— Артём, найди возчика.
Явились Савва с Эркеном. Эркен с сумкой, кивнул и поставил рядом со мной.
— Всё чисто, командир. Чухонец с тремя подельниками. Двое живут своими домами, обоих нет. — доложился Савва.
Зашёл Артём с возчиком.
— Нашёл только его, командир, отказывается ехать.
— Так чего на ночь глядя, завтра поедем.
Достаю два рубля серебром.
— Ну, это другое дело, пойду запрягу, — обрадовался возчик, расстроенный поначалу.
Первым делом поехали к дому купца Артемия Комова. Когда мы погрузились в возок, я обратился к девушкам.
— Если вас будут спрашивать, кто освободил, скажите, что не знаете. Пришли, забрали и развезли по домам. Не помните со страху. Запомнили. Ни кому, ни слова? — они молча кивнули. Было видно, что они до конца не верят в освобождение.
— Вот и хорошо, теперь по домам. Трогай, к дому купца Комова.
В ворота стучались минут пять.
— Кого принесло на ночь глядя. — раздался сердитый голос.
— Хозяина зови, быстро, насчёт дочери его разговор.
За воротами послышалась суета, калитка отворилась. На улицу выскочил приземистый мужик с окладистой бородой, за ним крепкий парень с дубинкой в руке. Увидев меня, остановился.
— Спокойно, любезный. Вы Артемий Комов?
— Я, чего про дочь сказать хотел? — его прям трясло не пойми отчего.
— Да ничего, привёз я её. Глафира, иди к отцу.
Она вылезла из возка и, увидев отца, кинулась к нему.
— Батюшка!!! — обняла и застыла.
У купца, видимо, не было сил шевелиться. Он обнял дочь и только причитал.
— Доченька, Глафирушка, — и плакал.
— Успокойтесь, всё в порядке, в дом идите, холодно.
Купец очнулся и суетливо стал уводить дочь, потом вернулся и счастливо улыбаясь спросил.
— За кого бога молить?
— Сотник Иванов, Семёновский полк. Все разговоры завтра. До тех пор ни слова, ни кому. Договорились?
— Да, конечно, ни слова. Завтра жду вас.
Сел в возок, и мы поехали объезжать постоялые дворы. Только на третьем нашли постояльца, есаула Худякова. Половой вызвал его. Худяков спустился. Глаза красные, синие круги под ними. За ним вышла женщина с лицом, опухшим от слёз.
— Худяков Ефрем Давыдович?
— Он самый, чего надо? — Есаул не мог понять, кто перед ним. Я в полушубке, с кинжалом на поясе и пистолетом в кобуре, без знаков различия. Следом Савва завёл дочерей. Женщина с воем кинулась к ним, те, в свою очередь, заплакали навзрыд. У есаула навернулись слёзы, но он как истинный казак смог собраться и твёрдо сказал.
— А, ну цыц, курицы, народ разбудите. Галя, идите в комнату.
Я хотел уйти
— А ты кто таков будешь?
— Сотник Иванов, Пётр Алексеевич, пластунская сотня, Семёновский. — Повернулся я.
— То-то гляжу форма не знакомая, Дорожный у вас есаулом?
— Да, Василий Иванович.
— Сродственник мой, дальний.
— Спаси тя бог, Пётр Алексеевич — есаул обнял меня. — Думал всё, не увижу дочерей, даже не знаю, как и благодарить тебя, сотник.
— Полно, Ефрем Давыдович, добром всё разрешилось, ну и слава богу.
— Станица Заречная, там полковой штаб, еже ли нужда какая случится, всегда помогу. Век буду помнить, сотник. — Пожали руки, и я пошёл во двор.
Приехали на постоялый двор, Савва на по следок возчику.
— Язык будешь распускать, найду, отрежу.
— Да, что я без понятия, что ли. Могила.
— Ну-ну могильщик, помни, что сказано тебе.
В комнате Ада помогла снять сапоги. Заглянул Савва.
— Командир, баня не остыла, вода тёплая есть.
Бегом мыться, кушать и спать.
Глава 6
Просил не будить меня рано, да куда там. Еще не было девяти, как в комнату ввалился хорунжий.
— Прошу прощения, командир. Думал ты уже, проснулся. — смутился он увидев меня в постели.
— Думал он, — ворчал я, вставая. — Ну чего застыл, рассказывай почему в такую рань, начальство беспокоишь.
— Так ты не знаешь ничего?
— А что я должен знать?
— Весь город гудит, некто Боронин жестоко убит в своем доме. Служанке шею свернули, хозяину глаза вырезали, дворовых, как скот порезали. Только дворник живой, да и то чуть не убили дубинкой. — и так подозрительно смотрит на меня. — А почему меня не позвали?
— Времени не было, Андрюха, — я коротко рассказал ему о вчерашнем происшествии.
— Эх, жаль, — с досадой воскликнул он.
— Не жалей, ни чего хорошего в том нет. Ничего бы не произошло, если бы сдались. А так героически погибли. Бились отчаянно.
— Ты серьезно, командир?
— Бандиты, я же говорил, чем они занимались.
— Ну скрутили бы и сдали в полицию, — настаивал на своём Андрей.
— Так хотели, но они не дались. Вот в процессе задержания и погибли. Но это не мы, понял Андрей.
— Конечно, командир. Народ говорит наградить того надо, кто это сделал.
— Где все?
— На базар ушли. Савва с Эркеном в соседней комнате.
— Ладно, пошли завтракать.
Завтракали вдвоем. Савва с Эркеном куда-то ушли и при мне остались Бирюк и Ёлкин. Бирюков Паша, полностью оправдывал свою фамилию. Не многословный, основательный и спокойный. Он как никто подходил в пластуны. Физический сильный, выносливый и какой-то незаметный. Вроде не мелкий, видный парень, ну вот, рядом, а не замечаешь его. Прирожденный разведчик диверсант. Рукопашник из него получился отменный и с ножом работал прекрасно, а вот с шашкой фехтовал на троечку. Поэтому у него был прямой армейский тесак с гардой. Тихон смастерил его из палаша. Бирюк, вот так незаметно, стал одним из моих приближенных. После Саввы и Эркена он третий доверенный. Парень с не простой судьбой. Его мать в девичестве, будучи в невестах, умудрилась забеременеть, когда её жених из другой станицы, был в походе. Пошла в лес, по делам и там её изнасиловали, кто, не знает. Жених принял версию невесты и женился, но поставил условие, что она отдаст ребенка родителям на воспитание. Через два года мать Паши привезла его родителям и забыла про него. К тринадцати годам он остался сиротой при живой матери. В восемнадцать лет, когда пришло время писаться в реестр, подвернулся шанс попасть в полусотню. Он был гол как сокол, старая дедовская шашка и древнее ружьё. Сотня стала его домом, а я старший, любимый брат. Он верит мне без оглядки, что меня порой пугает.
— Где гаврики?
— Пошли узнавать дорогу на дальний хутор. — ответил Бирюк.
— Так, рассказывай.
— Вчера, когда взяли Чухонца, стали расспрашивать, а он и его люди молчат. Я сказал, покуда Чухонец рядом, никто не скажет, ничего. Эркен взял его на нож. Один заговорил. Чухонец должен был сегодня отвезти девок на дальний хутор. После завтра за ними приедет покупатель. Он приблизительно рассказал где хутор находиться, но сам там не был. Двое других молчали. Разговорить, времени не было. —
— Кто дал команду искать хутор?
— Савва сказал, узнаем дорогу и доложим командиру.
— Ладно если так, здоровая инициатива это хорошо, главное, что бы побочные заработки не превратились в основные.—обдумывал ситуацию про себя.
— Добро, я по делам, Бирюк со мной. Ты Андрей?
— На несу визит к генералу.
Время пообщаться с купцом. К нему отправился в повседневной форме. Купец принял меня очень радушно, не знал куда посадить дорогого гостя.
— Артемий?, простите не знаю как по батюшке?
— Артемий Демьянович.
— Артемий Демьянович, у меня к вам просьба, о том, что я причастен к спасению ваше дочери, никто не должен знать.
— Да, конечно, Петр Алексеевич, и дочери накажу, — заверил меня он.
— Сколько просили выкупа?
— 10000 серебром, — вспотел купец. — Да, что деньги, дочь то одна, единственная, другие детки в младенчестве померли.
— Сочувствую, теперь можете не опасаться. Думаю подобное не повториться.
— Ну, дай то бог.
— У меня к вам просьба, вернее дело.
— Все, что угодно, Петр Алексеевич.
— Ну, не торопитесь, Артемий Демьянович. У меня сотня и её кормить нужно каждый день.
— Вы скажите сколько надо и я соберу потребное, даже не сомневайтесь.
— Мне ежегодно необходимо пять возов зерна, а лучше муки. Не бесплатно, скажем со скидкой.
— Хорошо, пять возов муки. Скажите куда и я отправлю обоз. Думаю сто двадцать рублей.
— Замечательно и в этот раз еще пять возов зерна.
— Хорошо, и пять возов зерна, в этот раз денег не возьму, и не спорьте, Петр Алексеевич. По всему видно, нет у вас детей. Не можете понять меня. На что оно мне, это богатство и достаток. Нам с женой до старости хватит. Дочь, она же единственная наша радость. Когда её похитили думал жена помрет, упала в обморок, еле отходили. Опасался я, что деньги возьмут, а дочь не вернут. В полицию обратиться по боялись. Они пригрозили Аграфену на куски порезать и подкинуть к воротам. — и тут его осенило. — так значит это вы… — он таращился на меня испугавшись своей догадки. Я спокойно смотрел на него не подтверждая и не отрицая.
— Нет, Петр Алексеевич, денег я с вас не возьму, каждый год пять возов муки и пять возов зерна, пока жив, будет так.
— Благодарю вас, Артемий Демьянович, обоз отправьте в Пластуновку, рядом с Романовкой. Разрешите откланяться, дела. А дочь ваша просто чудо, смелая девушка.— решил сделать приятное отцу. Он прямо засветился от удовольствия.
Приехали на постоялый двор и сразу наткнулся на Тихона.
— Тихон, ты где пропадал?
— Так, это, материал закупал, литейные формы получал от зятя вашего ну и…
— Понятно это, спал где?
— А, ты про это, командир, в фургоне.
— Холодно же?
— Я печку соорудил, натопишь, жарко становиться, — довольно улыбается. — Столько добра в фургоне, я там ночую, мне спокойней.
— Ладно, Тихон, молодец.
Мы занимали не меньше половины постоялого двора. Все усталые, но довольные суетились о чем-то говорили, как будто и не было похищения. Увидев меня Савва показал, что хочет поговорить. В комнате Аслан и Ада укладывали покупки в баулы.
— Мне надо поговорить, Аслан позови Рому и Саню.