ный в городе человек — сотрудник сыскного агентства, которое занимается вышибанием долгов и прочими криминальными мелочами. У второй жертвы дела гораздо хуже. Человек, личность которого устанавливается, так и не пришел в себя, и уже более чем сутки находится в коме.
Они читали все это, соприкасаясь головами. Прядь ее волос лежала у него на плече. Свят чувствовал, что и Настя испытывает необычайное волнение: не по той же причине? Не потому ли, что и с нее теперь снят груз убийства?
— Скорее всего, наш Человек-месяц — это как раз тот, который лежит в коме, — сказал Свят.
— Почему? А я как раз подумала — наоборот! Ведь второй — это же криминальный элемент, тут ясно сказано, — Настя повела головой в сторону монитора. — У них так называемое сыскное агентство. Теперь ясно, кого они «ищут».
— Я не уверен, — сказал Свят. — Вспомни, что крикнул шофер, который убежал.
— «Мы так не договаривались», или что-то в этом роде.
— В том-то и дело! Скорее, этот человек был тоже из агентства, и оба были наняты. Чтобы убить нас. А нанял их как раз Человек-месяц. Который и лежит сейчас в коме. Я же говорил: мы имеем дело не с преступниками, а с какой-то глобальной, чуждой всем обычным понятиям силой.
Свят вспомнил о том, что собирался сделать еще вчера. Он огляделся. Кроме них, в инет-кафе больше не было посетителей в столь ранний час. Служащий вяло играл во что-то, уткнувшись в монитор.
— Дай-ка мне посмотреть этот бластер, — попросил Свят.
— Бластер? — удивилась Настя.
— Ты что — фантастики не читала?
— Читала, конечно, а что?
— Я имел в виду серебристый пистолет. С легкой руки писателя Роберта Хайнлайна их называют бластерами. Оружие будущего.
Настя раскрыла сумочку и выложила пистолет на стол.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что Человек-месяц — это гость из будущего?
— Нечто вроде того, — пробурчал Свят, вдруг с неприятным чувством подумав, что «сенсация» звучит как-то не так, если он слышит ее извне. — Во всяком случае, этой теории ничто не противоречит.
— Ага. В это можно верить или нет, как в Бога.
— Бога может и не быть, а вот перемещений во времени категорически еще никто не отрицал. Если Человек-месяц и тогда, и сейчас совершал командировки в нашу реальность? Немудрено, что он не изменился, ведь для него между событиями могли пройти какие-то дни или даже часы. Это не обычный пистолет, между прочим…
Свят взял в руки серебристое оружие.
— В таком случае, этот путешественник застрял в нашем времени надолго, — проговорила Настя весело и зло. — Прибыл сюда на машине Уэллса. Нанял в подмогу местную шпану. Не справился с заданием. В итоге получил пулю из своего же пистолетика.
— В этом пистолетике нет пуль, — Свят осторожно вертел его в руках. — Ни предохранителя, ни магазина. Только курок.
Свят заглянул в ствол. Как он и думал: имитация. Дульная часть заканчивалась в двух сантиметрах от обреза отверстия.
— Эта штука просто хлопает, — сказал Свят. — Ее поражающее действие заключается в чем-то другом.
Настя помолчала.
— Человек-месяц от этого действия впал в кому, — затем сказала она, будто размышляя вслух. — То же самое произошло и с нашими родителями.
По-твоему выходит, что они не были убиты, а их зачем-то забрали в будущее? И они до сих пор живы и молоды? Это и впрямь фантастика.
— Хочется в это верить, — сказал Свят. — Но так не бывает, увы. Я не помню никаких серебристых.
— Но я помню! Ты был маленький. В доме темно… А дяде Бобе в Днепропетровске тоже передали такой пистолет.
Свят помолчал. Проговорил, вздохнув:
— Набредили мы с тобой изрядно. Я видел, как застрелили моих родителей. Дом загорелся. Думаю, то, что осталось от них, похоронили на местном кладбище. Я хочу найти их могилы.
— Нет же никаких могил! Тела моих родителей просто исчезли. Значит, и твоих — тоже.
— Но в моем доме начался пожар. Может быть, они не успели утащить тела? Эти гости из будущего или кто там… Тогда останки матери и отца должны покоиться на кладбище. Что бы там ни было, сегодня же мы узнаем об этом. Наверное, автобусы и маршрутки ходят здесь часто…
Сумасшедший дом и кладбище
Когда старый террикон шахты возник на горизонте — еще туманный, синий, едва различимый на фоне неба — у Свята, что называется, защемило сердце. Да, он узнал его: две макушки и ложбинка. Недаром его прозвали Верблюдом. Сейчас Верблюд зарос травой и небольшими деревьями, что проявилось вблизи. Не синим он уже выглядел, как издали, а темно-зеленым.
Маршрутка въехала в поселок, Святу казалось, что он движется по пространству какого-то детского сна. Те же самые улицы, узкие и кривые, вползающие на холм, словно змеи. Те же самые дома, порой уродливо наращенные модными черепичными башенками или прозрачными оранжереями. Где-то белеют стеклопакеты новых окон, кто-то обзавелся спутниковыми тарелками, но общий абрис шахтерского поселка был неистребим.
Как и угольная пыль… Когда машина остановилась на автовокзале и они сошли, он почувствовал этот знакомый запах, мазнул пальцем по перилам и увидел на пальце темный овал. Новая шахта, с меньшим терриконом, еще черным, сейчас работала.
Святу очень хотелось найти то место, где стоял его дом, но он думал, что это лишнее для дела, за которым они приехали — просто его неуместная мужская сентиментальность.
— Я хочу посмотреть свой дом, — вдруг заявила Настя.
Свят улыбнулся, лишний раз подумав, как же они похожи с этой удивительной женщиной.
— Я тоже, — признался он. — Мой дом был вверх вот по этой улице, я хорошо помню.
— А мой — по другую сторону холма. — Мы просто поднимемся и спустимся, сделаем небольшой крюк.
На месте сгоревшего дома теперь построили другой — двухэтажный кирпичный коттедж с высокой трубой, приращенной к наружной стене. Значит — не печь, а камин, как на Западе, стильно: ведь печные трубы возводят внутри дома.
Пятиэтажка Насти была в плачевном состоянии — один балкон даже обвалился, из кладки торчали зубья арматуры, дверь обрывалась в пустоту. Вдруг Свят увидел, что Настя плачет. Он обнял ее.
— Ничего, — сказала она, смахнув мизинцем слезу. — Ерунда, пройдет. Займемся-ка делом. Дядя Боба — это наш ключ. Найдем дядю Бобу, узнаем всё.
— Если он, конечно, еще жив, — сказал Свят. — Ему сейчас должно быть за семьдесят…
— Вот и найдем каких-то то его ровесников… Стариков или старушек.
Двух старушек они отыскали прямо во дворе Настиной пятиэтажки. Они шли, вероятно, из магазина, постукивая одинаковыми палками по замшелому асфальту, с пакетами на локтях.
— Я их знаю, — сказала Настя. — Эти женщины не всегда были старушками.
Узнавание не было взаимным: просто какая-то стильно одетая дама подошла к мирным поселянкам, учтиво поздоровалась и спросила:
— А вы случайно не знаете, где живет дядя Боба?
— А на что он тебе? — недружелюбно спросила одна, а другая поддакнула:
— Дядю Бобу все знают, только вот недоступен он теперь.
— Умер! — вырвался у Свята досадный возглас.
— Да нет, — с хитрым прищуром ответила первая старушка.
— В дурдоме он, — хохотнув, уточнила вторая. — Абонент временно недоступен.
Но «абонент» нашелся на удивление быстро. Всё было близко в этом маленьком поселении. Пожилые женщины, хоть и с трудом, но вспомнили фамилию дяди Бобы — Смуров. Территория психушки была обнесена высоким забором с колючей спиралью поверху. Настя боялась, что их просто не допустят к Смурову: столь жутко выглядела эта коричневое кирпичное здание с окнами, забранными мелкой решеткой, но охранник всего лишь сделал им беглый фэйс-контроль и щелкнул замком пропускающей вертушки. Фактически, в отличие от привычного киношного образа, дурдом оказался самой обыкновенной больницей, с той лишь разницей, что здешних больных не выпускали за ее пределы. Впрочем, были и другие отличия. Например, внутрь посетителей не допустили: оставили ждать в специальной комнате, отведенной для встреч с больными.
— Просьба к вам будет одна, — сказала медсестра, которая провожала их. — Говорите с ним о чем угодно, только не произносите слова «шахта».
— Шахта? — вздрогнув, переспросил Свят.
— Шахта, шахта — подтвердила девушка. — Не говорите ему о шахте и не спрашивайте. А то… В общем, не говорите это слово и все.
Ждать пришлось довольно долго. Помещение с деревянными скамьями и облупленной батареей наполняла какая-то теплая вонь — так пахнет давно не стиранное полотенце.
— При чем тут шахта? — спросила Настя.
— Знать бы… — сказал Свят. — Будем придерживаться нашего плана.
План, разработанный наспех, пока они, по указанию смешливых старушек, перешли балку и поднялись по неширокой улице прямо к зданию психбольницы, состоял в том, чтобы наврать дяде Бобе Смурову о дальнем родственнике из Днепропетровска, который, будучи на смертном одре, передал для дяди Бобы одну вещь. Свят хотел упомянуть Днепропетровск и показать Смурову серебристый пистолет. Иных зацепок у них не было. Правда, теперь, благодаря медсестре, на их вооружение поступило еще одно слово…
— Днепропетровск? — визгливым голосом произнес дядя Боба. — Не знаю никого в этом городе. Скверный городишко!
— Это очень красивый город, — мягко возразила Настя. — Зеленый, цветущий, с множеством маленьких фонтанов.
Дядя Боба был когда-то веселым и рыжим. Смуров, который сидел перед ними и постоянно кутался в синий больничный халат, будто ему было холодно, оказался угрюмым, враждебно настроенным стариком. И совершенно лысым.
— Был я в этом красивом… — он вдруг нехорошо рассмеялся, его глаза вылезли из орбит. — Ха-ха-ха! Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а о тебя, крокодил, и подавно уйду!
— О чем он говорит? — обернулась Настя к Святу.
Он качнул в ее сторону ладонью, переключая инициативу на себя.
— Что там какой-то Днепропетровск, дядя Боба! — сказал он. — Многие люди гутарят о тебе с уважением. Слава о таком веселом хлопце вышла далеко за пределы района, докатилась до самых отдаленных городов.