Он с минуту восстанавливал дыхание, дозор шёл в метра семистах от нас.
— Впереди, к нам навстречу, двигается караван. Два десятка горцев с пленными и навьюченными лошадьми.
— Вот значит где не достающие мужчины из селения, на заработки ходили, — мысли мелькали в голове.
— Рома справа со своими, Артём слева с пятью бойцами, засада в лесу, обозначил я схему. Эркен берёшь двоих и осторожно к ним в тыл, что б никто не ушёл. В пленных не попадите, выполнять. Савва всех в лес, укрыться и не высовываться, — все без суеты стали распределяться по своим позициям.
Нарисовался прапорщик с солдатами.
— Где наше место сотник?
— В лес, прикрывать караван, не рассуждать, это приказ. Выполнять прапорщик, — не стал слушать его протесты. Со мной семь человек. Замаскировались по обочинам тропы.
— Мы сможем завалить не больше трех передних, остальных будут отстреливать фланговые стрелки. Они ведут огонь, левые 45 градусов налево, правые 45 градусов направо. Эркен с головным дозором контролирует тех кто побежит. Ждём.
В момент когда голова каравана приблизилась на пятьдесят метров, с нашей стороны заржал жеребец, я знаю даже какой, твою мать. Командую.
— Бей!!! — раздаётся нестройный залп. Трое передних упали, дальше стрелять не получается, не видно в кого. Махнул рукой выдвигаемся ближе. С обеих сторон раздаются выстрелы. Приблизились вплотную. Лошади с перепугу создали кучу, топчась на месте. Тропа не широкая, в лес и назад они не могут убежать, так и толкаются. Ждём окончания стрельбы. Вроде стихло, раздаются ещё два пистолетных выстрела.
— Зачистка, контроль, внимательней там, — командую я. Бойцы, по двое, осторожно идут вперёд. Достал пистолет, перезарядил ружьё. Ждать пришлось минут двадцать. Наконец появился Савва.
— Всё командир. Пятнадцать побили, троих раненых зачистили. Три пленницы, все живы, перепугались только, отходят. Двацать восемь лошадей, одна ранена, но ходить может. Во вьюках всякое барахло, — как всегда коротко и по делу, за что уважаю Савву.
— Добро, разворачивай караван, вернёмся на стоянку.
Пришлось возвращаться, благо отошли не больше километра.
Заняли больше половины поляны, ещё двадцать восемь лошадей прибавилось. Подошёл Аслан.
— Камандир, скоро дождь будет, надо дом строить, дрова сухой собирать.
Посмотрел на небо пасмурно и темно, точно дождь будет и неслабый. Раздал команды и бойцы забегали, стали сооружать навесы для людей и багажа. Аслан успел соорудить односкатный навес между двумя деревьями и сейчас утеплял бока и крышу. Делал он всё быстро и со знанием дела, Ада помогала ему таская ветки. Только успели соорудить семь навесов и собрать сушняк, как начал накрапывать дождь, а потом, как прорвало небеса, пошёл потоком. Лило с полчаса, затем ливень перешёл в нудный осенний дождь. Под моим навесом, помимо нас троих, устроились Савва с Эркеном и Азамат. Хату устроился в другом месте. Я заметил, что он опасается меня. Аслан запалил небольшой костерок и поставил три котелка с водой.
— Под вторым навесом котёл поставили, ужин будут готовить, — сообщил Эркен, пришедший последним.
— Казаки, с Павловской, обозом из Моздока шли. Четыре телеги и трое верховых, семь казаков, три женщины и девочка. Горцы из засады почти всех сразу положили, двоих позже зарубили. Казаки убили одного и ранили двоих, не сильно. Горцы мёртвых в кусты оттащили и погнали телеги пока дорога позволяла, потом телеги бросили, груз навьючили на лошадей и нас повстречали. Девки говорят тётку, раненую, сильно порубили, это она горца застрелила, — все перекрестились, кроме мусульман, естественно. Утром тронулись, как только рассвело. Нужно было торопиться, пока дороги сильно не развезло. Хорошо хоть дождь прекратил моросить, но всё равно было холодно и сыро. В часа три, после полудня, головной дозор встречал нас с большой компании всадников. Лес уже не такой густой и тропа стала шире, ровней. Оказалось они встретили полусотню второй сотни из Павловской, которые преследовали горцев. Подъехал к ним, слёз с коня.
— Здравия, господин сотник, вахмистр второй сотни Кислов, Кизлярский, — представился он.
— Сотник пластунской сотни, Иванов, и тебе на хворать вахмистр, — поздоровался я. Вдруг за спиной раздался крик.
— Дядька Даня!!!
Вахмистр заволновался.
— Варюха, живая. — Он кинулся на встречу и подхватил девчушку, крепко обнимая.
— Варюха, живая. — повторял он плача.
— Они батю застрелили и мамку порубили. — Плакала девочка.
— Знаю я Варюша, знаю, чего уж теперь. — Гладил он её. Поднялся.
— Извиняй сотник, мать её, сестра моя родная, видел, что нет Варюхи. Честно говоря не чаял увидеть. Спаси тебя бог, сотник, не дал племяшке сгинуть.
— Ладно, вахмистр, двигаться надо, а то застрянем надолго.
На следующий день добрались до места, где стояли брошенные телеги. Отдали казакам лошадей и весь груз захваченный горцами. Трупы погибших казаков уже увезли в станицу. Поздно вечером добрались до Павловской. Переночевали в тепле и даже успели немного помыться. Здесь попрощались с прапорщиком и солдатами. Предварительно он написал подробную докладную о том, что с ним произошло и все подробности с момента освобождения и прибытия в станицу, расписался за себя и солдат. Выдал ему четыре рубля серебром, на дорогу. Обещался вернуть по возможности. Приняли нас в станице тепло, покормили, обогрели и в дорогу снабдили. Только на четвертый день мы прибыли в Семеновку. Отправил караван на базу, а сам задержался в штабе полка, делать подробный доклад о рейде и проделанной работе. Задержался до следующего дня, говорил, писал, опять говорил. Попросил Василия Ивановича отправить капитану пакет с докладом и захваченными бумагами, с пояснениями. К рапорту командиру полка приложил все дополнительные докладные, рапорта и другую муть. Только к вечеру, следующего дня, добрался до базы. Савва и Эркен отправились по домам. Эркен забрал жеребца и мерина. Очень он просил в счёт премиальных, Савве дал десять рублей серебром и по шашке с кинжалом, на их выбор. Наконец я дома.
Глава 9
База встретила спокойной, размеренной жизнью. Суета встречи прошла вчера, всё рассосалось и утряслось. Встречали меня Трофим, Егор Лукич, Анисим и подхорунжий. Приготовили сюрприз, неожиданный для меня. Они построили дом на территории базы. С правой стороны от штабного. Дом с тремя комнатами, большая комната посередине и две небольшие комнаты по бокам с выходом на маленький задний дворик. В связи с новыми открывшимися обстоятельствами, в виде моей наложницы, во дворике сооружали печку, кухню. Вот такой подарок.
— Нехорошо как-то, командир сотник уже, а все в каморке ютится. Как командир, нравится? — спросил Анисим, довольный моей реакцией.
— Благодарствую, братцы, уважили, да еще так вовремя или знали, что не один прибуду.
Все рассмеялись.
— Мои уже в доме? — спросил я.
— Да Аслан вчера вещи таскал, а Адалат порядок наводит — ответил Трофим.
— Знатную наложницу у Зелим бея забрал, командир.
— Как я понимаю, все про всё, знают? — усмехнулся я.
— Не без того, про все и даже больше — засмеялся Трофим. — Только вот что я тебе скажу, командир, если в следующий рейд не возьмешь меня, обижусь сильно.
— Что, тоже наложницу захотелось, — подначил Егор Лукич.
— Ну и захотел, что такого, это тебе жинка усы повыдирает, а мне пока можно, — не остался в долгу Трофим.
— Ладно, братцы, пойду домой, мыться, бриться и отдыхать, все завтра.
Хорунжий скромно стоял и улыбался. Когда все стали расходиться, попросил его задержаться.
— Ну, что, Андрей Владимирович, не передумали служить в сотне?
— Нет, Петр Алексеевич, наоборот, убедился, что сделал правильный выбор. Тяжело, не буду скрывать, не все пока получается, но все преодолимо.
— Как полусотня, никто не желает уйти?
— Что вы, все стараются, не за страх, а за совесть. Честно говоря, никогда не видел, чтобы так хотели служить, а после вашего рейда только и разговоров о нем. Вчера в казарме участники делились впечатлениями. Да я и сам удивлен услышанным. Петр Алексеевич, вы правда отрубили голову Зелим бею и забрали его жену себе наложницей.
— Голову отрубил, а Адалат сама попросила забрать её. Все хорунжий, право слово, устал. Поговорим позже.
— Да, конечно, командир, простите за мою непонятливость. — смутился Хорунжий.
— Бог простит, хорунжий, — я пошел к своему дому. У входа меня ждала Ада.
— Здравствуйте, господин. — Улыбнулась она.
— Я все приготовила для мытья.
Баня, как много в этом звуке, для сердца русского слилось.
— Ты мылась в бане? — спросил я.
— Нет, господин.
— Бери нижнее бельё или как там называется у вас? — ожидаемо, она ничего не поняла.
— Аслан, — позвал я. Он выглянул из двери.
— Объясни Аде, что она идёт со мной в баню мыться, пусть возьмёт с собой вещи.
— ЭЭ, господин, у нас так не делают, женщины отдельно моются, — растерялся Аслан.
— Я сказал, пусть собирается, со мной будет мыться, — настоял я.
— От услышанного Ада покраснела, но перечить не стала. — Пошла за вещами.
— Ещё чего, миловаться с не мытой, я и в той жизни терпеть не мог женщин с душком, да ещё не мытых, не известно сколько дней, неее увольте, лично буду мыть.
Вышла Ада с узлом, я собрал свои вещи, и мы пошли в ближайшую баню. Топили лично для меня.
В предбаннике без стеснений разделся и смотрю на Аду, которая уткнулась в свой узел и боится смотреть на меня. Взял у неё узел, осторожно за подбородок поднял лицо. Стоит как натянутая струна, зажмурив глаза, сцепив руки на груди. Нежно целую в губы, все лицо, шею и снимаю верхнюю одежду. Стоит не сопротивляется. Только когда осталась нижняя рубашка, она судорожно схватила меня за руку и открыла глаза, а потом как-то обреченно, опустила руки, давая возможность снять её. У меня радостно за колотилось сердце, стройное тело, маленькая, крепкая грудь, плоский живот и густая поросль кучерявых волосков на лобке. С трудом задавил в себе желание немедленно овладеть ею. Немытые оба, чувствую, как от меня несет потом. Дружок мой наплевал на все и торчит каменным изваянием, черт с ним, его проблемы. Про рану на плече забыл напрочь.