Королева и твоя крестная мать охотно благословляет тебя на брак с Роджером Ратлендом и заодно вручает столь изысканно-щедрые свадебные подарки.
Однако и этого мало. Твой будущий муж наверняка что-нибудь натворит, такие гордецы просто обречены что-нибудь натворить – но я его помилую. Он совсем одуреет от счастья, он станет восхвалять мое великодушие – а ты будешь плакать, беспомощно и горько, но правду сказать не решишься. Как мне сладко представлять это!
Ступай же – и будь несчастна! Будь так несчастна, чтобы этого хватило для отвращения к самой себе только за то, что ты – женщина».
Все так и случилось, Роджер.
– Да, все так и случилось, родная. Когда я, глупец, воспевал помиловавшую меня старуху, ты плакала еще сильнее, чем после того, как впервые услышала от меня слова любви. Тогда у тебя хватило сил намекнуть, что вынуждена разделить судьбу крестной матери, в честь которой названа; а у меня достало сил утешать тебя. Насколько же все было хуже после приговора! Зачарованный подаренной мне возможностью жить, я только злился на тебя… Прости меня за это, если сможешь…
Но надо верить, Элизабет! Надо верить в то, что Богу ведомы наши страдания и что Он ценит наши шедевры. Надо верить в то, что Он есть Милосердие.
– Да. И верить в Уилла. Уилл же не отречется от нас на Суде?
– Нет. Он будет умирать, видя счастливый сон: как мы с тобой сидим на галерее театра «Глобус», а он, обращаясь к нам и к Нему, импровизирует, создавая великий монолог Меркуцио. И Макбет не зарежет этот сон, такой сон не способен зарезать никакой Макбет. Даже смерть дает досмотреть такой сон до конца – и Уилл досмотрит… А потом еще успеет прошептать последнюю строчку эпилога из «Бури»: «Милосердными будем друг к другу. И это финал».
Марк, 2112 год
Экран погас – и все стало таким же, как прежде, будто ничего не было.
Но было.
К счастью или к несчастью – было…
Я брожу по парку, где каждое дерево умеет разговаривать со мной – о том, какую на завтра желательно заказать погоду; не стоит ли удлинить ветви, тянущиеся на восток, чтобы еще чуть заслонить мою спальню от слишком ярких восходов, или раскудрявиться на запад, чтобы еще чуть более рассеять закатные лучи, обещающие тихий долгий вечер, наполненный спокойной музыкой и ленивыми размышлениями о прелести всего земного – и меня не отпускает Уилл Шакспер.
Она сказала ему вслед, когда он переступил порог дома, изо всех сил стараясь не обернуться: «Я дам о себе знать, Уилл, через сорок дней».
И он ждал. Он не считал дни, не считал бессонные ночи. Он просто ждал.
А наутро после той ночи, что показалась ему особенно долгой, к нему пришел ее посыльный, тот самый, что так ревностно берег от пыли и грязи свои башмаки, и сказал, что поздним вечером в соборе Святого Павла будут тайно похоронены милорд и миледи Ратленд.
Тайно, но он, сэр Уилл Шакспер – единственный, кто может присутствовать.
Уилл не пошел в собор. Он напился, бродил по ставшему ему чужим Лондону – как я сейчас брожу по ставшему мне чужим парку – и вопил, что Шакспер не должен хоронить Shakespeare, иначе это будет даже не трагедия, а макабр, пляска смерти!
…Вот и мне хочется вопить, что никогда больше мне не быть в Единой информационной системе, ибо она непременно отторгнет меня, как чуждого и чужеродного…
Слишком многое во мне перевернулось, чтобы остаться бессмертным; слишком многое во мне перевернулось, чтобы жалеть об этом – особенно после того, как прочитал последний лист из записей прадеда:
«Я знаю, это мое последнее лето, и память услужливо подсказывает название рассказа Гессе “Последнее лето Клингзора”.
Что, однако, общего между переполняемым чувственностью сорокадвухлетним художником-экспрессионистом и мною, кого даже в высшей степени тактичные доктора именуют пациентом весьма преклонного возраста?
Впрочем…
Моя внучка, тогда еще маленькая, четырех с лишним лет от роду, проснувшись рано утром и увидев, что я собираюсь в бассейн, спросила тревожно: “Дед, ты что, уходишь ненакушанный?”
Родная моя, я ухожу, ненакушанный твоими проказами.
Наташа Бескровная и вы все, кто любили меня, я ухожу, ненакушанный любовью.
Вы все, кто помогал мне, я ухожу, ненакушанный вашей добротой.
Вы, кто заставлял меня страдать, я ухожу, ненакушанный болью.
Я благословляю вас всех, как художник Клингзор благословлял жаркие дни своего последнего лета, душные ночи своего последнего лета, молодую возлюбленную своего последнего лета; краски – придающие особую яркость мазкам в это его последнее лето, холсты – податливо вздрагивающие под особенно в это последнее лето торопливыми ласками кистей.
Пушкин и Лермонтов, Гоголь и Толстой, Стендаль и Диккенс, Булгаков и Набоков, Цветаева и Гумилев, Бродский и Пастернак, Окуджава и Чичибабин, Катаев и Искандер, Нагибин и Астафьв, Стейнбек и Сэлинджер – спасибо вам за великие строчки и страницы!
Знайте, однако: я ухожу – ненакушанный ими.
И наконец, ты, Shakespeare! Вы трое – Элизабет, Роджер и Уилл! Я долго пытался постичь и пережить ваши муки – пока чей-то голос не стал мне рассказывать про негодование голодного и усталого Шакспера по поводу едва плетущихся лошадей, чьи древние копыта словно бы поросли мхом…
Но вот голос умолк – и я ухожу, ненакушанный.
Ухожу, повторяя: “АлефЛамедРеш”».
Об авторе
Берколайко Марк Зиновьевич, прозаик, драматург, педагог, доктор физико-математических наук, профессор. Автор более 140 научных работ (теория инвестиций; теория функциональных пространств и др.) Член Союза российских писателей.
Родился 8 мая 1945 года в Баку, в 1967-м окончил механико-математический факультет Бакинского университета. С 1968 года живет в Воронеже. Преподавал в Воронежском архитектурно-строительном университете и в Воронежском государственном университете, с 1996-го по 2012 год – генеральный директор и топ-менеджер консалтинговой и инвестиционных компаний.
Наряду с научной и учебной деятельностью в сфере интересов М. Берколайко – литература. Художественную прозу публикует с 1970-х (короткие рассказы в «Литературной газете», «Юности», «Крокодиле», а также в ряде советских и зарубежных газет и журналов), пишет эстрадные миниатюры, телесценарии (совместно с Г. Розенбергом), пьесы – некоторые из них были поставлены в российских театрах. Радиоспектакль по пьесе «Призы» (создан совместно с В. Лещинским) получил вторую премию на Всесоюзном конкурсе.
Начиная с 2005 года пишет повести, романы, получившие признание читателей и высокую оценку критики (рецензии в журналах «Знамя» и «Звезда»); книга «Партия», в которую включены повесть «Седер на Искровской» и роман «Партия», издана с допечаткой тиража; роман «Гомер» вошел в лонг-лист премии им. Пятигорского.
Партия: Седер на Искровской, повесть; Партия, роман. М.: Анаграмма, 2010
Гомер: Гомер, роман; Одноактные пьесы. Воронеж: изд-во им. Е. А.Болховитинова, 2011
Фарватер: роман. М.: Эксмо, 2014
Инструменты: роман. Москва: Время, 2016
Над книгой работали
Редактор Лариса Спиридонова
Художественный редактор Валерий Калныньш
Верстка Светлана Спиридонова
Корректор Елена Плёнкина
Издательство «Время»
http://books.vremya.ru
letter@books.vremya.ru
Электронная версия книги подготовлена компанией Webkniga.ru, 2018