Она съехала на обочину в вишневом «корвете» Баухауса и включила аварийку. Впереди видела задние огни еще одного несчастного автомобилиста, который не справился со снежным штормом. Ощущение всеобщей катастрофы заставило ее собраться. Зубы стучали несмотря на искусственный жар, обволакивающий ноги. Индикатор топлива показывал четверть бака. На сколько хватит горючего? Сколько еще кульминационных моментов она выдержит, прежде чем из ее ушей пойдет пар?
Она остановилась в полуметровом сугробе и перевела «корвет» в парковочный режим. Кроме заблудшей души, впереди других автомобилей видно не было. В белом вихре фары дальнего света появлялись и исчезали словно призраки. Если фары высокие – это снегоуборочная техника. Если фары расположены на ее уровне – значит, это такие же жертвы, как она. Как и она. Может, представители власти. Ямайка ненавидела это словосочетание – «представители власти».
Она порылась в бардачке Баухауса. Под неуклюжей грудой компакт-дисков и портсигаром с несвежей самокруткой нашла его помятую флягу. Пальцы ощупали гравировку в стиле ар-деко, а нос сообщил, что внутри сорокаградусный бурбон.
Под флягой лежал револьвер. Только этого ей не хватало – еще одного пистолета. Аллилуйя.
На полу, под пассажирским сиденьем, лежал алюминиевый кейс Эмилио, набитый деньгами. На самом сиденье валялась ее сумка и пистолет офицера Сталлиса. Из которого в течение последнего часа она выпустила всю обойму.
Экземпляр, который Ямайка вытащила из бардачка, – компактный и вычурный никелированный револьвер с коротким дулом. Типичный Баухаус. Наверное, он стрелял из него по патрульным.
Шторм заморозил затемненные стекла и укутал автомобиль белым саваном – чистым, безликим, цвета обглоданных костей. Ямайка оцепенела, уставившись на часы на приборной панели. Они тикали. Столько событий произошло всего за несколько оборотов стрелок на этом циферблате. Она не верила, что такое возможно.
Ямайка похлопала себя по щекам, чтобы выйти из оцепенения. От тепла клонило в сон. Она вышла из машины. Снег жалил ее, глаза наполнились слезами. Она вышвырнула оба пистолета в снег – так далеко, как позволили руки.
Разобраться с Эмилио оказалось проще простого.
Он настолько полон эго, что использовать против него сексуальную карту получилось без напряга. Она его не трахает, а перерабатывает, рефлекторно, так же, как дышит или моргает.
Его извращения ее не удивляют. Она с таким уже сталкивалась. И ловко имитирует обязательный оргазм. Эмилио относится к категории мужчин, считающих себя «щедрыми» созданиями, которые всегда заставляют партнершу кончить первой. Когда они засыпают, Ямайка оказывается сверху.
Ей помогло снотворное, которое она предусмотрительно захватила из миски на ониксовой барной стойке. Она почти на автомате связала Эмилио по рукам и ногам, сопротивляясь желанию пустить пулю в его волосатые яйца. Пусть они танцуют.
Или залить их амилнитритом… приклеить его к простыням…
Ямайка сильно рисковала, вынимая пистолет из-под куртки до того, как Эмилио ее раздел. Ведь кругом камеры. Еще не время для пафосных жестов. Все действия должны казаться обычными. И то, что она привязала Эмилио к кровати, подходит под это определение. Более-менее.
Ее план не требовал много времени. Она двигалась и думала быстрее, чем они.
Веселье продолжилось, когда она вернулась из ванной.
Ямайка встала на унитаз и замазала глазок камеры струей из аэрозольного дезодоранта, затем быстро оделась. Потом надела ботинки, засунула пистолет офицера Сталлиса в карман куртки и бросила взгляд на большое зеркало над раковиной. Тушь растеклась, подводка размазалась под глазами и сделала ее похожей на енота, волосы слиплись от пота. Фиолетовая прядь карикатурно торчала. Как девушка из социальной рекламы. Пожалуйста, заберите меня с этих злых улиц.
Дорожка на удачу, с мраморной столешницы. Для выносливости. И храбрости.
Она вышла из ванной и начался обратный отсчет.
Ямайка запихала кляп из шелковых носков Эмилио ему же в рот. Дыхание на мгновение остановилось, потом он начал сопеть через забитый нос, все еще в отключке.
Она вышла из спальни.
Чари и Кристал не подавали признаков жизни на круглом диване. Их тела переплелись, словно у сестер на пижамной вечеринке. Видны ягодицы, ноги торчат в разные стороны. На видеоэкране орет MTV. Усыпляющий рок в стране снов. Волосатые музыканты насилуют свои гитары, сжимают фаллические грифы и строят такие рожи, словно то, чем они занимаются, – очень тяжелая работа. Фронтмен Guns N’Roses скачет по сцене и вопит. У него нет задницы – кожаные штаны сзади обвисли, как несессер с двумя пустыми отделениями.
Ямайка благодарна за шумовое прикрытие.
Лорда Альфреда нигде не было видно. Наверное, валялся задницей кверху в хозяйской спальне, сочась вазелином. Хорошо.
Алюминиевый кейс все еще лежал на обеденном столе. Но он заперт. Его плавный алюминиевый корпус рисовал абстрактные линии на толстом стекле столешницы. Метель по-прежнему пыталась ворваться в дом, обстреливая пуленепробиваемое стекло крупными градинами, которые разбивались на осколки от контакта с поверхностью. Ветер хлестал как плеть раскаявшегося грешника.
Guns N’Roses смолкли. Заиграли Whip Hand. Песня «Maneater». На экране рокеры громят школу, освещенную агрессивным алым светом.
Она уловила аромат сигареты с кокаином до того, как заметила Баухауса. Он стоял за барной стойкой, в его глазах отражался металлический свет мониторов слежения, спрятанных в шкаф.
– Дерьмо, – вырвалось у нее.
– Надеюсь, ты не забыла надеть подгузник, – спокойно сказал Баухаус. Он увидел пистолет. – Мы же не хотим, чтобы сперма Эмилио заморозила дырку в твоей заднице, дорогуша. – Возможно, он прячет свой пистолет под барной стойкой.
Ямайка наставила на него револьвер, надеясь, что наркотики затормозят реакцию Баухауса. Она хотела, чтобы он совершил что-нибудь необдуманное. Провокацию, после которой она с чистой совестью превратит его тушу в стейк.
– Положи обе руки на столешницу, чтобы я их видела, – сказала она. Это прозвучало глупо, словно сексуальная фантазия. – Прямо сейчас.
– Ммм, неплохо. Прямо как в «Полиции Майами». – Пауза. – Ты неблагодарная маленькая уродина. И правда забыла свое место. Надо было сказать: «Или я пристрелю тебя на месте, да поможет мне Бог». Да?
– Руки. Быстро. – Она махнула дулом в сторону столешницы.
Она понимала, что Баухаус сохраняет хладнокровие, потому что собирается убить ее. Когда он поднимет руки, в одной из них будет оружие. Она получит пулю прежде, чем успеет среагировать.
На хуй, подумала Ямайка и спустила курок.
Табельный револьвер резко дернулся, как аллигатор, разрывающий мертвую тушу. Тяжелая экспансивная пуля пробила бутылку с бренди «Наполеон» меньше чем в полуметре от головы Баухауса и попала в зеркальную стенку бара, которая разлетелась на яркие серебряные осколки. Малышки на диване никак не среагировали на оглушительный грохот.
Баухаус вздрогнул. Обе руки подняты кверху. От неожиданности он выронил свой пистолет. Ему нужна словесная перепалка, конфронтация. Когда Ямайка выстрелила, он пытался выхватить пушку. Рукоятка его большого автоматического пистолета стукнулась о край столешницы, и оружие отлетело в сторону, ударив его по босой ноге. Он поморщился, а осколки барного зеркала разлетелись во все стороны.
– О-у-у-у, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!
Она крепко держала револьвер двумя руками. Это не только выглядит круто, но и помогает избежать сильной отдачи. «Просто чудо», – думает она.
Мундштук из черного дерева криво торчал из уголка его рта. Сигарета выпала и медленно прожигала дыру в густом синем ковре.
– Выходи. – Ямайка взяла себя в руки.
Баухаус боком вышел из-за барной стойки. Безвольные руки сложены там, где сходятся шелковые лацканы пиджака. Словно калека, поднявший бесполезные конечности в оборонительном жесте. На нем нет штанов – только смокинг, свободно подпоясанный на висящем брюшке. Осколки стекла пронзили подошвы его босых ног. Ямайка видела, как он морщился от боли. Вид его крови подпитывал ее решительность.
В последний раз он искал глазами свой автоматический пистолет на полу. Ямайка сказала жесткое «нет», и он все понял.
Его влажные красные глаза глубоко посажены. Он дышит часто и неглубоко. Организм в панике пытается вымыть дурь адреналином. Слишком медленно. Бледные ноги согнуты в коленях. Он уповает на милосердие «магнума».
Она приказала ему сесть на барный табурет и обвить ногами металлические ножки. Если бы ни пистолет в ее руках, происходящее могло бы показаться обычной сексуальной игрой. Тонкие струйки крови из подошв его ног стекают по металлу.
Ямайка ловко обошла барную стойку, кроша каблуками ботинок осколки стекла. Она подняла с пола автоматический пистолет и достала две бутылки пива «Тихоня» из холодильника.
Одну протянула Баухаусу. Он смотрел на бутылку с выражением лица провинившегося ребенка. Ты испортила все веселье. Не торопился брать в руки бутылку, опасаясь обмана или тупой мести. Его пенис, такой же вялый и бледный как гусиная кожа ног, торчал из-под пиджака.
– Дурь прямо перед тобой, – произнесла она, указывая на миски с таблетками и капсулами. Буйство цвета, изменяющее сознание. – Угощайся. Начни с большой горсти.
Его глаза вспыхнули. Он опробовал свою первую уловку:
– Марко вернется в любую секунду. – Его угрожающий тон звучал не слишком убедительно.
– Ты же отправил Марко обыскать квартиру Джонатана. Это было перед тем, как мы с Эмилио ушли в спальню, верно? Слишком рано для его возвращения, и тебе это известно. Подонок получает удовольствие от своей работы.
– С таким же удовольствием он проделает дыру электрической дверью в твоей мерзкой роже. И Эмилио с тобой позабавится. Твоя ценность упала ниже нуля. Когда с тобой закончат, из тебя даже абажур нельзя будет сделать. – В уголках рта Баухауса собрались хлопья белой пены.