— Надевай, — трясет шлемом.
— До школы три минуты на твоем мопеде.
— Ну и отлично, — расслабленно ухмыляется. — Шлем.
Задумываюсь. И вдруг доходит.
— Так это ты Зое позвонил? — Принимаю шлем.
— Какой Зое?
— Не придуривайся. Это ты ей сказал, чтобы в школу без меня шла?
С невинным видом пожимает плечами:
— Может быть.
Хочется задать самый глупый в данной ситуации вопрос "Зачем?", но сдерживаюсь. И так понятно зачем, но моя неуверенность все еще слишком сильно жужжит в груди. Все еще нашептывает о том, что Яроцкому не могла понравиться такая, как я. Только не после Вероники. И не после войны, что между нами была.
Собираюсь просто кивнуть и молча сесть на мопед, как замечаю свежую ссадину на левой скуле Макса и неосознанно протягиваю руку к его лицу. Тот мягко ловит меня за запястье и слегка отшатывается.
— Все в порядке, — больше не улыбается.
— Откуда это? — смотрю на него напряженно. — Ты же не…
— Все в порядке, Лиза, — настойчиво. Держит меня за руку и мягко притягивает к себе, обхватывая второй рукой за талию.
— А у тебя? — будто в глазах моих ответ отыскать пытается.
Неловко прочищаю горло и отвожу взгляд.
— Да… да, все хорошо.
— Как мама? Шок прошел? — улыбается.
— В порядке. Сказала, мне конец, если снова увидит нас рядом. Собирается Нине Эдуардовне звонить с просьбой, чтобы она нас рассадила.
— А ты?
— Что я? — смотрю в улыбающиеся глаза Макса и вновь испытываю это: запредельный трепет и опасение.
— Ты ведь не хочешь, чтобы нас рассаживали?
— Нет, — отвечаю тихо спустя паузу. И все еще поглядываю на ссадину на его лице.
"Во что ты опять вчера ввязался, Яроцкий?"
Одевает шлем мне на голову и кивает назад.
— Учиться едем, или как?
Этот день был не просто одним из сумасшедших дней в школе. Этот день я заслуженно могу назвать самым сумасшедшим, самым сумбурным, а также удивительным днем из всех, что со мной случались. И причина лишь в нем — в Максе. В его поведении, в его взглядах, в его жестах и словах. С самых школьных ворот, когда он помог мне слезть с мопеда и забросил мой рюкзак к себе на плечо, а второй рукой обнял меня, собственнически прижав к себе, что-то внутри меня больно затрещало, раскололось надвое. Я никогда не была особо суеверной и во всякие дурные предчувствия не верила, просто гнала прочь, но с сегодняшнего утра оно меня не покидает — стоит подумать о том, чем могут закончиться наши отношения (которые таковыми никто еще не обозначил), в груди, будто петарда взрывается, страшно становится.
А вторая часть меня готова светиться миллионами крохотных лампочек, стоит Максу просто взглянуть в мою сторону. Горечь и печаль никуда не исчезла, она все там же — в глубине его зеленых глаз, но теплота, которая в них появилась, блеск, словно первый лучик солнца сумел пробиться сквозь пучину туч, будто волшебством наполняют душу. Хочется парить, хочется улыбаться, хочется поверить в то, что все это происходит со мной на самом деле — это не сон.
Я не могу отвести глаз от человека, которого считала жестоким монстром, пока не поняла, какой ранимый он на самом деле. С какой осторожностью держит за руку, поглаживая подушечкой большого пальца мою вечно холодную кожу. С каким безразличием к окружающим обнимает меня за плечи, идя по школьному коридору; будто видит и слышит только меня. С какой искренностью этот монстр может улыбаться со всяких глупостей, которые сегодня в рекордном количестве сыплются у меня изо рта.
Я встревожена. Я сбита с толку. И кажется… будто за спиной выросли крылья.
Даже острые взгляды Светлаковой так не тревожат. Между ними ведь нет больше ничего, так? Я верю ему — в то, что Макс сказал мне вчера. Хочу верить, что он и правду не обещал Веронике ничего серьезного, предупреждал, что так будет. Пытаюсь убедить себя, что не разбивала силой их пару… даже наоборот — бежала от чувств, как могла. Спасалась от них, но оказалась слишком слабой. Чувство вины, так или иначе, саднит на душе, ведь как ни крути, я стала разлучницей, хоть и не желала этого. И даже несмотря на то, что происходящее между мной и Максом кажется туманным сном, сложным и практически невозможным, я больше не готова его отпускать. Смотрю на него и, даже зная, каким печальным будет финал для нас обоих, я не хочу его отпускать. Не сейчас. Не так скоро.
Также пора признать, что освоение материала и учеба потерпели двойное фиаско. Теперь я не просто плохо понимаю учителей, теперь я их даже не слышу. Все мои мысли о Нем, все мои разговоры с Зоей о Нем, все на кого я хочу смотреть, это Он.
Берет меня за руку, переплетает пальцы и опускает под парту к себе на колени. Берет ручку в левую руку и делает вид, что записывает то, что диктует учитель. Левой рукой.
Не могу сдержать смеха.
— Это тайский? — киваю на тетрадь Макса.
— Вполне возможно, — ухмыляется, старательно выводя каракули, а мне еще больше при виде его стараний смеяться хочется.
Пытаюсь забрать свою руку, чтобы дать ему возможность нормально писать, но Макс не отпускает.
— Еще не согрелась, — шепчет, взглянув на меня украдкой.
— У меня всегда руки холодные.
— Правда? — будто удивляется. — Давай вторую.
— Нет. Я не смогу писать.
— Потом у меня перепишешь.
— Я не понимаю тайский, — смеюсь, пытаясь спрятать от Макса вторую руку.
— Опять эта парочка, — обреченно вздыхает у доски Мария Петровна. — Почему вас еще не рассадили?
— Простите, — виновато опускаю глаза, но не могу избавиться от улыбки.
— Повторите, пожалуйста, последнее предложение, — с серьезным видом просит Макс. — Я не успел записать.
Во время обеда, Зоя требовала выложить ей все подробности нашего вчерашнего свидания (именно так она обозвала то, что было у нас с Максом вчера), а я старательно делала вид, что ничего такого не произошло. В итоге, когда Зоя спросила, целовались ли мы, кровь так быстро прилила к лицу, что глупо было отрицать и косить под дурочку.
— Я все еще ему не доверяю, — прошипела, после того, как вдоволь напищалась на всю столовую, не сдержав восторг. — К тому же про мегеру не стоит забывать. Такие, как она не прощают, когда у них парней отбивают.
Ну, вот и аппетит пропал.
Бросаю вилку в тарелку с картофельным пюре и вымученно смотрю на Зою:
— Тоже так считаешь?
— Чего?
— Ну… что я отбила у Светлаковой Макса.
— Нееет, Лиз. Это не так.
— Так. И сама знаю, — понуро смотрю в тарелку с пюре.
— Ну и дура, — фыркает Зоя. — Со Светлаковой он деградировал, а с тобой… вон, только посмотри на него, светится весь. Упс. — Зоя выпрямляется на стуле. — И этот светлячок к нам сейчас идет.
Макс ставит поднос с едой на наш стол и опускается на стул рядом со мной.
— Ты теперь и сидеть с нами будешь? — предвзято косится на него Зоя.
— Проблемы? — Макс одаривает ее многозначительным взглядом.
— У меня — нет, — Зоя опускает уголки губ вниз и пожимает плечами. — А вот у тебя будут, если Лизу еще хоть раз обидишь. Понял, нет?
— Зоя, — шиплю, толкая ее под столом ногой, чтобы лишнего не взболтнула. Не дай Бог проколется, что про игру знает. И особенно про четвертое задание.
Макс с расслабленным видом откидывается на спинку стула, позабавлено смотрит на Зою и крутит вилку между пальцев:
— Это в стиле: каждая лучшая подруга должна сказать что-то подобное, да?
Зоя манерно оттопыривает верхнюю губу, словно американских фильмов с темнокожими девушкам в главных ролях насмотрелась, и закатывает глаза.
— Это в стиле: если ты, чувак, встречаешься с моей подругой, то будь готов к расплате, если хоть раз ее обидишь.
— Мы не встречаемся, — стреляю в Зою злобным взглядом, а на Макса вообще в этот момент смотреть не хочу, хватает и его приглушенного смеха.
— Что я такого сказала? — искренне не понимает Зоя, и я снова толкаю ее ногой под столом.
— Ай.
— Хватит, Зоя.
— Нет, ну а что я такого сказала?
— Я тебя понял, Зоя, — как бы невзначай вставляет Макс, и я разворачиваю к нему голову. Не выдерживаю взгляд и принимаюсь активно ковыряться вилкой в тарелке.
— И чтобы никаких секретов.
— Зоя.
Убью ее. Просто убью.
На пятый урок Яроцкий не приходит. И все-таки, у нас друг от друга слишком много секретов. У него. И у меня тоже.
Урок физкультуры проходит в зале. Совмещены два класса: наш и 11 "В". Девчонки возможности посплетничать не упускают, пока ждут учителя; так и чувствую их любопытные, и даже осуждающие взгляды на себе.
— Да что он в ней нашел? — вроде и шепчутся, но так чтобы я наверняка слышала.
— Она же страшненькая. Бледная какая… так и не скажешь, что за границей отдыхала.
— Да-а… и что только Яроцкий в ней увидел?
— А ты прикинь, как Вероника себя чувствует?
— Угу, не позавидуешь. Вовремя она за голову взялась.
— Не слушай их, — Зоя толкает меня в бок. Зоя уже в форме и в кроссовках, готова к занятию.
— Да я и не слушаю, — пожимаю плечами.
— На тебе лица нет.
— Трахнет ее и бросит, — громче говорить начинают.
— Да сто пудов.
— Не слушай, — Зоя вновь толкает меня в бок. — Когда папа в ночную уходит?
— В пятницу.
— Значит, в пятницу и сделаем это.
Выпрямляюсь, как струна, по коже ледяная дрожь проносится.
— Зоя…
— Времени нет. В пятницу. Все, Лиз. Сделаем по-быстрому и уберемся. Бабуля нас прикроет.
— Нет, не прикроет.
— Прикроет, — Зоя в меня глазами стреляет. — А когда уснет, мы и свалим тихонько.
— Ох, Зой… — тяжело вздыхаю.
— Она ж еще и целка, да? — вновь разговор невольно слышу и скукоживаюсь вся.
— Не надо, Зоя, — шиплю, притягивая ее к себе за рукав, потому что та уже в атаку бросаться собирается. — Они только этого и добиваются. Провоцируют.
Зоя шумно выдыхает и все же опускается на скамью рядом со мной.
— А с другой стороны Яроцкий тоже давно уже не айс. Я даже поздравила Светлакову, что она его бросить решила.