— Сию минуту! Сюда пожалуйте!
Нас провели в тихий, затемненный угол. Заказ был сделан быстро, почти машинально. Пока готовили обед, я попросил коньяк и фруктов. Золотистая жидкость наполнила бокалы. Мы молча подняли их, не чокаясь, и выпили. Коньяк обжег горло, но не согрел.
Генерал поставил бокал, его пальцы слегка постукивали по рюмке. Он наконец повернулся ко мне. Взгляд его был тяжёл, устал, но в глубине таилось понимание, он догадывался, о чём пойдет речь.
— Я вас слушаю, Пётр Алексеевич, — произнес он тихо, но отчетливо.
Я наклонился вперед, понизив голос до доверительного, почти интимного шепота, в котором, однако, звенела сталь.
— Николай Леонидович… Вы же не сомневаетесь в моём искреннем уважении и добром расположении к вам? Будем откровенны. То, что творится в Кавказском корпусе и, простите, в нашем казачьем войске… — я сделал паузу, давая словам осесть, — это уже не просто издержки службы. Это переходит все мыслимые границы. Границы терпимости и здравого смысла. Зная кто контролирует мои действия на месте, у меня спокойно забирают деньги, и это не десять рублей.
Я видел, как напряглись плечи Колосова.
— Я не ханжа, Николай Леонидович. Прекрасно понимаю, жизнь сложна, идеалов не достичь. Бумажные уставы одно, а реальность другое. Сам грешен, не святой и не судья. Но… — я пристально посмотрел ему в глаза, — губит дело не сам факт отступлений. Губит жадность. Губит вседозволенность. Когда есть негласные правила, когда соблюдается баланс, когда каждый знает свою меру и не рвёт последнюю жилу, с этим можно было мириться. Сложилось как сложилось. Но сейчас, масштабы… — Я резко отхлебнул коньяк. — Они стали чудовищными. И за этим последуют жёсткие меры, Николай Леонидович. Уже следуют. Процесс запущен.
Атаман не отводил взгляда. В его глазах мелькнуло что-то. Тревога? Сомнение?
— Вы умный командир, — продолжал я, подчеркивая каждое слово. — Талантливый администратор. Вы заслуженно на своем посту. И я… — голос дрогнул от искренности, — я искренне не хочу видеть вас опозоренным. Не хочу видеть вашу репутацию растоптанной в грязи из-за чужих, а может, и не совсем чужих, нечистых дел.
Я отодвинул бокал.
— Дистанцируйтесь, Николай Леонидович. Максимально. Пока еще есть время. Его… — я посмотрел прямо в его напряженное лицо, — его немного. Поверьте мне. Я знаю, о чем говорю.
Глава 17
В то время когда мы с атаманом обедали в ресторацию спустился Куликов. Поначалу он не обратил внимание на нас, но присмотревшись узнал меня. Встретившись со мною взглядом он слегка кивнул мне и дал понять, что не хочет говорить со мной при постороннем. Генерал весь обед рассеянно делал вид, что обедает, но временами он отключался и глубоко задумавшись переставал есть.
— Николай Леонидович, уверен вы не замешаны в чём-то серьёзном. Отбросьте плохие мысли и обдумайте весь наш разговор. Выход всегда есть, поверьте, я помогу вам по мере своих возможностей. Только не совершайте необдуманных поступков.
— Да вы правы, Пётр Алексеевич. Спасибо за обед. Я пожалуй пойду.
Я встал провожая начальство.
— Здравствуйте Жан Иванович, рад вас видеть, но вы говорили, что будете в Тифлисе?
— Здравствуйте, Пётр Алексеевич, так сложились обстоятельства. Пришлось вернуться.
Я присел к столу Куликова. Мельком глянув заметил, как он осунулся. На лице усталость, следы бессонных ночей и не весёлых размышлений.
— Выглядите вы не лучшим образом. Что, всё так плохо?
— Пока трудно сказать, Пётр Алекеевич, но перспективы вырисовываются не радостные. Хочу напомнить вам о вашем обещании выделить мне охранение.
— Даже так. — Потянул я. — Раз обещал, значит дам.
— Да, Пётр Алексеевич. Сегодня утром встретил полковника Лукьянова. Он прибыл к нам на помощь и не один. Как я понял он намеревается ехать к вам. Вот я и решил присоединиться к нему. А тут вы, собственной персоной.
— А давайте со мной, Жан Иванович. Я с каретой. Прихватим полковника и ко мне на базу. Там отдохнёте пару дней от трудов праведных. Поговорим в спокойной обстановке.
— Замечательно, я быстро соберусь и спущусь с вещами. — Обрадованно откликнулся Жан Иванович.
Я вышел на улицу.
— Аслан, Паша, помогите господину Куликову с вещами. Полковника Лукьянова не стали искать и звать, сам доберётся, да ещё не один.
База нас встретила с новым обстоятельством. Полковник Лукьянов прибывший на день раньше нас и был немного озадачен столь суровым приёмом. Они прибыли в форме драгун и Андрей знавший шапочно Лукьянова был немало удивлён его появлению у нас на базе, да ещё в количестве двадцати человек. Никто не собирался скрывать, что им не рады. Я с улыбкой наблюдал за недовольным полковником.
— Здравия желаю, Лев Юрьевич. Что ж вы, без уведомления к нам пожаловали. Да ещё в драгунской форме? Не стоит обижаться на действия моих подчинённых. Всё согласно моим наставлениям и караульной службе. База военный объект и все действия вытекают из этого обстоятельства. Вас разместили и покормили? Прошу в штаб господа. Аслан, размести господина Куликова у меня.
Мы расселись в штабе. Андрей пришёл вместе с Егором Лукичом. Лукьянов коротко изложил причину их появления у нас, чем изрядно удивил меня.
— Признаться не ожидал столь быстрой реакции со стороны вашего начальства, Лев Юрьевич.
— Это всё инициатива Дубельта. Принял решение, озадачил меня и вот я здесь. Доставить, проконтролировать обучение и прибыть с хорошим результатом. Это помимо того, что должен оказать всемерную помощь Жану Ивановичу. На всё три месяца. Как хочешь, так и выполняй. Да, мне было сказано, что средства на наше содержание вам выделены. Не обессудьте, Петр Алексеевич. Помнится, вы как-то высказались: Наше дело телячье, обосрался и стой. Вот я и стою. — усмехнулся Лукьянов. В его словах слышалась усталость и скрытое раздражение.
— Понятно, как я понимаю подразделение секретное?
— Да, пока назвали Служба специальных операций, ССО. От этого наш маскарад.
— Вы, Лев Юрьевич будите присутствовать все три месяца?
— К сожалению нет. Буду помогать в работе Жану Ивановичу, ну и вам при необходимости. Разрешите представить вам ротмистра Малышева Олега Дмитриевича, командира первого подразделения ССО. Вам дана полная свобода в обучении и подготовке, на ваше усмотрение.
Ротмистр Малышев, мужчина типичной славянской внешности. Широкие скулы, светлые волосы, коротко стриженные. Крепко сбитый, с прямой спиной кадрового вояки. Но больше всего запоминались глаза, холодные, с цепким, оценивающим взглядом, который мгновенно сканировал собеседника. Ротмистр представился по-уставному. Мне он невольно понравился. В нём чувствовалась не показная, а подлинная мужская твердость, основательность и скрытая сила, как у валуна.
— Зампотыл. Определить в казармы, переодеть, поставить на довольствие. Нач.штаба вооружить и снабдить, как пластуна. Программу обучения составлю сам. Ротмистр постройте личный состав на плацу.
— Слушаюсь господин полковник — Малышев выскочил из штаба.
— Пошли смотреть на бойцов.
Малышев построил всех в шеренгу. Я молча шел вдоль, оценивающе осматривая каждого. Все не старше двадцати пяти лет. Было видно, что прошли тщательный отбор. Крепкие, поджарые. В умных глазах ожидание и вызов одновременно. Хороши, нет слов. Лишь последний, худой и нескладный. Взгляд потухший и равнодушный.
— Я, полковник, граф Иванов-Васильев. Командир отдельного пластунского батальона. С этого момента и до конца прохождения первичного курса, вы курсанты, и никто более. С планом обучения вас ознакомят позже. Никаких скидок и преференций. Не справляешься, отчисление. Возможно вы примите участие в боевых действиях в составе батальона. Прошу вас отнестись к обучению со всей серьёзностью. Вопросы? Вопросов нет. Ротмистр ведите взвод к месту расположения. Сегодня получаете обмундирование, снаряжение и помывка. Начальник тыловой службы хорунжий Фомин, все вопросы к нему. Командуйте ротмистр.
У нас с Лукьяновым затеялся разговор касающийся специального подразделения. Самое главное определились с его назначением, от этого зависела подготовка и программа обучения. Посетовал на то что немного не ко времени, но мы полагаем, а начальство располагает. Лукьянов озвучил требования к подразделению. Проведение силовых операций на территории Российской империи, на начальном этапе. Слишком общее желание, но в принципе понятно. У меня уже созрел план занятий с курсантами. Переместились ко мне в дом. Аслан доложил, что баня готова. Втроём отправились мыться. Какие деловые разговоры после бани. Ни мыслей, ни сил, спать!
Утром после завтрака полковник Лукьянов, немного смутившись, попросил меня о разговоре с глазу на глаз. Куликов деликатно удалился в ознакомительную прогулку по базе.
— Пётр Алексеевич, я должен передать личную просьбу генерала Бенкендорфа.
Я сильно напрягся.
— Со мной прибыл бывший прапорщик Семёновского полка, граф Муравин Константин.
— Это тот худой и стройный юноша со взором горящим, который так бросался в глаза на фоне ваших бравых парней.
— Да, это он, — вздохнул полковник. — Во время расследования польских событий и покушения на цесаревича, выявилась его связь с виконтом Кэмптоном, активное участие в клубе молодых патриотов России за конституцию и либерализацию законов, куча всего мусора и политического дерьма, под патронажем Кэмптона. Был арестован и уволен из гвардии. Ему грозила каторга с лишением дворянского звания и всех прав на имущество. Не малого, я вам скажу. Его мать англичанка, в девичестве баронесса Кенморк, вдова графа Муравина. Впоследствии любовница князя Юсупова родившая ему двойню, Константина и Констанцию. Князь признал их. После смерти графини, он неофициально опекает своих детей. Не знаю, что связывает князя и нашего шефа, но Бенкендорф уговорил Императора смягчить приговор и после разжалования и изгнания из гвардии сослать его рядовым на Кавказ, в ваш батальон.