– Лев Иванович, любой следователь сразу определит, что погибший не бомж. Я видел его кисти рук, да и вообще, опытный человек только на тело взглянет… Да и одежду мы же не можем вам отдать.
– Кем он был, пусть остается тайной.
– А вы его знали?
– Я знал, тебе знать не следует, – твердо сказал Гуров. – Закончишь, приезжай в гостиницу. Да, и забронируй нам места на самолет. Только теперь не четыре билета, а пять.
В номере гостиницы Станислав, сидя за письменным столом, накручивал телефонный диск, пытался соединиться с Москвой, тихо матерился. Гуров плескался под душем, изредка выглядывал из-за неплотно прикрытой двери.
– Да позову я тебя, не боись, – раздраженно буркнул Станислав.
Наконец он услышал продолжительные гудки и недовольный голос Орлова:
– Слушаю вас, слушаю! Что вы пробиваетесь, словно сквозь встречный огонь неприятеля!
– Здравия желаю, господин генерал! – радостно закричал Крячко.
– Не ори, Станислав, слышу тебя хорошо.
– Как погода в Москве? – Крячко сбавил тон, махнул рукой Гурову. – У нас полный порядок, гроза прошла стороной, тишь, гладь, божья благодать.
– У тебя всегда благодать. – Орлов пытался говорить строго, но было слышно, как генерал облегченно вздохнул.
Обмотав бедра полотенцем, Гуров вышел из душа, взял телефонную трубку:
– Здравствуй, Петр. Сейчас тот редкий случай, когда Станислав говорит правду.
– Здравствуй, Лев Иванович, – неизвестно почему Орлов назвал друга по имени-отчеству. – Всякое в жизни случается, порой и Станислав говорит правду, видимо, ничего другого сочинить не успел.
Гуров держал трубку так, чтобы склонившийся над столом Крячко мог слышать голос генерала.
– Обидеть подчиненного просто! – крикнул Станислав и с обиженным видом отошел от стола.
– У нас небольшое происшествие, – сказал Гуров. – Произошла утечка газа, наш общий знакомый закурил…
– Неужто погиб? Да, неприятно. – Стараясь сдержать облегченный смешок, Орлов неопределенно хмыкнул. – Ты, надеюсь, понимаешь, что труп опознать нельзя?
– Надейся, Петр. Мы твои ученики, не из Тунгуски приехали. Постараемся сегодня вылететь, подробности при встрече.
– Жду, тут Верочка суетится, кланяться велит.
– Поцелуй ее за меня. До свидания!
– Пока, сыщик!
Гуров положил трубку. Коротко постучав, в номер вошли Григорий Котов и Валентин Нестеренко.
– Лев Иванович, парень спит, с ним медсестра. Мы вызвали частного врача, пришлось заплатить долларами.
– Старая власть вернется, будешь платить рублями, – сказал Крячко, – только никто к тебе мгновенно не прилетит.
Котов смотрел на спину и шею Гурова оторопело, тронул кончиками пальцев сине-желтые подтеки.
– Лев Иванович, вас крепко задело.
Гуров спохватился, что стоит посреди номера голым, затянул плотнее полотенце, ушел в ванную комнату.
– Гриша, ты вроде умный, а свежий синяк от давнишнего не отличаешь, – ехидно заметил Станислав, снял трубку и снова начал крутить диск. – Не знаю, кто как, а я лично жрать хочу.
– А я обет нарушу, приму стакан, – сказал Нестеренко.
– Господин полковник, мы пойдем в ресторацию, столик закажем. – Котов дернул напарника за рукав, кивнул на дверь.
– Валяйте, – согласился Станислав, заговорил в трубку: – Добрый день, Мария, некто Крячко беспокоит.
– Здравствуйте. – Женщина сделала короткую паузу, спросила тихо: – Он жив?
Станислав переложил трубку в левую руку, широко перекрестился.
– Бог с вами, Маша! Они живы, здоровы, просили соединить, я выполняю.
– Он не может сам набрать номер?
– Они все могут, Маша! – весело закричал Станислав. – Однако начальники, и положение обязывает.
Гуров выскочил из ванной, отнял у друга трубку:
– Здравствуй, Маша! Прости моего друга, он ошибся в выборе профессии. Ему следовало клоуном…
– Не оправдывайся, сыщик, – перебила Мария. – Просто Станислав понимает, что надо позвонить, а ты – нет!
– Извини. – Гуров подыскивал нужные слова, и возникла пауза.
– Я все про тебя знаю. – Мария вздохнула. – Ты думаешь только о себе.
– Грешен. Прошу, переезжай ко мне, квартира освободилась.
– И меня не убьют, не похитят? – Мария выругалась по-мужски грубо, бессмысленно. – О такой жизни я мечтала всю жизнь.
– Маша, прошу. – Гуров оглянулся, но Станислава в номере не было. – Я прилечу сегодня и сразу приеду домой.
– Хорошо. Жду. Целую. – Мария положила трубку.
Розыскники сидели в ресторане гостиницы, видно, подполковник Попов переговорил с мэтром, обслуживали их безукоризненно. Кроме Станислава, никто не видел, как Гуров зашвырнул через забор взрывчатку, снятую с Игоря Смирнова. Всем было интересно знать, что же конкретно произошло, но Котов и Нестеренко помалкивали, следуя принципу – старшим вопросов не задают. Попов стеснялся, полагая, что полковник-важняк главка скажет только то, что считает нужным.
Гуров расклад отлично понимал, знал, молчать неэтично, все розыскники вместе пахали, сейчас не имеет значения, кто сделал больше. Понимать-то сыщик понимал, но говорить отчаянно не хотелось. Он тянул время, подливая в рюмки коллег, сам практически не пил.
– Я должен был догадаться раньше, – произнес Крячко.
– Конечно, – обрадовался Гуров.
– Лев Иванович, это я не о себе. – Станислав прижал ладони к груди. – Вижу, вы мучаетесь, не знаете, как начать, и я сконструировал для вас первую фразу.
– Ты знаешь… – Гуров проглотил матерные слова.
– Знаю, Лев Иванович, знаю, вы продолжайте. Значит, вы должны были догадаться раньше…
– Должен был, – обреченно произнес Гуров. – Задумано не больно хитро. Контуженный в Чечне, и мать погибла, и наркотики… Я вспомнил о терактах, когда фанатики взрывали себя вместе с жертвой. Но там религия, вера в загробную жизнь. Я не мог сообразить, что парня можно использовать втемную, превратить в снаряд, средство доставки взрывчатки к месту назначения. Союз солдатских матерей использован с фантазией, покойник был человек способный, даже талантливый. Использовать инвалида бойни в Чечне, отыскать подходящего, соответственно обработать парня – дело архисложное.
Оперативники молчали, старались не смотреть на Гурова и друг на друга, словно в происшедшей трагедии была и их вина. Не сдержался подполковник Попов, спросил:
– Разве убийца и палач может быть человеком талантливым?
– Удивляешь, Юрий Васильевич. – Голос Гурова оживился, сыщик обрадовался, что можно уклониться от конкретного дела. – А ты считаешь, что Октябрьский переворот, все кровавые дела в России, затем и в мире организовали бездари?
– Импотенты и мелкие интриганы составляют большинство в Думе, – вставил Крячко. – Ты не отвлекайся, Лев Иванович.
– Ты не прав, Станислав. – Гуров наконец выпил рюмку. – Импотенты сидят на кухнях, обсуждают и критикуют. Если человек пробрался в Думу, он человек действия, другое дело…
– Извини, командир, – перебил Станислав. – Ты не догадывался, однако в решающий момент замысел разгадал.
Гуров взглянул на Григория Котова.
– Случайно. Гриша Котов спорил с Валентином и упомянул о самураях-камикадзе, я увидел Игоря Смирнова, его отрешенность и неожиданно вспомнил слова Гриши. Тут все и сложилось.
Станиславу Крячко не нравилась атмосфера за столом, словно они, розыскники, не вырвали победу, а сидят на поминках.
– У него сложилось! У меня почему-то не сложилось, и у умного Гриши Котова тоже. Вы не думайте, наш Лев Иванович далеко не скромник, он с прибабахом, гений, но не скромник. Я предлагаю выпить за российских сыщиков и за Льва Ивановича лично.
– Заговорил, заговорил. – Гуров усмехнулся, наполнил рюмки.
Выпили, не чокаясь, оживились. Попов спросил:
– А почему вы швырнули взрывчатку через забор, на стройку?
– А куда мне было ее швырнуть? – Гуров после второй рюмки тоже слегка порозовел, чуть расслабился. – Чемпион никогда не знает, почему он переместился на тот или иной удар. Так получилось.
– Чемпион, – прошептал Станислав, подмигнул товарищам, – вот в чем его истинная суть.
– Ладно, не бормочи. – Гуров махнул на друга рукой. – Я не знаю, почему перенес парня к забору, а, скажем, не в сквер. Я только позже понял, что у забора была мертвая зона, которую Фокин не просматривал. Если бы направился в сквер, Фокин увидел бы, так и хоронить было бы нечего. Когда машины ушли, я от пояса со взрывчаткой избавился, начал соображать. Думаю, с какой позиции Фокин может наблюдать за происходящим? Тогда я и вышел с Игорем в центр улицы… А Фокин находился в новостройке, увидел нас, включил дистанционное управление.
Розыскники выпили, расслабились, заговорили. Гуров слегка опьянел, но хмель быстро прошел, и он, вспоминая не впервые, пытался анализировать свои поступки и реакцию. Надо признаться, анализ не радовал сыщика, скорее разочаровывал, даже унижал. В критический момент он действовал интуитивно, подсознательно, наедине с собой он отбрасывал мысли о скромности, выставлял себе жесткую оценку. Какие-то мгновения он не испытывал страха, поступал четко, рационально. Но стоило обстановке разрядиться, у него немедленно наступала реакция – он потел, чувствовал тошноту, слабость, дважды его даже рвало. Потом он успокаивался, чувствовал себя нормально, затем наступала апатия, клонило в сон. Сейчас был именно такой период, необходимо продержаться до самолета, сказать несколько слов Попову. Гуров пересилил себя, заговорил:
– Юрий Васильевич, ты уж расстарайся, держись своей версии, что взрыв произошел в результате утечки газа и неосторожности бомжа.
– До завтрашнего дня продержусь, Лев Иванович, завтра меня спрашивать перестанут. Строители, отцы города не возьмут на себя такой грех. Привезут своих специалистов, проведут химический анализ. Сегодняшнюю науку не обмануть, разберутся, что рвануло.
Оперативники замолчали, испытующе смотрели на Гурова. Как бы он внешне ни был спокоен и безразличен, сыщик на самом деле опасался всесильного генерала Коржанова. Он ясно предупредил: если узнает, что розыскник недоговаривал, скрывал информацию, то оторвет наглецу голову. И оторвет.