Вот что значит – инфляция. За 2000 лет в 10 000 раз.
К дьяволу цифры.
Дело вот в чем.
Сказать, что я разочаровался в целях и методах борьбы в сопротивлении, – значило бы солгать. Ведь я и не был очарован. Я никогда не был фанатиком. Всегда относился к нашему делу с долей здорового скепсиса и критицизма. Почему же я продолжал работать на подполье столько лет?
Объяснить это не так просто… во-первых, сила обстоятельств. Так получилось. Я оказался в этом лагере помимо своего желания и воли. Вы могли понять это из моего рассказа. Во-вторых, когда ты знаешь, что у тебя есть место в общем строю… если вы никогда не чувствовали, то не поймете. И, наконец, в-третьих. Ичкерия не была идеальным государством. Ичкерия была нелепым, абсурдным государством. Но Россия пришла не с любовью и разумом. Россия пришла с бомбами и ракетами. Россия убивала, убивала, убивала… после шалинского рейда я стал считать Россию своим кровным врагом. Я мстил. За сотни убитых без вины и смысла, умиравших прямо перед моими глазами. За всех, кто погиб на шалинской площади 9 января 2000 года. За Арчи. За тех ребят, которых я сам бросил в школе, прикрывать наш отход. За Тимура и за его невесту, Седу.
Что же изменилось?
Я не знаю точно.
Может, я просто устал. Может, постарел.
Может, я видел, как поднимаются всходы новой жизни. Приезжая в Чечню через год, я не узнавал городов и сел. Разруха заканчивалась. Новой власти удалось перевести жизнь народа на рельсы мирного строительства. Но дело не только в администрации. Я никогда не считал, что происходящее может быть заслугой одного человека. Или его виной. Роль личности в истории… помните, была такая тема для сочинений на вступительных экзаменах? Я писал о роли личности в истории на материале сочинений Льва Толстого, когда поступал на юридический факультет.
Роль личности в истории, конечно, очень велика. Но… если вспомнить ту историю в Гефсиманском саду, так роль Иуды была ничуть не менее важной, чем роль Иисуса.
А есть еще роль масс. И я чувствовал, что главное исходит от народа: люди хотят жить, хотят мира, хотят возможности строить свои жизни, свои судьбы, не боясь, что с неба прилетит ракета или бомба и все кончится в тот же миг.
А мы, что делали мы? Мы тянули эту войну. Война уползала, как змея в нору, а мы хватали ее за хвост и тянули обратно: нет, так просто мы тебя не отпустим, ты нас еще покусаешь своим ядовитым зубом! Зачем?
Ради идеи? Ради какой идеи? Свободная Чечня? Из-за нашей борьбы за свободу сотни парней, совершенно к нам не причастных, продолжали пропадать в фильтрационных лагерях. Так какую свободу мы им завоевали? Вера? А кто мешает нам верить? Кто может помешать человеку верить? И почему за веру нужно обязательно кого-то убивать и умирать самому?
Я все чаще вспоминал проповедь Кунта-Хаджи Кишиева. Война с Россией снова, как и два века назад, была самоубийственной и ненужной. Бывший муфтий, он понял это. Вслед за своим святым учителем он призвал народ к прекращению войны. Но этого было мало.
Кого-то не хватало в этой истории.
Как если бы в Гефсиманском саду не было Иуды.
Что же, я готов был принять на себя. Сделать самую черную и неблагодарную работу. Кунта Кишиев принял свою мученическую смерть на далеком севере. И я приму смерть и проклятия в памяти потомков. Чтобы эти самые потомки в моем народе были, чтобы они могли кого-нибудь проклинать.
Пока жив был Аслан Масхадов, жива была идея о независимом Чеченском государстве, о борьбе за родину. Кроме Масхадова в руководстве сопротивления это уже никому не было интересно.
Басаев сражался за халифат от моря до моря. На саму Чечню ему было плевать. Как в свое время имаму Шамилю, как шейху Мансуру.
Только Кишиеву была дорога родина. И Кадырову. И Масхадову.
Но Масхадов был на другой стороне фронта.
Оттого люди, которым были дороги родина и свой народ, стреляли друг в друга. Когда не станет Масхадова, эта чудовищная нелепость прекратится. Останутся религиозные фанатики, но это уже из другой оперы. Вся Ичкерия закончится, умрет вместе с Масхадовым.
Мы много слышали о войне до последнего чеченца. Нас часто призывали к войне до последнего чеченца. Наступил день, когда я понял: Аслан Масхадов и есть тот самый последний чеченец.
Мне было это ясно, предельно ясно. Так и произошло – через два года после смерти президента Сопротивление окончательно отказалось от идеи Чеченской Республики, провозгласив какой-то Северо-Кавказский имарат, то есть шайтан знает что.
Я должен был сдать Масхадова, чтобы прекратить войну. Чтобы закончилось бессмысленное кровопролитие. Чтобы невинные юноши не шли умирать «за родину», совершая террористические акты против других таких же, как они, невинных парней, которые тоже сражались «за родину».
Мое предательство – это был мой духовный подвиг. Акт отречения!
А деньги… деньги я взял. Было проще взять деньги. Меньше подозрений у русских спецслужб. Им тоже было так проще и спокойнее. И они все равно бы заявили, что заплатили за информацию. Если бы я не взял части обещанного вознаграждения, они забрали бы себе все.
Тридцать серебреников, говорят, их нашли при повесившемся… интересно, а какая цифра фигурирует в финансовом отчете Синедреона об оплате информатора И.И.? Наверное, триста. Или шестьсот.
И я не собираюсь вешаться.
А раз не собираюсь, то деньги мне тоже нужны. Не меньше нужны, чем офицерам, которые попилили бюджет операции. Кстати, вот и ваши консультации, доктор, обходятся мне недешево. А с каких денег я их плачу?.. теперь вы знаете.
Мне нужны деньги. На новую жизнь. И мне нужна она. Жизнь. Новая.
Я прожил две – одну как Тамерлан Магомадов, другую как Артур Дениев. Знаете, я не отказался бы сейчас от третьего паспорта. С новым именем легче начинать новую жизнь.
И если вы решили, что я никогда об этом не думаю… что перед моими глазами не встает… увы!
Мне кажется, или я откуда-то знаю, что Аслана в детстве мучил один кошмар. Ему снилось, что мать заперла его в погребе. В наказание за какую-то давно забытую провинность. И ушла по своим делам. Может, так оно и случилось на самом деле, когда Аслан был еще совсем маленьким. Она вернулась под вечер, когда Аслан даже не плакал уже, а сидел на земляном полу, беззвучно шевеля сухими губами. Мать подняла его на руки, прижала к себе, запричитала, а он молчал, только щурил глаза на свет керосиновой лампы.
Потом ему снилось. Снилось, что он в подвале, заперт. Темно. Холодно. Сыро. Вдруг он думает, что его уже закопали, что он в могиле, он начинает биться о деревянную крышку, кричать. И просыпается.
Он стал бояться закрытых пространств.
И поэтому пошел в танкисты. Нет, не в танкисты, он служил в артиллерии. Самоходная артиллерия. Ну, это почти одно и то же!
Он был упрямый и гордый. Не хотел покоряться страху.
И он победил. Ночные кошмары прекратились. И в тесной камере, и в подвале он не чувствовал паники.
Детский сон приснится ему еще только раз. В ночь перед смертью.
Все получилось правильно, получилось, как надо.
Я хотел, чтобы Масхадова убили. Я не хотел, чтобы его взяли в плен. Надеялся, что он сумеет не попасть в руки врага живым. И он сумел. Его убили 8 марта. 9 марта всему миру показали труп. Эта картинка была на всех телеканалах, в газетах и журналах, на информационных сайтах в Интернете. Обезображенное баротравмой тело седого старика, руки раскинуты, рубашка задрана и туловище оголено. Это было глумление над трупом. Публичное глумление.
Все, чем им пришлось утешаться. Если бы он попал к ним в руки живым, они глумились бы над живым. Над живым глумиться гораздо интереснее. Но он не сдался.
Российские СМИ заявили об окончании успешной операции по ликвидации бандита Аслана Масхадова. Кому-то дали орден, кого-то повысили в звании. Но это была лишь хорошая мина при плохой игре. В действительности операция провалилась. Целью операции был захват президента Ичкерии живым. Его хотели сломать, унизить и таким, жалким, выставить на всеобщее обозрение. Чтобы он вызывал только презрение и брезгливость. Его должны были сделать клоуном, как Салмана Радуева, обрядить в пижаму маньяка, измываться над ним, заснять шоу о том, как он теряет разум, превращается в полуживотное, в идиота. А потом устроить ему смерть. От естественных причин. Ведь естественных причин так много, и все люди умирают.
Но Масхадов не дал врагам осуществить их план. Он не сдался. Его предали. Не только я. Те, кто был с ним в подвале, они тоже предали его. Они сдались. И пытались помочь русским пленить своего амира, своего президента. Но Главнокомандующий Вооруженными Силами Ичкерии оборонялся до последнего. Он не дал себя обезоружить, и не согласился на плен.
Российские СМИ как всегда выдали лживые версии смерти Масхадова. По одной из них Масхадов погиб случайно, из-за неосторожного обращения с оружием. По другой, Масхадова застрелил свой же брат бандит, когда в подвале возникли разногласия по поводу капитуляции перед русскими.
Своя версия и у жителей Толстой-Юрта. Они не хотят принимать на себя кровь. Поэтому уверяют, что Масхадова убили где-то в другом месте и раньше, а к ним привезли труп.
Все это неправда.
Я думаю, что это неправда. Потому что, если это правда… Если Масхадов сдался уже давно и жил в почетном плену, как имам Шамиль, под покровительством новой чеченской власти, принятый без ведома российских силовиков в странной двойной игре… А потом обнаружилось. Либо поменялся расклад. И его сдали, его пустили в расход. И, чтобы устроить все наиболее правдоподобно, слили мне, давно бывшему на подозрении, ложную информацию, а я поспешил донести и получить свой гонорар за предательство, сымитировали бой, вытащили и кинули на всеобщее обозрение давно мертвое тело… Значит, я ничего не сделал? Меня самого сделали, меня использовали втемную?
Так много темных мест в истории этой войны. Боевики Ичкерии, среди которых было больше агентов ГРУ и ФСБ, чем в самих ГРУ и ФСБ. Шамиль Басаев в обнимку и под ручку с русскими генералами в Буденновске, куда его доставили военным вертолетом. Все эти «коридоры» и бесперебойное обеспечение бандформирований боеприпасами российского производства, в кольцах, в блокадах, на долгие сутки непрекращающихся боев. Мы никогда не узнаем всей правды.