Он долго молчал, тяжело размышляя. Отказать сразу в такой момент казалось бесчеловечным.
— Борис Николаевич… — наконец начал граф, тщательно подбирая слова. — Просить содействия Кати… я не считаю сие благоразумным. Его Императорское Величество… — Васильев понизил голос, — … до сих пор не может простить ей той самовольной поездки на Кавказ и последовавшего замужества. Даже рождение правнука, увы, не смягчило его гнева. Обращение к ней сейчас может лишь усугубить и без того сложную ситуацию.
— Что же мне делать⁈ — вырвалось у князя глухим стоном. Он закрыл лицо дрожащими руками, и по его исхудавшим щекам покатились редкие, жгучие слезы беспомощности. — Боже… Все пути исхожены, все двери закрыты… Я… я не смог спасти сына… — Его голос сорвался, полный невыносимой муки: — Значит, я был плохим отцом… раз допустил это… допустил… — Слова перешли в еле слышимый шёпот.
Графу было тяжело смотреть на страдание отца. Он не сомневался в решимости Николая I покарать всех причастных к покушению на Александра и наказать жестоко и показательно.
— Хорошо, Борис Николаевич, я попробую вам помочь, — наконец сказал граф после длительной паузы. — Я постараюсь смягчить наказание для Константина. Ничего не обещаю, как говорил, возможности мои невелики. И если ничего не получится, прошу вас не держать на меня обиды.
— Что вы, Дмитрий Борисович, какие обиды! — встрепенулся князь. — Хоть что-нибудь, Дмитрий Борисович, я буду благодарен вам даже за попытку помочь мне.
— Я завтра же займусь этим. Сразу сообщу вам о положении дел.
Они расстались. Князь вызвал дочь, и они уехали во дворец Юсуповых.
Констанция выслушала отца и согласилась с ним не тревожить просьбами Екатерину. Она вспоминала разговор с Катей. Екатерина ещё до конца не оправилась от родов, была немного бледная, но от этого не потерявшая своей красоты. Они не были знакомы вследствие того, что Катя не любила светские увеселения. Констанция слышала множество слухов и сплетен по поводу столь вызывающих поступков Катерины. Но как-то не вникала в суть этих слухов и отнеслась к ним спокойно. Сейчас же она видела перед собой красивую, сильную, молодую женщину, способную идти наперекор всему светскому обществу, даже воле самого императора. Это впечатлило Констанцию. А когда она увидела сына Кати в руках служанки, красивой горянки в национальных одеждах, пришла в полный восторг. Попросила подержать его на руках, на что заметила недовольный взгляд горянки и жесткий отказ в её просьбе. При виде этого очаровательного малыша, с любопытными глазёнками смотревшего на Констанцию, у неё вдруг защемило сердце, и ей до слез захотелось стать мамой и держать в руках своего ребёнка. Она забыла обо всём на свете, наблюдая за тем, как Катя держит сына и тихо шепчет ему ласковые слова. Вошёл слуга и сообщил, что князь уезжает. Они ехали с отцом и молчали, думая каждый о своём.
На следующий день граф просил срочной аудиенции у генерала Бенкендорфа и был принят им.
— Здравствуйте, Дмитрий Борисович, у вас что-то срочное? — вежливо поинтересовался Бенкендорф.
— Да, Александр Христофорович, простите, что попросил вас принять меня срочно, но дело не терпит промедления, так как последствия опоздания могут быть непоправимы. У вас ведётся следствие над сыном князя Юсупова, Константином Муравиным?
— Ах, вот вы о чём, — нахмурился Бенкендорф, догадываясь о сути разговора.
— Александр Христофорович, прошу вас выслушать меня.
Бенкендорф кивнул.
— Если у следствия есть неопровержимые доказательства причастности графа Муравина к покушению на цесаревича, я не скажу ни слова и уйду.
— Прямых доказательств его причастности не выявлено, только близкие, дружеские отношения с Кэмтоном. Доказано его участие в кружке «Патриоты России», — генерал пристально посмотрел на графа. Его взгляд был холоден и равнодушен.
— Александр Христофорович, не буду скрывать о своей вчерашней беседе с князем Юсуповым. Человек во многом непонятный для большинства в светском обществе и порядком избалованный своим достатком. Но я уверенно заявляю, что он благородный и порядочный подданный Его величества. Щедрый меценат и благотворитель в отличие от многих нас, людей богатых и с хорошим достатком. Как отец я прекрасно понимаю его. Я прошу не о помиловании, Александр Христофорович, а о смягчении приговора. Его сын — прекрасно образованный молодой человек, да, оступился, попал под внешнее влияние, но он не законченный враг. К чему разбрасываться таким ресурсом. Изгнание из гвардии, разжалование в рядовые — и пусть едет на Кавказ искупать свои провинности. К примеру, к моему зятю. Чем не наказание. Ну а если убьют, так хоть с честью. Не стыдно родителю.
Бенкендорф задумался и, усмехнувшись, сказал:
— В ваших словах есть резон, граф. Я донесу ваши слова до Его величества и постараюсь убедить его. Вас устроит подобный исход вашей просьбы?
— Благодарю вас, ваше высокопревосходительство, вполне.
— Как обстоят дела в вашем отделении, граф?
— Разгребли завалы, собираю последние сведения. Думаю на следующей неделе доложить Его Величеству о настоящем состоянии дел. По предварительным выводам, много упущений и прямого небрежения к работе.
— Завтра я иду на доклад к Его Величеству и постараюсь выполнить обещанное. Больше вас не задерживаю, граф.
Такова была предыстория попадания на Кавказ графа Муравина Константина Борисовича. О чем подробно сообщил мне граф в большом письме, которое передал с полковником Лукьяновым.
Глава 20
Хайбула стал готовиться к выходу. Всё не раз оговорено и обдумано, но никакой гарантии четкого выполнения планов не было, это понимали все. Ему необходимо встретиться с основным отрядом, в котором должно быть не менее восьми десятков воинов. По пути к ним должны присоединиться ещё сторонники. Сколько их будет и кто ещё услышит призыв Хайбулы было неизвестно. Но несмотря на все сомнения дальше откладывать нельзя. После беседы с Хамидом, Абдулах-амин непременно узнает и будет готовиться, чтобы предупредить возможные последствия действий Хайбулы. Имам хитрый и опытный стратег, закалённый боец в борьбе за власть. Его по-прежнему поддерживают многие сообщества и народы Кавказа. Хотя уже не было прежней, безоговорочной поддержки. Люди устали от войны. На это был и рассчитан план Хайбулы. Настал день отъезда Хайбулы и Гасана. Расставание с семьёй прошло без меня. Только встревоженное лицо Мелис и немой страх в её глазах говорили о тех переживаниях и чувствах, которые бушевали у неё в душе. С Хайбулой выезжала фура гружённая оружием, небольшими бочонками с порохом и свинцом, в сопровождении четырёх разведчиков Кости. Дауд и Малик должны были помочь Хайбуле переправить груз.
Хайбула прекрасно знал и понимал мои мотивы, побудившие помочь ему. Я с самого начала рассказал ему и он был благодарен мне за честность. Начался наш путь создания Аварского ханства во главе с Хайбулой. Каким он будет даже предположить невозможно. Вот в этом была основная несправедливость между нами. Я не проигрывал в любом случае, а Хайбула, если не сможет реализоваться, терял всё.
Тогда я дал ему клятву: если он падёт в бою, я непременно позабочусь о его семье. Он знал, моему слову можно верить. В ответ Хайбула лишь молча кивнул. На его губах появилась грустная улыбка с привкусом горечи. Этим кивком он благодарил меня за то, что я снял с его плеч самую тяжкую заботу.
Понимая, что в любом случае Хайбуле понадобится оружие я дал поручение Тихону и Илье тихонько проехаться по станицам, поговорить со старшинами сотен казачьих полков и закупить пригодное огнестрельное оружие. Они скупили пятьдесят семь ружей и сорок четыре пистолета, починили и всё привели в порядок, уложившись в сто семьдесят рублей. Порох закупил Егор Лукич. Он же посоветовал поговорить с армейцами, у них старья на складах хватало. Отец Тихона периодически закупал у них стволы для работы. Было на складах хранения вполне годное оружие. Продадут его они с превеликим удовольствием. Нужно было ехать в Пятигорск и проехаться по дальним от нас станицам. Последнее хорошее оружие из наших запасов, выкупил хаджи Али для своей полусотни.
Пятигорск активно застраивался. Количество отдыхающих с каждым годом росло. Было принято решение облагородить источники минеральной воды и обустроить их. Началось строительство театра и был разбит парк в городской черте. Встреча с атаманом прошла обычным порядком. Я не напоминал ему о нашем разговоре. Получил его разрешение на закупку конфискованного и трофейного оружия со складов Казачьего войска. Встретился с Ашотом и подкинул идею об организации транспортного товарищества. Налаживания регулярного транспортного сообщения города и минеральных источников. Заказать шестиместных удобных карет и четырёх местных повышенной комфортности для богатых клиентов. Он сразу оценил мою идею и ухватился за неё. Движение регулярное, по графику. Он обещал всё обдумать и вложиться. Четверть стартового капитала вношу я, три четверти он, деление прибыли соответственно паям. Довольный Ашот попросил меня в будущем не забывать о нем. Потому как все мои идеи практичны и прибыльны. Со своей стороны обещал ему разместить заказ на нашей каретно-тележой мастерской и контролировать выполнение работ. Весь следующий день я посвятил общению с подполковником Шуваловым, а после с генералом Зубаревым. О том, что планируется операция с Хайбулой никто не знал. Шувалов был обеспокоен затишьем со стороны горцев. Он ожидал нового тактического хода от Хайбулы, но действия отрядов повстанцев вновь стали хаотичными, мелкими и не эффективными.
— Как вы думаете, Пётр Алексеевич, что задумал Хайбула? До меня дошли сведения о его тяжёлом ранении. К сожалению, он выжил. Может быть, хоть этот год выдастся спокойным.
— Трудно судить, мои черкесы и не помышляют о разбое и набегах. Наоборот опасаются соседей с дальней стороны. Горные районы мы не можем постоянно контролировать, да и сил на это не хватает. Совершаем редкие рейды по просьбе хаджи Али.