— О, как, — посмеивается Зоя. — Слыхала? Все, ты не разлучница, Лиз. Можешь расслабиться.
— Ага, особенно после того, что папа сказал, — продолжают свои сплетни.
— Точно. Нафиг этого Яроцкого. Тот еще псих.
— Весь в мамочку.
И дружное хихиканье эхом проносится по залу, когда я не сдерживаюсь и все же удостаиваю эту веселую компанию девчонок презрительного взгляда.
— Так, это правда? — говорит одна из них и на меня как бы случайно косится.
— Слышала, как они с мамой на кухне обсуждали то, как хорошо, что мы с сынком психопатки в одном классе не учимся, — блондинка перебрасывает длинные кудри за спину и стреляет в меня гадким взглядом. — Не повезло некоторым.
— О чем она? — непонимающе протягивает сбоку Зоя.
— Ага, — весело протягивает та же блондинка. Вспоминаю, что ее вроде бы Настя зовут, — прикинь, как я офигела?
— Еще бы… Мамаша психа из психушки сбежала. Спать страшно. Лучше бы она сдохла там.
Не помню, в какой момент поднялась на ноги. Не помню, как делала шаги. Помню лишь, как Зоя что-то вслед закричала, а я в этот момент уже схватила эту блондинистую гадину за грудки и вздернула на ноги.
В ушах звенит, голова идет кругом, но впервые в жизни меня одолевает такая слепая ярость, когда я собственными руками готова размазать эту дрянь по стенке. И плевать, даже если она лгала.
Блондинка смотрит на меня во все глаза и еще что-то пытается сказать, как вдруг раздается громкий хлопок и ее голова круто разворачивается вбок, а на щеке пылает красное пятно.
Я не трогала ее…
Это не я…
Я не трогала ее.
Кулаки разжимаются, и блондинка со звонким всхлипыванием падает на скамью, прижимая ладонь к щеке.
— Услышу еще хоть слово об этом и, клянусь, убью тебя на хрен, — свирепо шипит Вероника, хватая блондинку за волосы.
— Поняла… поняла… прости, — рыдает та, и за нашими спинами раздается свисток Дмитрия Александровича.
— Хочешь что-то добавить? — горящими злобой глазами, Светлакова смотрит на меня. — Давай, пока я держу ее.
— А ну-ка прекратить, — кричит учитель, шагая к нам. — Светлакова. Отпусти ее. Ты что творишь? Ты что… ты… ты… ты УДАРИЛА ЕЕ?
— А это не я, — легкомысленно улыбается Вероника, будто от грязи отряхивая ладони. — Да, Насть? — кивает блондинке. — Кто тебя ударил? Багрянова?
— Д-да… Да. Багрянова, — нерешительно кивает Настя, и все подружки хором это подтверждают.
— Багрянова, — закипая от возмущения, кричит Дмитрий Александрович. — Живо. К ДИРЕКТОРУ.
Глава 12
Антон Павлович уже минут десять выхаживает по своему кабинету, отстукивая каблуками по старому паркету и молчит. Сложил руки за спиной, лоб нахмурил, ходит и молчит. Раздумывает, скорее всего, над тем, какой подход ко мне подобрать, как не сорваться и не накричать, как не выплеснуть на меня возмущение от сложившейся ситуации и не переборщить. Ведь это я якобы сделала. Я, а не тот, кого без лишних опасений можно отчитать по полной программе.
Сижу в мягком стуле напротив директорского стола и ничего не чувствую. Ни обиды, ни злости на Светлакову, которая подставила меня, ни на блондинку Настю и ее подружек, которым смелости не хватило озвучить правду.
Вообще ничего не чувствую, кроме… кроме тревоги за Макса. Такой острой, что приходится заставлять себя сидеть на месте и ждать пока разбирательство с директором закончится, чтобы потом умчаться из школы, найти его и… И… как я спрошу у него об этом?
"Где твоя мама, Макс? Правда, что она в психиатрической клинике лежит"?
Нет. Так нельзя. Я все еще не считаю, что имею достаточное право задавать ему подобные вопросы. Поцелуй — это не билет в каждую дверку его души. Наш поцелуй — только начало долгого пути. Самое начало.
— Итак. Лиза, — наконец выбрав способ действий, Антошка опускается за свой стол, складывает на нем руки и смотрит одним из тех взглядов, каким обычно в душу психологи залезть пытаются. — Прежде чем я позвоню твоим родителям, давай обсудим это еще раз. Спокойно, без эмоций. Хорошо?
Киваю.
— Вероника? — Антон Павлович смотрит на Светалкову, занимающую один из стульев стоящих в ряд у стены, и та также кивает без особого энтузиазма.
— Лиза, — и вновь в меня взглядом вперился. — Это правда, что ты… ты ударила Настю Абрамову по лицу?
— Нет.
— Лиза, — с нажимом. — Поверь, что в данной ситуации ложь только усугубит дело. Родители Насти уже едут в школу. Твоей маме я позвоню сразу после нашего разговора, и как только все соберутся здесь нам предстоит разобраться со всем мирно и как можно тише. Данные инциденты в школе не приемлемы, понимаешь? Ты ведь хочешь, чтобы все разрешилось без последствий?
— О каких последствиях вы говорите? — смотрю на директора хмуро. — Меня выгонят из школы?
— Нет, — Антошка снисходительно кивает. — Не выгонят, если мы решим эту проблему тихо и пойдем друг другу навстречу.
Это просто смешно.
— Я не делала этого. Я не била Абрамову.
— Все это видели. Вероника? — директор смотрит на Светлакову. — Ты вмешалась в драку, верно?
Светлакова хило пожимает плечами:
— Наверное.
— Но это не так, — возмущение берет надо мною верх. — Это не так, Антон Павлович.
— Ты, Лиза, схватила Абрамову за… как это правильно выразиться? Ты… ты схватила ее и толкнула в стену. Разве нет?
Молчу. Чувствую, как кровь начинает бурлить в ушах, а кулаки до боли в пальцах сжимаются.
— Не отрицаешь. Это хорошо, — строго смотрит на меня директор. — Более того, насколько мне известно, это не первый инцидент, когда ты позволила себе распускать руки в стенах школьного учреждения. Вероника… я все верно говорю? Лиза ударила и тебя, так ведь?
Поверить не могу…
Боже, просто поверить в это не могу.
Смотрю на Светлакову во все глаза и испытываю такой коктейль чувств, что даже не знаю: плакать мне или смеяться.
А Светлакова даже бровью не ведет. Смотрит в ответ ледяными, полными ненависти глазами и таким фальшивым, страдальческим, оскорбленным голосом отвечает:
— Да, Антон Павлович. Недавно Лиза ударила меня по лицу. В школьном туалете. Моя соседка по парте может это подтвердить.
— Она видела, как это происходило?
— Нет, но… она видела след на моей щеке, который появился сразу после того, как мы с Багряновой вернулись в класс.
— Лиза, — строго зовет директор, а я продолжаю смотреть на Веронику с приоткрытым ртом. — Лиза, это правда?
Медленно разворачиваюсь к Антошке и слышу себя будто со стороны:
— Да, это… правда.
Следует тяжелый вздох, и вновь каблуки директора отстукивают по старому паркету.
— Но я не… Я не трогала Настю. Почти… не трогала.
— Довольно, Лиза. Я рад, что ты хотя бы в чем-то призналась, но далее мы будем говорить только в присутствии родителей. Вероника, твоему отцу я тоже позвоню.
— Он не приедет, вы же знаете.
— Тогда матери.
— Она тоже не приедет, — негромко усмехается Светлакова. — У меня нет претензий к Багряновой, Антон Павлович. Не стоит вмешивать мою семью. Я не собираюсь предъявлять никаких обвинений.
Вот же…
Но она уже это сделала.
— Чего ты добиваешься? — шепчу, качая головой.
— Ничего, — скользко улыбается Вероника. — Ты виновата, а значит, должна быть наказана.
— Хочешь, чтобы меня со школы выгнали?
— Хватит, девочки. Вы мешаете мне звонить.
— Может и так, — Светлакова с безразличным видом пожимает плечами. — А может, и нет.
— Эй. Стой. Стой. Туда нельзя, — раздается голос секретаря из приемной за закрытой дверью. — Стой, кому говорят. Яроцкий.
Но уже поздно. Дверь кабинета Антона Павловича распахивается и на пороге появляется запыхавшийся Макс.
— Простите, Антон Павлович, — мямлит сзади секретарша. — Он меня не слушал.
— Максим? Тебя я не вызывал, — директор указывает на Макса телефонной трубкой. — Можешь забирать Веронику, и уходите. Оба.
Но Макс не смотрит на Светлакову. Не уверена, что он даже заметил ее.
Насквозь промокший от дождя, тяжело дышит, словно долго бежал сюда, без куртки и даже без кепки… Макс смотрит только на меня.
— Пошли, — в три больших шага настигает, берет за руку и поднимает со стула.
— Нет-нет-нет. Я не имел в виду Багрянову, — непонимающе восклицает директор, пока Макс подхватывает с пола рюкзак и за руку тянет меня к двери.
— Макс, я не уверена, что это правильно… — шепчу ему в спину.
Бросает на меня короткий, но тяжелый взгляд, затем на Светлакову, которая провожает нас с лицом полным равнодушия, и снова на меня:
— Я забираю тебе отсюда. И мне плевать, кто и что тут кому сделал.
— Заходи быстрее, — Макс распахивает передо мной дверь своего дома. Заходит следом и закрывает дверь на замок. — Ты промокла вся.
— Откуда ты узнал? — Дождь и промокшая одежда меня сейчас меньше всего интересуют.
Выдерживает паузу, упирая руки в бока и коротко выдыхает:
— Зоя позвонила.
— Зоя позвонила, — повторяю с тупым видом.
— Она все рассказала. И твоя подруга все видела. И не она одна, свидетелей достаточно, так что… — Осматривает меня с головы до ног и вновь вздыхает. — Снимай пальто.
Не двигаюсь.
— Ты промокла.
— Ты больше. Где твоя куртка?
— Оставил, — дергает плечом. — Оставил там, где был. Черт, — ерошит пальцами мокрые волосы. — Кепку тоже оставил. Снимай, — тянется к верхней пуговице на моем пальто, а я делаю шаг назад.
— Мне нужно домой. Мама… Директор уже позвонил ей. И она будет в еще большем бешенстве, когда узнает, что ты забрал меня.
— И что? — коротко усмехается спустя паузу и делает шаг вперед. — Лиза?
— Ты не понимаешь. Ты не знаешь моих родителей.
— Я знаю, что избавил тебя от нервотрепки и той хрени, что лил тебе в уши Антошка, разве для твоих родителей не это должно быть главным? Не твое спокойствие?
— Только не рядом с тобой.
Вижу с какой силой сжимаются его челюсти, играя желваками. Лоб хмурится, а глаза наполняет горечь: