— Да ничего он не сделал, — отвечаю натужным голосом.
— Точно?! — оглядывает меня на наличие повреждений. — Покажи руки! Хватал?
— Да всё нормально, — выдёргиваю руки и завожу за спину.
— А мне вот Кириллов только что в любви признался!
— Правда?!
— Ага! Такая же, как и «Да всё нормально».
— Зой, блин… — хватаюсь за голову и на несколько секунд крепко зажмуриваюсь. — Я не знаю, что делать. Может правда полицию вызвать?
— Давай. Сама знаешь, что будет, — пожимает плечами. — А может, газ пустим?
— Зооояя…
— Ну а что? Как вариант! А это мегера чего на тебя вылупилась?
Оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Вероникой, которая даже не думает отворачиваться. Смотрит так пристально, словно я и ей задолжала. Почему все на меня так смотрят?
— Пошли. — Успеваю лишь заметить, как вытягивается лицо Зои, а Яроцкий уже вновь меня куда-то тащит. Останавливается на полдороги к своим дружкам, притягивает к себе и строго говорит на ухо: — Даю слово, что как только сделаешь то, что от тебя требуется, эта дерьмовая вечеринка будет прикрыта.
— Что я сделаю? — смотрю на него в недоумении.
— Просто сделай.
— Да о чём ты? — пытаюсь вырваться, но не пускает. — Опять об игре своей?! Я же сказала…
— Послушай! — вновь мне рот закрывает, а взгляд даже пугает своей решительностью. — Я тебе сегодня утром открытку дал, и ты согласилась, поняла?
— Нет!
— Не сделаешь, как они хотят, и уже через час вся школа и не только будет накручивать просмотры на твоём ролике в интернете. Это ты понимаешь?
Нервно посмеиваюсь и качаю головой.
Как же меня это всё достало.
Как же достало!
— Или о себе печёшься?! — кричу в лицо Яроцкому. — Вероника мне всё рассказала.
— О себе? — будто ослышался. Шумно выдыхает и видимо решает, что говорить со мной не имеет смысла, тянет дальше к своим дружкам, среди которых и Оскар имеется. Языком с трудом ворочает, на ногах едва стоит.
— Солнышнкоооо…
— Закройся, Оскар, — бросает ему парень в красной футболке. С густой щетиной, плечами в ширину футбольных ворот и на голову выше Яроцкого. — Ну, приветик ещё раз.
Чувствую себя крохотным насекомым под тяжестью взгляда этого здоровяка. Медленно пячусь, но Яроцкий вновь хватает за руку и тянет к себе.
— Она готова.
— Правда?
— Да неужели! — оживляется компания, и теперь я узнаю лица некоторых — те самые, из бара. Все явно не школьники и все явно не здоровы, раз участвуют в этом представлении. Живётся им скучно, ставки делают… Тюрьма по таким плачет!
— Кто там ставил на то, что «сольётся»? Покажите мне эту рожу!
— Я не ставил.
— Ха! Где Сивый? Просрал он свои денежки.
— Ну, давай малая, — гадко улыбается тот, что в красной футболе. — Что показывать будешь?
— Алкоголь не считается, Ден. Она уже пила, — отвечает ему кто-то.
— Эй, ты, дрыщь! — кричит этот Ден кому-то у колонок. — Да, ты-ты! Потише там сделай! Ага! Нормас! — поднимает большой палец к верху и вновь взглядом в меня стреляет.
«Надо было вызвать полицию», — сейчас эта мысль кажется удивительно разумной.
Пока не знала, кто эти парни и страшно настолько не было. Но теперь… зная, какие больные ублюдки стоят передо мной и нагло скалятся, то в жар то в холод бросает, бежать хочется из собственной квартиры. Хватать Полину и бежать куда глаза глядят.
— Чего молчишь, малая? — Лица двоятся перед глазами, паника накатывает.
— Макс ты чё притащил её?
— Она будет чё делать, или как?
— Травка ещё осталась? Дай ей, пусть затянется.
— Думаешь, не пробовала никогда?
— Да ты посмотри на неё! Ха!
— Ну, так будем веселиться, нет?
Ноги так сильно вибрируют, будто вот-вот подкосятся. Собственное дыхание эхом отдаётся в голове, перед глазами плывёт всё больше.
Рука Яроцкого обхватывает меня за талию и притягивает к себе.
— Ты должна попробовать то, что ещё никогда раньше не пробовала, — голос будто из далека доносится. — Это они придумали. Идея с вечеринкой показалась недостаточной для третьего задания.
— Я ведь сказала, что…
— Тише, — отвернувшись от дружков, шепчет. — Я тебе помочь пытаюсь.
— Уже помог, спасибо, — крепко зажмуриваюсь, пытаюсь дышать глубже. Вот так, легче становится, хорошо. Лица больше не двоятся, ноги держат.
— Лиза, — голос Яроцкого звучит настойчиво. — Времени мало.
— Как же я тебя ненавижу, — шиплю, отталкивая его от себя.
— Вариантов много, — переговариваются между собой эти мерзкие рожи. — Покурить, закинуться… есть чем?
— Еееесть, обижаешь, братан.
— Ну вот, — Ден продолжает смотреть на меня. — Можешь даже стриптиз станцевать, мы только за. Какой там у тебя размерчик?
Рефлекторно обхватываю себя руками, пячусь всё дальше, смотрю на Яроцкого и мысленно его проклинаю. Сволочь… к чему было всё это представление на балконе? Узнал ты правду, и дальше что?! Продолжаешь мстить? Играть со мной продолжаешь?!
Чего смотришь?! Что за взгляд такой фальшивый? Будто тебе не всё равно… Будто ты чем-то Паши лучше!
— Эй, ты куда, малая?
Пячусь всё дальше.
— Макс, это лажа какая-то…
— Она уже выбрала, — вдруг отвечает Яроцкий, не сводя с меня глаз, и я замираю. А он делает шаг вперёд. Ещё шаг, ещё один.
Зачем он идёт ко мне?
— Я не буду ничего…
— Молчи, — шепчет, мягко обхватывая меня за шею и притягивая к себе. Упирается лбом в мой лоб, и даже с места не двигается, пока я толкаю его в грудь кулаками.
— А теперь скажи это, — не требует — просит, и мои руки, как по команде падают по швам.
— Скажи это, Лиза. Быстрее.
— Что? — слёзы водопадами льют по щекам, а решимость ударить его побольнее, оттолкнуть, испаряется куда-то.
— Ты знаешь, что. Скажи, — повторяет, пока все вокруг не стесняясь обсуждают разворачивающееся действие, центром которого вновь стала я. И… и Он.
— Скажи это, Лиза! — повышает голос, и сзади раздаётся свист кого-то из его дружков.
— Какого чёрта? Это по правилам?
— Ну… — слышу голос Дена. — Вообще-то… наверное… да.
— Скажи, — просит Макс. — Просто скажи. Тебе не придётся ничего делать.
— Я не знаю… Что сказать? — дрожу.
— Знаешь.
— Нет, пацаны! Так не прокатит! Эй, Макс?!
— Скажи, Лиза!
— Птичка в клетке, — шепчу, и Макс целует меня на глазах у всех.
Странно. Так странно… Ещё секунду назад вокруг было шумно. Секунду назад было страшно, обидно, горько. Секунду назад все смеялись надо мной, требовали зрелища, а теперь раз, и всё пропало, стало тихо. Настолько тихо, что дыхание Макса — единственное, что слышу. Слабый аромат парфюма — все, чем дышу. Будто в другой реальности, в другой вселенной, где нет никакой вечеринки, разгромленной квартиры и всех этих жестоких людей делающих на меня ставки.
Есть только я и Он. Его дыхание, моё дыхание. Его руки на моей шее, удивительно нежные, бережные, и мои руки — крепко сжатые в кулаки, напряжённые, как тугие канаты. Есть только этот миг… когда его губы с удивительной осторожностью касаются моих, а я неловко открываю их навстречу и переживаю как один из самых волнительных, так и самых пугающих моментов в своей жизни, ведь это мой первый поцелуй. И я понятия не имею, как правильно отвечать и главное — почему должна и хочу это делать?
Ведь это Яроцкий! Тот самый, он не поменялся. Жестокий и холодный, грубый и самолюбивый. Целующий меня с такой нежностью, которая ему не свойственна. Яроцкий так не умеет!
И Яроцкий только что украл у меня мой первый поцелуй.
«Как солёные от слёз губы могут быть такими сладкими»? — всё, о чём думал в этот момент. Вкус невинности… такой чистой, что башню срывает.
Решил вытащить её из ада, в который сам же отправил, да? Молодец б*ять какой! А дальше-то что? Что ты делаешь, придурок?! На хрена целуешь её? Ещё хуже делаешь, разве нет?!
Это ведь её первый поцелуй. Это ведь такая важная для девчонок херня! Как ты его возвращать собираешься?
Мне ведь плевать на него — поцеловал и забыл. На Лизу плевать. Только перед Костиком теперь совесть грызёт. Не поверил ему, не разглядел, не понял…
Плевать на его Багрянову, так ведь?
Тогда какого чёрта сердце так бешено колотится? Не помню, когда в последний раз оно билось с такой силой. Думал, сдохло уже давно.
Неумело, робко открывает мягкие губки мне навстречу, глаза закрыла, будто в облаках витает, не слышит того, что происходит вокруг.
У всех будто в один миг крыша поехала: орут стоят, как больные, свистят, камерами щёлкают, ещё месяц будут об этом в школе трепаться. Ну и к чёрту, нет до этого дела…
Но определённо стоит задуматься над тем, почему же так приятно её целовать?
«Этот поцелуй должен был стать твоим, Костик. Простишь ли ты меня за это? Вот такой вот твой друг — чёртов мудак. Чем я лучше Чачи сейчас?»
Это только ради задания. Только из-за игры. Клянусь.
И мне совершенно не нравится её сладкий вкус. Вообще нет дела до того, как она головокружительно пахнет. Меня вовсе не заводит её невинность и робкие движения губами, так что даже язык ей рот запустить не могу, хоть и очень хочется. Напугать её боюсь, знаю, что напугается.
И мне совершенно точно не сносит крышу после того, как она нерешительно сжала в кулаках низ моей рубашки, будто сознание вот-вот потеряет, нужно держаться за что-то, а обнять стесняется, или боится. Себя боится… она ведь так ненавидит меня, сама сказала, да и есть за что. Так сильно ненавидит, что сильнее меня целовать начинает, будто входит во вкус. А значит прекращать это надо, потому что если во вкус войду я, сомневаюсь, что смогу и дальше держать себя под контролем.
Хочу ли я держать себя под контролем рядом ней — вот в чём вопрос.
«Твою мать… Прости, Костик. Прости, братишка. Я налажал… Я так крупно налажал…»
Звуки постепенно наполняют голову лишь тогда, когда становится странно холодно, как-то пусто на душе, будто от сердца нечто сокровенное оторвали. Нет, ничего не оторвали — всего лишь Яроцкий меня целовать закончил. Всего лишь смотрит на то, как я краской заливаюсь, на то, как взгляд от неловкости не знаю куда уткнуть, и молчит.