, ради смеха? Полоснуть бритвой, когда он будет в нее кончать. Этого удовольствия он себе давно не доставлял. Чикита была рождена, чтобы он пустил ей кровь, но Круз украл у него эту радость. Из-за этого пострадало много женщин.
Ямайка вела Эмилио за собой, но не взяла его за руку.
Выбор комнаты в безвкусном мини-отеле Баухауса не имел значения. Ямайка предавалась разврату в каждой из них.
Двадцать шесть
Я МАЛЕНЬКИЙ ВОНЮЧКА – написано на футболке блестящего нечто, стоявшего в углу скрипучей кабины лифта в Кенилворт Армс. Футболка была розовой от жидкой крови, и надпись потемнела от влаги. Туловище ниже пояса разодрано, обнажало спинные пластины и изъеденную влажную мышечную ткань, покрывавшую нечто среднее между хвостом змеи и слизняка. Из сморщенных пор выделялась мукоидная смазка. Ее подсохшие следы поблескивали серебром на стенах кабины.
Когда дверь открылась и чудовище увидело Круза, оно отпрянуло. Его хвост начал шумно биться о пол и стены, оставляя на них пятна.
У него было лицо Марио Веласкеса. Типа того.
Глаза ребенка казались слишком большими, как на картине в «семейном мотеле». В центре радужки цвета бронзы отсутствовали зрачки. Рот без губ был слишком широким и большим, его уголки опущены вниз. Клоунскую ухмылку портили два ряда иглоподобных зубов. Их тонкие концы криво торчали частоколом. Определенно неправильный прикус.
Круз стоял с открытым ртом, не зная, что предпринять. Нечто тоже открыло рот, словно передразнивало его, издавая при этом сдавленные звуки. Его оскал напомнил Крузу челюсти питона, которые раскрываются все шире, чтобы проглотить жертву. А еще чудовище было похоже на мясной сгусток с острыми как сталь зубами из фильма «Чужой», который Круз любил смотреть на вечеринках.
Быть того не может.
Круз все еще стоял как вкопанный, а маленькое скользкое чудовище с трудом вдохнуло воздух, зацепилось конечностями за стены кабины и выскользнуло в открытый люк на потолке. Закругленный кончик хвоста оливкового цвета исчез из виду последним.
Круз вспомнил, как ехал на лифте на второй этаж. Именно тогда оно упало на крышу кабины, запутавшись в тросе. Вот почему лифт застрял между этажами. Может, его нижняя половина застряла в подъемном механизме и оторвалась. Может…
Да, может, всего этого на самом деле нет. Он заставил себя пошевелиться. Осторожно зашел в лифт. Вспомни о Человеке-пауке и как он поджег себя. «Чистый сенсориум» убедил того парня, что по нему ползают десятки маленьких пауков. Что еще он увидел, прежде чем поджечь себя? Какие видения сопровождали его по дороге в приемный покой, после того, как ткань его легких обуглилась до золотисто-черного цвета? Что было у него перед глазами семь дней спустя, когда он умер в смирительной рубашке?
Круз открыл глаза. Никаких монстров в лифте. Следы кровавой слизи поблескивали в тусклом свете. Склизкая сопля каплей шлепнулась на пол с крышки люка, словно кусок подтаявшего масла.
Время тянулось очень медленно. Круз стоял там словно памятник и размышлял. Его мысли были четкими и ясными. Оно живет между этажами. Там оно прячется, и если я хочу сделать там заначку, должен убить чудовище.
Но все-таки эти острые зубы…
Светало. Если бы он мог сейчас выглянуть в окно, то увидел бы натянутую грязную простыню неба, готовую испортить всем утро. Его глаза покраснели, веки не закрывались, носовые проходы окаменели, суставы отказывались работать. Когда он поворачивал голову, чувствовал, как скрипит шея. Он окунулся в кокаиновую бессонную тревожность, которая появлялась после шести дорожек хорошего кокаина или десяти плохого. Словно у него в голове играл расстроенный оркестр. Это он из-за дури такой нервный? Нет. Чудовище, из-за которого он нервничал, только что скрылось в шахте лифта. И выглядело как голова на теле, которое не имело никакого физического права существовать.
Все просто. Видишь его рожу и стреляешь. Пистолет заряжен дозвуковыми патронами для гладкоствольного оружия – тупорылыми засранцами, способными разорвать плоть в клочья.
Но вместо нервотрепки Круз мог свалить из этой дыры. Его ничто здесь не держит.
Надо спрятать дурь. Точно.
Волосы на затылке зашевелились словно камыш, потревоженный ветром. Он чувствовал на себе взгляд колючих глаз камер слежения Баухауса. В любую секунду в Кенилворт Армс ворвутся толпы копов в поисках своего пропавшего коллеги, чья куртка валяется в квартире 107, впитывая литры крови. Будет то еще зрелище… Но Круз не собирался здесь задерживаться. Он видел, как книга исчезла в кровавой щели, в стене квартиры Джонатана. Разрез, который сам затянулся, оставив лишь тонкий шрам. Он не поверил своим глазам. А сейчас какой-то монстр попрал силу притяжения и уполз во тьму шахты лифта. И дело не в галлюцинациях, паранойе, боли или наркотиках. Круз видел все это на самом деле.