– Мещерского, – подсказал Клыш.
– Нет. За «Колдуна»! Ну и на весь зал: «Товарищи! Среди нас бандит и убийца!»
И напрямую Ельцину: Борис Николаевич, вы хоть знаете, что пригрели вора в законе?!? Он же в розыске за убийства и разбой! Милиция! Немедленно арестуйте!» И тому подобное. Далее скандал. Кинокамеры, общее смятение.
– Позорный, дискредитирующий поступок! – высказалась Ксения Павловна из соседней комнаты. – Поплагуев своей невыдержанностью дискредитировал всё демдвижение… Случайно затесавшийся бандит, и – такое пятно у всех на глазах! Коммунисты, небось, до сих пор руки потирают. Будто специально подстроил!
– Слушайте, вы там, Ксения… как Вас?! – Клыша уже трясло. – Хватит греть уши! Ступайте к своим коробкам…
Озадаченная пауза. Потом шёпот:
– И Вы не защитите?!
Вслед за тем возмущенный цокот каблуков, – Ксения Павловна удалилась.
– Диссидентка с огромным стажем, – сказал Борейко. – Едва не во всех психбольницах перебывала. Ныне вот при мне. Очень исполнительная, несгибаемая помощница. Наблюдает, чтоб, не дай бог, не обделили льготами.
В глазах его мелькнул злой огонёк. Со свежим интересом вгляделся в гостя. – Друг Олега, говоришь? Похожи. Только тот подобрей.
– Что Лапин?
– Тут же выяснилось, что розыск его отменён. Извинились. Ждал Олега на другой день. Не появился. Начали искать – пропал. Пригласил к себе Лапина.
– Неужто пришёл?!
– Я пригрозил депутатским запросом. А ему это позарез. Он себе новую биографию чистит.
– И?..
– Вот так же, как ты, здесь сидел… Бандит, конечно. Опасный, наглый. Сознающий силу. Он, оказывается, в штабе при Ельцине что-то вроде кошелька в запасном кармашке. Прокручивает комбинации, которые людям на виду не с руки.
– Кошелёк – это деньги общака?
– Не знаю, – Борейко отвёл взгляд. – Сейчас всем нужны деньги. Отовсюду. Думаю, Лапин возле Ельцина рассчитывал отмыться от прошлого. Так что на Олега разозлён до зубовного скрежета. Тот ему крепко планы обломал. Как же захотелось придавить горлышко и…
Он сжал пятерню. Клыш с вожделением представил, как тяжёлый лапинский загривок и кадык корёжатся и с хрустом ломаются внутри этого могучего пресса.
– Не следует отказываться от порывов, что идут от сердца… – не сдержался Данька.
– Не он это, – неожиданно произнёс Борейко. – Он объяснился, и я поверил. Олег его, как таракана, выставил на свет. При всех. Публично. Некстати для Лапина, конечно. Но мстить после этого бессмысленно, – что могло сказаться, то уж сказано. И глупо – ты первый, на кого подумают. Даже если не докажут, все твои планы окончательно рухнут.
– Что тогда? – произнёс Клыш, ни на минуту не поверив.
– Другого боюсь, – поделился сомнениями Борейко.
Оказывается, в последний месяц Олег Поплагуев был захвачен репортёрским расследованием причин исчезновения продуктов в Москве. Прослышал, что студентов, традиционно подрабатывающих на разгрузке вагонов, стали встречать на подступах к товарным станциям, передавать деньги за разгрузку и отсылать назад. По слухам, составы после этого отгонялись куда-то на дальние пути. Что дальше происходит с товарами, никто не знает. Но на прилавки не поступают. Олегу к тому же кто-то сболтнул, будто к этому причастно демдвижение.
– Причастно? – быстро спросил Клыш.
Борейко насупился. Очки загуляли по широкому лбу.
– Не знаю. Прокофьев, секретарь МГК КПСС, обвинил напрямую. По принципу ищи кому выгодно. Но коммунистам на слово верить нельзя. За семьдесят лет начисто изоврались. Разговаривал с нашими лидерами. Все как один наотрез. Что Попов, что Афанасьев. Да оно и понятно. Люди идеи. Чистые. Только помнишь? Революции совершают энтузиасты, а плоды пожинают негодяи… Мракобесие какое-то. На днях в Верховном Совете перед голосованием встретил одного. Ходит по коридору с рамкой. Туда-сюда поворачивает. Как голосовать думаешь, спрашиваю. А чего думать, отвечает. Рамка подскажет… Много накипи примкнуло… Не знаю! Не хочу верить! – тяжело впечатал он. – А вот то, что на товарных станциях заправляют то ли подольские, то ли солнцевские… черт их разберёт, узнал доподлинно. Как раз от твоего друга. Олег уж пару раз там побывал под видом студента, собирался ещё раз по ночи. Мол, продумал комбинацию. Сорви-голова чёртов! Три дня как раз прошло!
– Надо срочно объявлять в розыск! – Клыш вскочил.
– Уже! – Борейко положил руку на плечо, и Данька вновь оказался в кресле. – Я уж подключил всех, кого можно. Позавчера разговаривал с министром внутренних дел. Всё сделано! По линии МВД сформирована группа. Вроде, ребята толковые, с душой. А может, потому с душой, что на контроле. Уж дважды приезжали, докладывали, как идет розыск. Ну и автографы, как положено… Позвоню, чтоб тебя приняли. Говорят, надежда есть, что жив ещё… Или меня утешают?… Чистый же мальчишка! – едва не простонал он.
Вновь отошёл к окну.
– Вы-то где сами будете, если что? – спросил на прощание Клыш.
Борейко как раз смотрел, как во дворе загружают в грузовик последние коробки.
– А чёрт его знает! – ответил он. – Какое-то вокруг мельтешение пошло. Вроде, те же самые. Но до власти дотянулись, и будто головы посносило. Гляжу, не узнаю́ – другие. Напоминаю: договаривались пробить закон о суде над КПСС. Глаза отводят, – де не время пока. Тактически, вроде, несвоевременно. Сначала надо ключевые высоты занять. Попова в мэры Москвы продвинуть, Собчака – в мэры Питера. А уж после навалимся. Только цену этого «после» знаю. Попова ещё на должность не назначили, а уж ближайший помощник успел попасться на взятке в десять тысяч долларов. Будто десяток лет ждал своего часа. Стыдно это… Может, честнее в сторону да за книгу засесть. Только сперва дружка твоего разыщем!
Он протянул визитку.
– По этому номеру соединят днём и ночью.
Клыш съездил в МВД, где был ознакомлен с материалами и планами работы. Всё, что увидел, было толково и правильно. Настолько правильно, что успеха с этой стороны ждать не приходилось.
Ночевать отправился в Пестовский переулок – в слабой надежде обнаружить там Альку или информацию от него. В доме оказалась Азиза. Сторожила пустую квартиру. Известий от Альки не получала. Беспокоилась, не сбежал бы, не заплатив.
Клыш разыскал студентов политеха, с которыми Поплагуев в последний раз пошёл на разгрузку. И даже кто-то якобы заметил, что, когда всех стали отгонять от товарняка, Алька будто бы нырнул между составами. Клыш неутомимо шёл след в след друга, «подставляясь» там же, где, по его мнению, должен был побывать Алька. Возвращался под утро, рушился на постель.
Перезнакомился с носильщиками на вокзале, грузчиками на товарных станциях, с бомжами и вокзальными проститутками. Установил, кто именно перехватывает товары, куда их отгоняют и в чьих интересах. Выявил группировку, перекрывавшую Ярославский вокзал, и даже свёл знакомство с отдельными из исполнителей. Но всё это была информация, важная для репортёра Поплагуева. Для Клыша, разыскивающего пропавшего друга, давала она немного. Ясно стало, что существовало две группы. Охранники груза – те, что охраняют прибывающие составы и не подпускают посторонних. Если бы некто Поплагуев, равно как любой другой, погиб в случайной драке с ними, эта информация стала бы широко известна. И есть другая группа – занимающаяся реализацией. Сплочённая, знающая близко друг друга, не подпускающая к себе чужих. Если Алька прорвался к ним и вышел на святая святых – продажи, и был при этом застигнут, то наверняка убит. Для таких убийств используются киллеры из бывших афганцев. Но кто именно, знает лишь отдавший приказ. Господин Никто.
Прошёл месяц. Несмотря на подстёгивающие запросы народного депутата Борейко, на тревожные письма руководству страны из «Московских новостей» – о пропаже репортёра Поплагуева, несмотря на упёртость и нежелание смириться с гибелью друга самого Клыша, розыск в конце концов зашёл в тупик.
Клыш возвратился в город, и вскоре в разговорах между собой Данька и Оська как-то незаметно стали упоминать Альку в прошедшем времени. Надежда угасла.
Светка по-своему пыталась утешить друзей.
– Может, там, на небе, ему ещё и лучше, чем с вами, дураками.
Но даже незлобливый Оська хмурился:
– Чур тебя!.. Бывают же чудеса.
С исчезновением Альки будто часть души вырвало у оставшихся.
Оська забывался в работе – не работать не мог. Данька впал в прострацию. Ему казалось, что он не сделал всего для спасения товарища. И простить себе этого не мог.
Хайнань 2022 (вставка № 2)
«Как жаль, что нет у прошлого дверей —
Так хочется, порой, в него вернуться.
Вещей забытых пальцами коснуться
Увидеть вновь живущими людей.
Тех, кто в душе твоей оставил след,
Тех, кто погас и вспыхнул в небосводе…»
Будете смеяться, но я тону. Выросший на Волге, ею вскормленный, тону в тишайшей, в лёгких морщинках водице. Расскажи пацанам – засмеют. Впрочем, некому уж рассказывать. Нет, но кроме шуток. Силы иссякают. А берег не приближается. Решил бы, что это кошмар, что случаются во сне. Но именно бессонница подняла меня ни свет ни заря и погнала на пустынный сумеречный пляж. И главное, – всё как обычно. Нырнул. Отплыл подальше, лёг на спину и принялся декламировать стихи. Особая сладость в звуках стихов под плеск прибоя, когда никого нет поблизости. Минут через десять показалось, что плеск волны у берега будто притух. Я приподнял голову. В самом деле, береговая полоса отдалилась метров на сто. Ничего не поняв, перевернулся и неспешным кролем поплыл к пляжу. Вода легко перекатывалась через плечи, ничто не стесняло движений. Но когда спустя время вскинул голову, то обнаружил себя на том же месте. Удивлённый, резко добавил усилий. Берег, слава богу, начал приближаться. Но стоило, подуставшему, перевернуться на спину, вскоре вновь обнаружил себя на прежнем месте – метров за триста от пляжа. Будто невидимый жгут оттягивает от спасительного берега. Испуганный, принялся интенсивно молотить волну. Но тщетно. Самое большее, что удавалось, – удерживаться вблизи, не давая волне снести меня в открытое море. Силы меж тем начали иссякать. Отчаявшийся, готов был на позор: позвать на помощь. Но и позвать некого. Пляж по-прежнему оставался безлюден, катера спасателей ещё не появились.