Когда Эмилио кому-то что-то давал, он хотел, чтобы это все видели. Он хотел, чтобы его подарки принимались с благодарностью, их адресаты и свидетели аплодировали его вкусу и щедрости. Когда люди не дожидались щедрот и грубо забирали у него что-нибудь без разрешения, он приходил в ярость.
Когда Ямайка оторвалась от его члена, чтобы поцеловать в губы, Эмилио взял в руку опасную бритву. Шарнирная цепочка, на которой та висела, была сделана ювелиром из Маленькой Гаваны. Он процветал, создавая украшения для наркодельцов. Эмилио дернул бритву вниз, и замок цепочки со щелчком открылся. Платиновая бритва бесшумно распрямилась – ее шарнир был хорошо смазан.
Ямайка подняла руку и нежно взяла его за предплечье. Этот жест можно было интерпретировать двояко: или шлюха забылась в сексуальном возбуждении, или она готова обороняться, если игра с бритвой зайдет слишком далеко. Его сердце гнало кровь по венам через мозг и потом вниз, к члену. Эта Ямайка – крутая сучка.
Его большой палец остался на хвостике опасной бритвы, похожем на курок. Их глаза говорили без слов. Он дернул рукой, и лезвие разрезало ткань ее сорочки, в сантиметре от плоти. Она быстро перевела дыхание и сказала, что он хорошо обращается с этой штукой. Эмилио с ней согласился.
Круз забрал кое-что у Эмилио. Украл. И не деньги, какую-нибудь небольшую сумму, которая проходит через падальщиков. Такие риски есть у любого бизнеса, где работают ушлые курьеры, у которых достаточно ума, чтобы не попасться копам. Эмилио промотал много зелени, чтобы доказать, что деньги ничего для него не значат. Его легкомыслие по отношению к деньгам было свидетельством нищей молодости. Да, он швырялся наличкой, но знал, куда приземлился каждый цент.
Круз украл Чикиту, взял ее без разрешения и сломал. Мучимый чувством вины, он сбежал в Чикаго, вместо того чтобы попросить прощения и предложить компенсацию. Было достаточно легко выяснить, что произошло на фатальной вечеринке в пентхаусе у других дроидов-обдолбышей. Все они видели, как Чики нырнула вниз. И Круз не остался выразить почтение. Пара тумаков, немного работы бритвой, и все разрешилось бы. У Круза появился бы шрам как постоянное напоминание о промахе.
Проблема в том, что никто не знал, насколько может разозлиться Эмилио и к каким последствиям, смертельным или не очень, все приведет. На сцену выходит Рози, реша́ла. Сцену покидает Круз, первым классом «Восточных авиалиний».
Это стало делом принципа. Показательная порка. Нельзя закрывать глаза на внутренний кризис. Эмилио и так сражался с многочисленными драконами. Трудовую дисциплину он предпочитал восстанавливать лично. Это позволяло не растерять основные навыки и не порвать связь с улицами, которые дали ему так много.
К несчастью для Круза, неделя тянулась медленно. Место Рози занял белый парень по имени Рифф. Он хорошо справлялся со своими обязанностями, руководил людьми и распределял товарные потоки. Эмилио мог уехать в небольшой отпуск. Он полностью выкупил первый класс, чтобы ему не досаждали туристы и прочие идиоты. Оставил стюардессе чаевые стодолларовой банкнотой, и она дала ему свой чикагский номер, написав его на карточке под своим именем, Стеф. Эмилио чувствовал себя по-мальчишески расточительным и сошел с трапа самолета в приподнятом настроении, которое даже Баухаус не смог испортить.
Ему было хорошо с Ямайкой, но он не забывал о цели поездки на север. На воображаемом чеке стояло имя Круза.
Ямайка была влажной, упругой, умелой и не говорила «нет». Немного веревок, чуть-чуть анальных забав, горошинка крема с эвкалиптом, две или три капельки гашишного масла. Несколько синяков и струйка крови – ее – и Эмилио готов лечь спать.
Вой сирен разбудил его.
Во сне он бил ее по лицу. Говорил, что, если она заразит его чем-то, он найдет ее, даже если на это уйдут годы. А потом медленно перережет ей горло, использует ее кровь в качестве смазки и будет дрочить и смотреть, как она умирает. Круто. Это всегда приводило в ужас.
Во сне резкий монтажный переход перенес Эмилио к Крузу. Тот скулил от ужаса. Раненый, растерянный, напуганный, весь в крови. Его тело пыталось убежать, но сознание было затуманено тупым животным пониманием неминуемой смерти. Во сне он молил Эмилио о пощаде. Жри землю, твоя смерть ничего не значит. На твоей могиле напишут: ХОЛУЙ. КРЫСА. ТРУС. МРАЗЬ.
Как хорошо. Он испытывал праведный, почти религиозный гнев. Баухаус гарантировал идеальную систему избавления от трупа, если от Круза хоть что-то останется, когда Эмилио с ним закончит. Ох уж этот Баухаус – всегда заботливый хозяин.
Пробуждение было грубым, как обычно. Сердце Эмилио бешено колотилось. Он готов надирать задницы, записывать имена и решать вопросы. Вой полицейских сирен заставил его внутренние сигнальные флажки взмыть вверх. Он дернулся. Водяная кровать плеском отреагировала на его движения.
В лучшем случае Эмилио спал четыре часа. Терапевт диагностировал у него расстройство сна. Нерегулярное и слишком обильное питание. Наркотическая зависимость и большие дозы стимуляторов. На листке с рекомендациями все перечислялось под экзотическим заголовком «Девиантное поведение». Эмилио гордился этим. Такой статус подразумевал, что он является хозяином собственной жизни. Он желал, чтобы его диагноз всегда был таким.
Давным-давно он без малейшего труда бросил курить. И режим сна сможет изменить. Хотя он был на взводе из-за мета, стоило ему надолго остаться в одном положении, как сразу вырубало. По этой причине он постоянно ходил туда-сюда или отстукивал ритм подошвой. Если его заставить спокойно сидеть, он заснет… но только на четыре часа.
Надо что-то менять. Он не хотел умереть молодым и успешным.
Его тело рефлекторно попыталось принять сидячее положение, но поднялось только на треть. Сперва показалось, что у него внутри раньше времени треснула какая-то шпонка.
Потом он увидел, почувствовал.
Он был надежно привязан эластичным бинтом к стойкам кровати. За руки и за ноги. Крепкие узлы. Ямайки в комнате не было. Ее куртка тоже исчезла.
Эмилио заорал, стараясь перекричать вой сирены на улице.
…Брикет, не урони брикет…
В шее Круза что-то громко хрустнуло, когда он резко вскинул голову. Тихо. Ему показалось, что раздался вой сирен. Наверное, приснилось. Реальность напомнила о полученных травмах. Боль привела его в чувства, словно ручка громкости, вывернутая до упора.
Брикет, зажатый между коленями и грудью, был в сохранности. Круз смотрел, как он соскользнул на пол застрявшего лифта и упал будто мешок с мукой, выплюнув горку белого порошка на восемь тысяч долларов. Боли в теле Круза устроили концерт.
Он не запаниковал. Смел кокаин на руку и высыпал обратно в пакет. Несколько порций порошка прибыли на центральный вокзал его мозга. Он попытался собрать слюну, чтобы промыть нос, из которого опять потекла кровь.
На хуй. Пусть течет.
Он перебрал с кокаином и вырубился, хотя винил в этом раны и недостаток сна. В отключке видел кошмар об Эмилио. Не лучшее зрелище. Детальное изображение того, как платиновая бритва Эмилио слой за слоем срезает с него кожу. Фильм для взрослых со сценами насилия. Пару лет назад Круза на него не пустили бы без сопровождения.
Кенилвортский лифт из преисподней окончательно выжил из ума. Тусклый свет подвального коридора просачивался внутрь. Психоделический зазор достаточно расширился от прыжков Круза, и он протиснулся наружу. Внешняя дверь лифта отсутствовала. Кривая прорезь в бетоне фундамента. Лужи на полу отражали зеленоватый свет. Лампочки в кабине мигали, но работали.
Лифт рухнул. Это все объясняет.
Или, может, он попал на тайный этаж. В этих коридорах Фергус оттачивает свое мастерство и играет в видеоигры.
Время. Может, Ямайка уже пьет вторую или третью кружку кофе в «Бездонной чашке» и начинает злиться?
Еще одна доза, пока он не спрятал брикет. Круз вдохнул кокаин вперемешку с собственной кровью. Влажный порошок проскользнул по носовому проходу.
Круз спрятал брикет за пазуху и попробовал встать, опираясь на свободную руку. Когда он разжал ладонь, затянувшаяся рана снова открылась и на ней проступила блестящая свежая кровь. Круз мог сжимать руку в кулак, но не мог распрямлять ладонь. Для стрельбы сойдет. Он расслабился и сразу поскользнулся на влажном каменном полу. Горизонтальный пол казался непривычным. Клепаная подошва удержала его на ногах, и он схватился за ближайшую стену.
На полу оказалась не вода. Нечто, больше похожее на гнилостную слизь, виденную им в квартире старого антисемита. Или на сопли, выделяемые крошкой-монстром. Хотя Круз сомневался, что видел его на самом деле. Может, все дело в наркотиках.
Не верь своим глазам. Разве не в этом смысл наркотиков? Пролезть тебе в голову и перевернуть в ней все вверх дном. Сколько я принял? Я облажаааался.
Он держался за стену рукой, чтобы не упасть, и осторожно двигался по коридору. Странное свечение напомнило тухлую рыбу, купленную им однажды у уличного торговца – загорелого парня с переносным мармитом, торговавшего бумажными стаканчиками с приготовленным сигом. Вкусно, но когда Круз зашел со стаканчиком в туалет, то заметил, что рыба ведет себя как рекламный плакат, подсвеченный сзади – рыбное мясо светилось голубоватым светом. Два часа спустя Круза вырвало белой пеной. Он ненавидел, когда его тошнило. Последний раз он блевал во время полета. Ты теряешь контроль над собственным телом, и ланч в придачу (дорогой и вкусный). Чувствуешь, как по твоим легким барабанят тысячи кроличьих лапок. А вкус блевоты и кислотных отбросов не выветривается изо рта часами. Супер.
Мягкое освещение в коридоре было точь-в-точь как та рыба, только зеленое. Оно вернуло неприятные воспоминания.
Круз рыгнул и почувствовал вкус желудочного сока. Он не хотел есть – аппетит пропал из-за кокаина. Но понимал, что надо перекусить. Может, в той вонючей забегаловке, где его ждала Ямайка. От мысли о еде он снова рыгнул.