— Лиз, посмотри на меня.
Не хочется. Совсем не хочется. Чувствую себя паршиво, как никогда.
— Лиииз…
Помню, как два года назад Паша вдруг начал разговаривать со мной чаще обычного, предлагал помочь с уроками, или проводить до дома. И это было так просто — согласиться, раз уж мы живём в противоположных домах. Почему бы и нет, друзей-то у меня и не было? Я не видела в его действиях никакого скрытого подвоха, о котором шептались другие. И я была права — подвоха не было, а если и был, то рассеялся по ветру вместе со смертью Кости, а мы с Пашей так и остались друзьями.
— Когда ты успела стать сумасшедшей, Лиза?
Сворачиваю к своему подъезду и приглушенно говорю «Пока».
— Не общайся с ним, — долетает в спину. — Ты пожалеешь, Лиза.
— Иди домой, Паш.
Если честно, не думала, что наше общение продолжится, ведь мне пришлось попрощаться с ним ещё за день до похорон и уехать. Паша знает, куда и зачем. По каким-то причинам я сочла нужным ему об этом рассказать. Может из-за жалости, может из-за чувства вины, что оставляю его в такой сложный момент, а может из-за того чувства безграничного доверия, которое между нами появилось.
Но вот вернулось оно ли с моим возвращением?..
Вот он — первый секрет. Паша и понятия не имеет по какой причине я ходила на встречу с его бывшим другом. И не должен узнать, по крайней мере, до тех пор, пока я сама со всем не разберусь и не узнаю, что за видео может быть на этой флэшке и какая сволочь изнасиловала мою идиотку-сестру!
Тихонько закрываю за собой дверь квартиры и подпрыгиваю на месте от неожиданности.
— Я специально включила свет, чтобы не напугать тебя, — мама сидит на кухне, отстукивает пяткой по полу на нервной почве и курит. — Но видимо испугала. Прости.
Прощение просит. Докатились.
— Мам, я… — И слов подобрать не могу.
— Не надо, Лиза, — мама и сама не знает, как спасает меня от вранья. Тушит сигарету в пепельнице, и вновь извиняется, что задымила квартиру. Если мама и курит, то ни при мне и уж точно не в доме. — Я выкурила первую после третьего звонка тебе на который ты не ответила, — выбрасывает пепел в мусорку. — А вторую уже от облегчения, когда увидела вас с Пашей у дома.
Вот Паша и стал моим спасителем второй раз за ночь.
— Прости, мам…
— Я всё понимаю, Лиза, — вижу, что мама плакала и немного жалею, что поставила телефон на беззвучку. Но что бы я ей сказала, подними трубку? — Первая любовь может быть безумной каруселью… — Усмехается. — Мне нравится Паша. Всегда нравился, — приближается ко мне и смотрит сердито, — но ещё раз ты сбежишь с ним ночью, ничего не сказав об этом мне, и это будет ваша последняя встреча, поняла?
— Да, мам… — мямлю.
— Знаешь, почему последняя?
— Ты запретишь.
— Не я. Я расскажу об этом отцу, и ты знаешь, что будет.
— Хорошо, мам, — такое враньё меня вполне устраивает. Потому что я не планирую сбегать с Пашей по ночам.
— А теперь иди спать, — тяжело выдыхает, целует меня в макушку и выключает на кухне свет. — Тебе вставать рано. Или забыла, что снова школьница?
Лучше бы забыла.
Лучше бы проспала.
Ооо… выключите кто-нибудь солнце!
Переворачиваюсь на другой бок и с головой ухожу под одеяло.
Солнце?!
Резко сбрасываю одеяло на пол и смотрю в окно. И вправду… солнце светит, небо практически чистое, дождём и не пахнет, и на душе как-то автоматически теплее становится. Последние две недели от солнца и напоминания не было, а тут…
День начинается неплохо!
А когда день начинается хорошо, то в семидесяти процентах случаев кто-то обязательно испортит вам этот день!
— Как прошло? — Полина сидит на стуле за трюмо и красит ресницы.
Сбрасываю ноги на пол и хорошенько потягиваюсь.
— Давай, выкладывай.
— Что, прошло? — делаю вид, что не понимаю. Иду к шкафу, раздумывая, что бы сегодня одеть.
— Кто он? Твой куратор.
— А кто был твоим?
— Аааа… вот как, да? — чувствую, как взгляд Полины прожигает спину. — Вошла во вкус, сестрёнка?
— Разве я могу рассказать тебе? — вытаскиваю с полки голубые джинсы.
— Не можешь, — слышу в голосе Полины одобрение — что бесит. — Начинаешь смекать. Молодец. Рот на замок держи и всё будет в порядке, Лиз.
— Утешаешь?
— Подбадриваю. У тебя всё получится. Уверена.
— Спасибо, — мямлю безо всякой благодарности, выбираю малиновый свитшот с аббревиатурой LA на груди и пальмами на заднем фоне, беру одежду в охапку и направляюсь в душ.
— Можешь взять мой старый рюкзак! — кричит Полина в спину.
Рюкзак в самом что ни на есть готическом стиле, изуродованный чёрным маркером, нашивками с названиями разных не менее готических групп, весь в шипах и заклёпках, смотрится на мне идеально нелепо. Ну, или это я смотрюсь нелепо рядом с этим произведением Полининого искусства.
Мама выпроваживает нас двоих за дверь, как ни странно не интересуясь, куда это подевался мой рюкзак, шепчет на ухо, что она не злится и отправляется готовить завтрак отцу. А мы с Полиной направляемся в школу. Точнее… Полина идёт далеко впереди и громко болтает по телефону, но скорее всего просто делает вид, что она не со мной. Ну кто будет трещать с ней так долго в такую рань?.. Не смешите. Видимо, вчерашняя ссора всё ещё не забыта.
— Вероника! — кричит у школьных ворот и, не попрощавшись, мчится навстречу, как всегда безупречной Светлаковой. В этот раз на «королеве» школы голубое мини, благодаря которому цвет глаз кажется ещё ярче, коротенький кожаный жакет и замшевые ботильоны на огромном каблуке, так что так и подмывает спросить «Ну как там — наверху?»
Вероника бросает на меня вполне обычный, мало заинтересованный взгляд, перебрасывает за спину гладкие чёрные волосы, купающиеся в солнечных лучах, и продолжает что-то обсуждать со своей свитой.
И вот оно — снова это чувство. Стою одна в толпе довольных, радующихся солнцу подростков, которых кто-то стоячи на крыльце пытается загнать в школу, сообщая, что звонок через пять минут, а они — беспечные, дружные. Лицемерные. Никого не слушают. Строят планы на вечер, скорее всего, или с уроков сбежать планируют — такой день пропадает. Отчасти я с ними даже согласна, с трудом заставляю ноги двигаться.
— Привет, — чья-то тяжёлая рука упавшая на плечо вынуждает колени вибрировать.
— Привет, Зоя, — заставляю себя улыбнуться, почему-то глядя на колечко в нижней губе одноклассницы. Сегодня на ней всё та же длинная юбка в складку, а из-под расстёгнутой ветровки выглядывает футболка с аббревиатурой «H.I.M».
— Мне нравится H.I.M, — говорю я ей.
— А мне не очень, — пожимает плечами и шагает к школьному входу. — А мне нравится твой рюкзак.
— А мне не очень, — отвечаю Зое улыбкой, на этот раз искренней.
— Ладно, пойдём. Сегодня матемка первым уроком, лучше не опаздывать, или влетит от Лысого.
Николай Генрихович — «Лысый», как называют его все за спиной из-за шара для боулинга вместо головы, выгоняет из класса каждого, кто опоздает хотя бы на минуту, а следом сразу звонит классному руководителю с тщательным докладом.
До звонка минуты три остаётся, когда переступаю порог класса и направляюсь к парте, за которой вчера на литературе сидела. Но… эта парта оказывается занятой.
Замираю возле Яроцкого распластавшегося на стуле за последней партой в крайнем от окна ряду и полминуты молчу, потому что понятия не имею, что сказать, что сделать и куда сесть, кроме как на место рядом с ним. Попросить его свалить — так себе идея, вот и стою как последняя дура, смотрю на кипу тёмный, лохматых волос, а Макс играет на мобильном в какую-то стрелялку и выглядит крайне сосредоточенным.
— Э-э-э… — протягиваю тупо.
— Здесь занято, — бросает, не поднимая головы, и лопает жевательный пузырь.
Сглатываю, смотрю на футболку цвета хаки с V-образным вырезом и невольно отмечаю про себя что этот цвет ему идёт, как и плотная рубашка в чёрно-белую клетку повязанная на бёдрах кажется идеально подходящей к его неряшливому образу.
Вспоминаю его слова прошлой ночью, взгляд, смех, и вздрагиваю, даже съёживаюсь слегка.
— Я… я вчера здесь сидела, — разговариваю с лохматой макушкой.
Грудь Макса высоко вздымается от медленного вздоха, телефон опускается на парту, а глаза, которые кажутся воспаленными, будто от жесткого недосыпа, устремляются в мои.
— Здесь занято, — повторяет, будто я глухая, да ещё тупая в придачу.
— Но в классе больше нет свободных мест.
— И что? — уголок губ приподнимается в ухмылке. — Мне тебе стул уступить? Или на колени ко мне сядешь?
За спиной слышится смех.
— Нет, — прочищаю горло, чувствуя себя неловко. — Рядом… рядом ведь есть ещё один стул.
Брови Макса заинтригованно выгибаются:
— Рядом со мной сесть хочешь?
— Больше негде.
Взгляд зелёных глаз, под которыми ясно виднеются два тёмных пятна, опускается на мою грудь, затем на живот и губы Яроцкого язвительно кривятся:
— Лос-Анджелес? Мне нравится.
— Подвинься. Я сяду. Пожалуйста. — Одноклассники уже активировались и вовсю обсуждают исход нашего с Максом разговора. Вот же-ж…
— И как там? — смотрит на рисунок на моём свитшоте.
— Не знаю. Не была.
— М-м-м… — кивает самому себе видимо, — кто-то облажался поставив на Лос-Анджелес.
— Вы ставили на меня? — хмурюсь. — Хотя, стой. Не отвечай. Просто дай мне сесть, пока звонка не было.
— Садись, — глаза лукаво блестят. — Именно это от тебя и требуется, Лиза.
Делаю шаг и вновь замираю.
Что это? Продолжение ночного разговора, да?..
— Это не честно, — шиплю приглушённо, поглядывая на не спускающих с нас глаз одноклассников.
— Ты всё ещё не ответила, — задирает голову, потому как я стою сзади, и широко улыбается, демонстрируя ямочки на щеках, которые раньше мне так нравились. — Сказал же: дам тебе второй шанс. Ты же не спрятала Чачу в рюкзак, чтобы он снова смог помешать нам?