– Надо было стрелять, теперь я тебя убью.
– Это вряд ли. – Гуров сделал шаг в сторону.
Пистолеты валялись на полу, о том, чтобы поднять их, не могло быть и речи. Гуров понял, что рукопашная здесь не годится. Противник физически сильнее, моложе, да и обучен качественно, а не на любительском уровне. «Меня может спасти только хитрость», – думал Гуров, двигаясь по кругу. Но убийца был настоящий боец, знал: нападающий в случае ошибки проигрывает, они неторопливо передвигались по кругу приставным шагом. Сейчас Гуров должен был поравняться с пистолетом убийцы. Сыщик заметил, как глаза противника блеснули, понял, что тот ждет, чтобы он нагнулся за оружием, отлично понимал, что не успеет, движение вниз обозначил, но не стал нагибаться, нырнул «ласточкой» к своему «вальтеру» лежавшему в двух метрах левее, схватил оружие. Сыщику не следовало вставать, надо было сразу стрелять на поражение. Но он не мог представить, что у человека бывает столь быстрая реакция. Убийца не стал тратить время, поднимать свой пистолет, он сумел повернуться в воздухе, коснуться ногой земли, изменить направление своего броска.
Выстрелить Гуров успевал, подняться на ноги – нет, убийца всей массой обрушился на сыщика. Единственно, что успел сделать Гуров, теряя сознание, это взмахнуть ногой, полоснуть ребром ступни по ноге нападавшего. Тот взвыл, но не вздрогнул, не отступил. Сознание к Гурову вернулось мгновенно, но зафиксировало безрадостную картину. Он лежал навзничь, убийца сидел на нем верхом, сдавливая мощными ногами бедра, упершись ладонями в предплечья поверженного врага.
Убийца сплюнул в сторону и сказал:
– Я же говорил, что вы слишком много думаете, когда следует просто стрелять.
Гуров был фактически распят, не мог двинуться, но убийце, чтобы прикончить мента, нужно было схватить его за горло, а для этого необходимо отпустить на секунду руку противника. Так что, с одной стороны, убийца держал оперативника, с другой – был сам скован, так как успел оценить ловкость и силу Гурова. Убийца начал мять и терзать пальцами левое предплечье сыщика, пытаясь его парализовать и перенести правую руку на горло.
Гуров все понял, подумал, что это конец, адреналин ударил в кровь, сыщик сумел выгнуть тело, приподнять противника, и, когда тот отпустил левую руку и своей правой хотел схватить врага за горло, Гуров метнулся в сторону и не попытался ударить освободившейся рукой убийцу по глазам, а отбросил ее влево, полагая, что там должен лежать пистолет, но схватил не оружие, а наручники. Твердые пальцы вцепились Гурову в горло, жить ему оставалось секунды, но, собрав силы, которых, казалось, и не было, он ударил стальными наручниками врага по затылку и тут же ударил во второй раз.
Гуров выбрался из-под тяжелого обмякшего тела, поднял пистолет, хотел выстрелить, но природное упрямство победило, сыщик защелкнул на убийце наручники, на карачках отполз в сторону и бесчувственными пальцами достал сигарету.
Вот будет идиотизм, если я убил его, думал Гуров, поднимаясь на дрожащих ногах. Но убийца был мужик здоровенный, а голова у него была сделана, видимо, из железа. Он пошевелился, сел, секунду смотрел перед собой бессмысленно, затем взгляд его прояснился, он повернулся к Гурову, подергал наручники, сплюнул.
– Лев Иванович! Лев Иванович! – донеслись крики неподалеку.
Гуров облизнул губы, откашлялся, хотел крикнуть, не получилось, и он негромко спросил:
– Кричать можешь?
– Пошел ты…
– Да я-то пошел, но коли тебя не перевязать, ты кровью изойдешь.
– Ну, падла, как я с тобой промахнулся? – Убийца облизнул губы и пронзительно свистнул.
– Лев Иванович! – Охранники явно приближались.
– Ну, падла! – повторил убийца.
– А ты чего переживаешь? – спросил Гуров и наконец зажег сигарету. – Ты что, собрался жить вечно?
– К вышке меня не приговорят, а в тюрьме люди живут. Я в Афгане два года в яме прожил.
– Тебя как зовут? – спросил Гуров.
– Не помню, зови Иваном, так проще.
– Лев Иванович! – В дверном проеме стояли охранники.
– Не орите, тихо тащите йод, бинты, воду, анальгин. К телефону не подходить! И не думайте, что вы мне не подчиняетесь, а то быстро мозги вправлю.
Человеку, назвавшему себя Иваном, забинтовали голову и ногу, которую поранил ему Гуров, усадили на заднее сиденье «Нивы», что стояла неподалеку. На шее Гурова проступили пятна, он слегка прихрамывал, но вполне оклемался.
– Слушайте, охламоны, вы со мной теперь разговаривайте только шепотом, если я обижусь, вы работы в России не найдете. Ясно?
Охранники дружно кивнули.
– Сейчас вы позвоните дежурному по городу и сообщите, что полковник Гуров убит, преступник задержан, вы просите сообщить об этом в МВД генералу Орлову. И также передайте генералу, чтобы он от телефона не отходил в ближайшие минуты, ему будет передано экстренное сообщение. Выполняйте!
Гуров сел за руль «Нивы», поехал по разбитой грузовиками проселочной дороге, вскоре выехал на шоссе, через двадцать минут остановился у поста ГАИ и позвонил Орлову.
Через два часа на конспиративной квартире находились Орлов, Станислав Крячко и Гуров.
– Тебе надо показаться врачу, – не очень уверенно произнес Орлов.
Крячко скорчил комическую мину и кивнул.
– Мне нужны баня и массажист, – ответил Гуров.
– Мое мнение, хотя оно никого не интересует, – сказал Станислав, – тебе необходим психиатр.
– Петр, операцию провожу я, и твои лампасы в данном случае значения не имеют.
– Задумал ты хорошо, интересно, есть маленькое «но»…
– Где твое тело? – встрял Станислав. – Пока не увидят твоего тела, никто в твою смерть, тем более Фокин, не поверит.
– Поэтому я и говорю, вы мою смерть категорически отрицаете. О звонке дежурному уже знает весь город, а вы отрицаете: легко ранен, помещен на излечение, но лица у вас должны быть похоронными. Станислав пусть заболеет, в министерстве покажется на час, кого-то увидит, с кем-то поговорит и исчезнет. Попытайтесь установить личность Ивана, поместите его на Петровку.
– Где у Фокина агентуры больше, чем у нас, – вновь высказался Станислав.
– В этом и фокус, надо, чтобы Фокин получал противоречивую информацию. Иуды из министерства будут доносить, что генерал Орлов и полковник Крячко утверждают, что Гуров жив, а камерная агентура убеждена, что Гурова убили. Но для этого тебе, Петр, необходимо подвербовать Ивана. Опереться тебе есть на что, он парень жесткий, изувеченный Афганом. Парень не левый, не правый, он сам по себе. Тебя, Петр, учить, только портить. А мне следует снова спрятаться. Какой-нибудь платный санаторий. Документы, – Гуров взглянул на Станислава. – Санаторий пусть тебе подскажет Горстков. Желаю двое суток пожить, как белый человек. Душ Шарко, массаж, по утрам кофе и апельсиновый сок. Да, тебе необходимо встретиться с Марией, даже не знаю…
– Я решу, – перебил Станислав. – Вернулся Нестеренко, он выполнял какое-то твое задание, даже мне не сказал. Велел передать, мол, все в цвет, как ты и предполагал, документы у него.
– Слава богу! – Неверующий Гуров широко перекрестился.
Генерал-лейтенант Орлов в мундире, который мешал ему жить, сидел за своим письменным столом и сонно поглядывал на сидевшего напротив Ивана. Голова его была перевязана, но профессионально, не так, как в спешке обмотал ее Гуров.
За дверью, рядом со столом Верочки, сидели два молодых конвоира. Если бы на Иване не было наручников, он бы отобрал у конвойных оружие и нашлепал их по попке.
Орлов разглядывал Ивана из-под опущенных век, вспоминал пятна на шее Гурова и не мог понять, каким образом Леве удалось извернуться и одолеть профессионального боевика.
Разговор зашел в тупик, но генерал не проявлял никакого нетерпежа, казалось, дремал. Иван держал в скованной руке сигарету, жадно курил. Орлов недовольно поморщился, заворочался в кресле, вызвал секретаря.
– Девочка, – сказал он, когда Верочка вошла в кабинет. – Будь любезна, прибери за этим бандитом, – он указал на переполненную пепельницу, – дышать нечем. Открой пошире форточку и дай нам чаю, если имеется, сделай пару бутербродов. – Орлов взглянул на арестованного оценивающе и поправился: – Четыре бутерброда.
– Вы всегда такой обходительный? – спросил Иван.
– Обычно. – Орлов сцепил пальцы на животе, тяжело вздохнул.
– Так что вы от меня хотите?
– Я уже сказал. И хотя по голове тебя шарахнули, мозги не выбили, не придуривайся, ты все отлично понимаешь.
– А почему я должен вам верить?
– Ты ничего не должен. Учитывая, сколько раз тебя в жизни обманывали, ты просто обязан не верить.
– А я и не верю.
– И дурак. Мне никакого профита тебя обманывать нету. Я тебе предлагаю обмен сто на рупь. Ты нам не нужен и неинтересен, ничего ты сказать стоящего не можешь, так как ничего не знаешь. Ну, назовешь ты мне Фокина, так я этого подонка и без тебя знаю. Можешь назвать приметы дерьмового генерал-полковника. У меня его морда вот, – Орлов взглянул на свою ладонь, – перед глазами стоит. Я у тебя ничего не спрашиваю, ты мне, извини, на хер не нужен. Предлагаю выгодную сделку: мы тебе предъявляем лишь статью за хранение огнестрельного оружия, ты в камере тонко намекаешь, что полковник Гуров убит. Тонко, нехотя, как бы между прочим. У тебя оба ствола нестреляные, никакого отношения к Гурову не имеешь. Ты волен отказаться, тогда мы предъявим тебе нападение на сотрудника милиции, попытку убийства, не сомневайся, свидетели у нас найдутся быстро.
– Уж в чем я не сомневаюсь, так это в ваших доказательствах и свидетелях.
– Значит, Лева тебе мозги не отшиб.
– Да я этого мента…
– Молчать! – крикнул Орлов, приподнялся в кресле. – Ты этого мента можешь только в задницу поцеловать. Запомни, еще одно слово – и ты пойдешь в зону на долгие годы. А я прослежу, чтобы твоя зона находилась не на Черноморском побережье. Ты меня понял? Я мужик ласковый, но и мое терпение имеет край.