Девчонки за соседней партой хихикают, а я чувствую, как кровь уже вовсю приливает к лицу.
— Вот это старьё!
— На какой свалке она это уродство откопала?
— Позорище…
Бросаю рюкзак на соседний стул и не свожу с Яроцкого решительного взгляда.
— Это ничего не значит, понял? — опускаюсь на единственное в классе свободное место. — Я не играю в твои игры.
А вот этот смех не мог не привлечь моё внимание. Вероника Светлакова даже смеётся как-то по-особенному — так, что все вокруг замолкают. Вижу, как пристально смотрит и нарушает повисшую в классе тишину слабыми аплодисментами. А все остальные, как примитивное стадо подхватывают её и сами не понимают, чему хлопают в ладоши.
— Всем доброго утра! — голос Лысого проносится по классу, как гром средь ясного неба. — А теперь все замолчали и сели на свои места! Отсутствующие?
— Нет отсутствующих, — отвечает староста Зайцева с первой парты.
— Ну и отличненько, — Николай Генрихович хлопает закрытым журналом по столу, берёт мел и принимается выводить на доске какие-то примеры, пока я вжимаю шею в плечи и понятия не имею, как эти примеры решаются. Надомное обучение длилось не долго, и буду честна — навёрстывать нужно очень многое.
А ещё я старательно делаю вид, что не замечаю, как пристально Макс на меня смотрит, прямо взглядом пожирает! Боковым зрением успела заметить, как подпёр щеку ладонью, развалившись на парте полубоком, и глаз с моего лица не спускает.
— Ты не красишься, — шепчет, будто слегка удивлённо.
— И что? — продолжаю смотреть на доску, а щёки уже вовсю пылают.
— И ты покраснела.
Правда? Это так очевидно?
Поворачиваю голову к нему:
— Не мог бы ты прекратить таращится на меня?
— Такая правильная… Аж тошно. — Ухмыляется. Едва заметно, но так, что в желудке будто раскалённый кирпич кувыркается. Улавливаю запах Яроцкого, и кирпича в желудке становится два. Даже ещё свежий запах сигарет чувствуется от него как-то иначе, хочется сказать, что он ему идёт, вперемешку с лёгким запахом терпкого парфюма. Точно не лосьона для бритья, лёгкая щетина тому опровержение, да и слишком помятым он выглядит для того, кто с утра брился.
Слишком взрослым кажется. Встретила бы его, жизнь на кон бы поставила, но ни за что не поверила, что передо мной старшеклассник.
И мой типа куратор. Тьфу!
— Готова? — вдруг спрашивает, что заставляет меня опешить.
— К че…чему? — слабо трясу головой, хмурюсь. Он же не о…
— Первое задание, — откидывается на спинку стула и больше не ухмыляется, выглядит предельно серьёзно. — Прямо сейчас, Лиза. Ты в игре.
Он же шутит, правда?
Шутит. Иначе по какой ещё причине я начинаю нелепо посмеиваться?..
Вытягивает руку и убирает локон волос с моей щеки, так что по телу проносятся предательские мурашки, а сердце стучит громко и часто, почти на пределе. Нет. Я не готова. Я отказываюсь. Он не может…
Протягивает мне сложенную вдвое карточку с изображением всё той же клетки с птичкой внутри и велит открыть.
— Теперь читай.
— Ты… ты больной, — губы дрожат, руки трясутся, пока глаза скользят по чёрным буковкам внутри. — Ты больной!
— Багрянова! — восклицает учитель, ударяя указкой по столу. — Я конечно чуть не расплакался от счастья, когда узнал, что ты вернулась, но будь добра, либо заткнись, либо пошла вон с моего урока!
И я замолкаю. Не моргая смотрю на лишенное красок лицо Яроцкого, на расслабленные губы, на тени под раскрасневшимися глазами, на флэшку, которую, как монетку ловко прокручивает между пальцами, и понимаю — не шутит. Я в игре. Уже в игре. И единственный шанс избежать позора и узнать, кто изнасиловал мою сестру — это пройти её до конца.
— Скажи пароль и начинай, — взглядом гвозди в меня забивает. — Давай, Лиза. Поверь, будет весело. Всем, всегда весело.
— А если однажды здесь будет написано то же задание, что у моей сестры, тоже согласиться должна? — шепчу, вкладывая в каждое слово максимум презрения, и плечи Макса приподнимаются на беззвучном смешке.
— Твоя сестра могла отказаться.
— Моя сестра — идиотка!
— Но не ты, да? Ты же у нас такая правильная, невинная, никем не отыметая.
Сжимаю кисти в кулаки под столом, делаю глубокий вдох:
— Тебе смешно, да, Макс? Весело?! Кайфуешь унижая других?
— Багрянова!
— Простите, — мямлю в ответ учителю.
А Макс вообще будто забыл, что находится на уроке: придвигается ближе ко мне, так что запах сигарет ещё сильнее ударяет в нос, а я почему-то не морщусь, как обычно, а наоборот глубоко вдыхаю, и шепчет в самое ухо:
— А с тобой даже интересно… Хочешь знать, почему ТЫ, Лиза?
— Разве скажешь? — шепчу в ответ, чувствуя щекой тепло его кожи.
— Скажу, — поворачивает голову едва не задевая кончиком носа мой, и пристально смотрит в глаза. — Выполнишь первое задание — скажу.
— Я тебе не верю.
— А кому веришь? Чаче? Этому трусливому говнюку?
— Паша не такой!
— Паша, — выплёвывает, как кусок мусора на язык попавшее и мрачно усмехается. — Чмо он — твой Паша.
— Кто?!
— Ты слышала.
— А ты тогда кто?!
— Багрянова!
— ЧТО?!
— ВОН ИЗ КЛАССА!!!
Макс, с расслабленным видом откидывается на спинку стула, складывает руки на груди и внимательно смотрит, как я тяжело и сбито дышу.
— Хочешь знать, кто такой твой, Паша? — усмехается. — Я и это тебе расскажу. Я ооочень много знаю. Давай, скажи пароль и… я весь твой, Лизок.
— Да пошёл ты, Яроцкий!!!
— Багрянова! Пошла. Вон. Из класса. Я сказал! — Шар для боулинга покраснел.
— Лиза, просто извинись, — шепчет мне Зоя, в то время пока другие посмеиваются, а Яроцкий нагло смотрит в упор на жертву, которую загнал в угол, запер в…
— «Птичка в клетке», — говорю ему пароль и бросаю открытку на стол. — Но если что… это будет на твоей совести, Макс.
— Сказала та, у кого напрочь она отсутствует, — зло усмехается, но выглядит довольно.
Хватаю свой рюкзак и под крик Лысого вылетаю из класса.
Третий урок в школе, и снова сорван.
Глава 7
Чай и пирожок.
Пирожок не лезет, словно глотку забивает: то ли тесто сырое, то ли я сама как тесто.
Ничего не хочется.
Упираюсь лбом в столешницу и до самого звонка слушаю, как гремят столовыми приборами работники школьной кухни.
Столовка как была одним из самых безопасных мест в школе, так и осталась. Учителя редко заходят, особенно во время первых уроков, а всем остальным вообще по барабану, кто это тут продавливает задом один из пошарпанных стульев и выглядит так, будто который месяц от гриппа страдает.
А ещё у меня есть вот эта маленькая дрянь с заданием напечатанным зверски мелким шрифтом, которую я разорвала на четыре кусочка и для чего-то сложила как пазлик.
Нет, ну о чём я только думала? Какая нафиг игра?! Меня по голове, что ли ударили?..
«Что ты творишь, Лиза?!»
Пошла на поводу у этого Яроцкого.
Да я вообще не верю, что на этой его флэшке есть что-либо на меня! Что там вообще хоть что-либо есть! Обычная манипуляция, запугивание. И, чёрт, у него это получилось! Вывел меня на эмоции, а я — дура, взяла и согласилась — типа смело поступила. Ага. На самом же деле поступила, как овца тупоголовая.
Боже…
А вот и звонок.
— Так и знала, что ты здесь. — Голос Полины — первое, что заставляет меня отлипнуть от стола и хмуро взглянуть в глаза «Панды».
— У тебя на лбу пятно, — Полина тыкает себе в лоб пальцем. — Как идиотка выглядишь.
— Спасибо… — вяло.
— Эй, систер, мама задолбала мне писать. Присмотреть за тобой просит. Какого вообще…
— Очень смешно, — перебиваю с мрачным смешком, откидываюсь на жёсткую спинку стула и складываю руки на груди. — Ты. За мной. Ха-Ха.
— Ладно, — буркает раздражённо. — Вижу, у тебя и так всё круто. Я пошла.
— Полина.
— Чего?
— Сядь, — смотрю с мольбой. — Пожалуйста.
С лязгом по плитке выдвигает стул, разглаживает короткую красную юбку, чтобы сзади складок не осталось, садится напротив и смотрит предвзято.
Любители второго завтрака уже заполонили столовую, стало шумно и дико неуютно — к школе за два дня заново не привыкают, однозначно.
— Что может быть на флэшке? — спрашиваю, перегнувшись через стол, и щедро подведённая чёрным бровь моей сестры в удивлении выгибается. Перебирает кольца на восьми пальцах из десяти и молчит как назло.
— Полин?
— Я не знаю, — отвечает приглушённо. — Откуда мне знать? Почему вообще спрашиваешь об этом меня?
— Ты чего бесишься? — хмурюсь. — Я просто спросила.
— Я не знаю, что на твоей флэшке, Лиз. Это был тупой вопрос.
Тяжело выдыхаю и утыкаюсь взглядом на свои руки — без единого кольца в отличие от пальцев Полины. Не люблю украшения.
— Я даже на своей не знаю, что было, — говорит спустя паузу. — Её просто форматировали.
— Откуда знаешь? С чего решила, что этим психам вообще можно доверять?
— Потому что мы с тобой не первые, — мрачно усмехается. — И судя по тому, что случилось в прошлом году, компромат только на одну «пташку» был слит в сеть.
— Правда? — едва ли не с ужасом выдыхаю, а сердце вдруг часто-часто забилось, будто до последнего верило, что это всё шутка какая-то, а тут его больно пнули, сказав «добро пожаловать в реальность».
Полина то ли с досадой, то ли с раздражением (её вообще сложно понять) выдыхает, складывает ладони в замок и глядит с неким понимаем даже:
— Лиз, ты должна это сделать. Ты даже сомневаться права не имеешь! Если ты попалась, то уже всё — выхода нет, дверка захлопнулась. И поверь… они не лгут. Компромат есть на всех, и ты — не исключение.
— Но что на меня может быть?
— Да что угодно, — пожимает плечами, оглядывается по сторонам и говорит ещё тише: — Сашу Романовича помнишь?.. Из твоей параллели. Учился с Костей Рысиным в одном классе, сидел с ним за одной партой вроде… Так вот, Романович тоже не верил, что на него что-то есть. Отказался играть, и где сейчас Саша Романович?.. — Усмехается и качает головой. — Хрен знает где! Удалился из всех соцсетей, а родителей даже в другой город переехать уговорил.