Минут через двадцать с разных концов города едва не одновременно примчались Клыш и Граневич.
– Сама не поняла толком, – невнятно объяснилась Светка. – Чертовщина какая-то.
Подняла трубку внутренней связи. – Да, да, пропустите.
Все трое не отводили глаз от двери.
Короткий стук. Вошла хрупкая стильная женщина с короткой стрижкой, в кожаных брюках, заправленных в замшевые сапожки. В шифоновой блузке.
О ней можно было бы сказать – юная, если б не властно поджатые губы и жёсткий, требовательный взгляд. Огляделась. Сверилась с листочком.
– Я хочу видеть… Оську и Даньку, – произнесла она хрипловатым голосом.
Те переглянулись, озадаченные.
– Ну зачем же так официально? – ответил Данька. – Можно запросто: товарищ Клыш и товарищ Граневич. Это мы. А Вы, простите?..
– Наталья Гаух, – представилась она, не отреагировав на шутку. – Скажите, знаете ли Вы некоего Олега Поплагуева?
– Знали, – сквозь зубы подправил Клыш. – Только не некоего, милая барышня!..
– Это наш друг, – подтвердил Оська.
– Друг… – она прищурилась зло. – А если друг, что ж вы его в беде бросили?! Сами-то, как вижу, вполне себе устроились. При машинах, лапсердаках. Совесть-то не мучит?
Она с вызовом смотрела в вытаращенные глаза.
– Слушай, ты!.. – прохрипела Светка. Две заносчивые дамы сцепились взглядами.
Странная визитёрша процокала к открытому окну, махнула кому-то: – Заводите!
Обернулась:
– Только, пожалуйста!.. Ему нельзя пока волноваться.
– Сюр какой-то, – пролепетал Оська. Отёр пот.
Гаух, заслышав шаги в коридоре, быстро вернулась к приоткрывшейся двери.
– Сюда! Только не волнуйся, милый! – произнесла она. В кабинет, поддерживаемый ею, вошел с иголочки одетый человек – с совершенно изуродованным лицом, с тихой блуждающей улыбкой. Он был бы статен, если б не приволакивающаяся нога и выдвинувшееся вперёд плечо.
Наталья подвела его к креслу, усадила при общем ошеломлённом молчании. Встала рядом – часовым.
– Аленький! – первой подала голос Светка. Она сползла со стула, подползла к креслу, уткнулась в ноги.
– С-светка, – Алька положил руку ей на голову. Глянул на оторопелых друзей. – П-привет, б-благородные доны.
На него набросились.
– Нельзя! – вскрикнула Наталья встревоженно. – Пока нельзя!
Оглаживания сделались нежнее.
– Ты-то сама кто? – спросила рыдающая Светка.
– Принцесса, – высокомерно ответила гостья.
Светка тотчас набычилась.
– Почему собственно принцесса?
– Потому что он – принц! – показала она на Альку.
– Дурдом на выезде, – буркнула Света. Впрочем, было не до свары. Все стремились лишний раз коснуться Альки, убеждаясь, что перед ними не мираж. Оська первым оторвался от товарища.
– В самом деле, кто-нибудь хоть что-нибудь, наконец, скажет? – взмолился он.
Клыш подставил Наталье кресло, усадил за плечи.
– Раз уж нельзя волновать его, перескажи ты, – предложил он. – Первым делом, – знаешь, как он уцелел?
Оказалось, Альку и впрямь подкарауливали на путях. Скрутили. Оттащили в безлюдное место. Били битами, ломами.
Ему повезло. Забив до бесчувствия, отошли за лопатами, чтоб там же закопать. Кое-как поднялся, поковылял по путям, залез в случайный состав. Состав тронулся. Очнулся в Ярославле. Ничего не помня.
– Называется амнезия, – захихикал Алька. Теперь происшедшее стало казаться ему смешным.
В эту минуту Данька, глядя на искалеченного друга, горько жалел, что не сам убил бандита.
Наталья перехватила взгляды.
– Худшее уж пройдено. Ещё месяц-другой в нейроклинике, – произнесла она. – Ногу, правда, полностью не восстановишь. Зато лицо подправим. Что-то у нас умеют. С чем-то в Германию поедем. Конечно, так, как прежде, не получится. Ну ничего, – она успокоительно улыбнулась Альке, – был принц, станешь – король. Мы приехали на сутки, – сообщила она. – Олежек очень хотел с вами повидаться. Завтра возвращаемся домой, в Киев.
– Почему собственно в Киев? – не понял Оська. – Его дом здесь. И всё, что нужно, мы обеспечим.
– Его дом в Киеве, – возразила Наталья. – Там, где и мой. Он мой муж! Да, как вернулась память, он всё время про вас вспоминает. Но имейте в виду, я его никому не отдам! Слышите?
Она тревожно огляделась.
Алька погладил её по руке. Призывая к вниманию, поднял узловатый, сломанный палец.
– Т-туська! – со значением сообщил он.
Мужчины тотчас подошли к ручке – с поцелуем. Приобняла гостью и Светка:
– Повезло тебе, девка. Какого туза отхватила! Всё, что здесь есть, – третья часть твоего мужа!.. И вообще – ото всех нас!
Сочно поцеловала в губы.
Наталья, успокоенная тем, что ненаглядного принца у неё прямо сейчас отбирать не станут, потеплела.
– Скажите, Олежек хотел побывать в Доме шёлка, потом на кладбище… Кто-нибудь с нами сможет поехать?
– Кто-нибудь? – нервное перенапряжение, в котором пребывал Оська, разразилось истерическим хохотом.
– Кто-нибудь! – повторял он, то ли смеясь, то ли плача. Смех заразил Даньку. Навзрыд зарыдала Светка. А там и сам Алька щербато осклабился.
В августе 1991 года случился путч. Следом развалился Советский Союз. В СССР велись широкие дискуссии о мироздании. В журнале «Знание – сила» вовсю шли диспуты о возможных причинах гибели человечества. От нового потопа или при наступлении ледяной зимы. Разрушение земного шара от случайного метеорита, взрыв солнца, после которого погибнет всё живое. Никакая крайность фантазии не возбранялась. Категорически не дозволялось лишь одно – допущение о возможности гибели СССР. Это уже была ересь. Государство Союз Советских Социалистических Республик было построено на миллионолетия.
Рассы́палось оно ежемоментно. Будто здание, в которое недовложили цемента, при лёгком толчке.
Даньку пригласил в гости дядя Слава Филатов. Встретил в мундире, уже с двумя генеральскими звёздочками.
– Поздравляю, – Клыш показал на вторую звездочку.
– Не с чем. Допоздравлялись уж.
– А я боялся, что ты к путчистам примкнёшь, – сказал Данька.
– Не успел… – признался, к изумлению Клыша, Филатов. – Идиоты! Простого дела не смогли. Большевики в семнадцатом без шансов, считай, никто и звать никак, – а сумели-таки. А у этих всё под рукой – и – нате получите!
– Но ведь какой всплеск протеста! Люди под танки бросались, – напомнил озадаченный Клыш.
– Бросались! – неприязненно подтвердил дядя Слава. – С голодухи куда ни бросишься. А ты выгрузи из всех составов на путях запасы продовольствия и объяви по тому же телевизору, – вот, мол, лжедемократы попрятали от народа. А мы их, саботажников, вывели на чистую воду, и теперь предлагаем дорогим своим гражданам мчаться и раскупать по дореформенным ценам. И – адреса пунктов продаж. И куда твои герои бросились бы: под танк или за водкой?
Клыш невольно хмыкнул. В такой плоскости августовские события никто ещё не подавал.
– Не любишь ты, дядя Слава, демократию, – подметил он.
– Что тех, что этих. Демократия, автократия, – разные ширмы для жлобов. Вроде как для разведчика слова – ширма для мыслей. Те бы победили – свою демагогию сейчас бы развели. Да об них что теперь говорить. Эти дорвались – под лозунги приватизации расхапывать начнут державу на куски.
– Все ждут, что Ельцин назначит суд над КПСС, распахнёт архивы на репрессированных, чтоб каждый причастный, на свету как таракан заметался. Такое массовое покаяние, – припомнил Клыш, вроде с усмешечкой, но исподволь следя за собеседником.
– Покаяние! – передразнил дядя Слава – с горечью. – Да разуйте вы глаза! Это не тот Ельцин, что к власти пёр. Этого уж засосало. Согласования с правыми, левыми. Баланс интересов. А интересы что у правых, что у левых, если дорвались до власти, одни и те же, – чтоб тишком. Какой после этого суд? У любого политика одна и та же подлость в мыслях. Но демократия – это когда ты рад бы всю страну за глотку схватить, да боишься, потому что за дверью другой желающий подкарауливает. Оступись – и свалят. А если бояться некого, значит, – тирания. Это уж вовсе не дай бог!
Он глянул на Даньку пристально:
– Но другой Родины у нас нет, парень. Худо ей, бедолаге. Потрошат на части. Но что осталось, то требует охраны. Во все времена, при всех режимах кто-то должен на сигнальной вышке стоять. Разведка и контрразведка при любой власти нужны.
Данька, догадавшись, встрепенулся.
– Пойдёшь? – спросил дядя Слава. – Сейчас самое время.
– Как отец?!
– Именно. На дальние подступы, так что видеть тебя из Москвы будут два-три человека. Связи, само собой, придется пресечь. Родственники, да и друзья…
– Согласен! – обрубил разговор Клыш.
Генеральный директор «Химволокно» Граневич трудился над реконструкцией истово. Порой ночуя в кабинете. Заставил работать, не считаясь со временем, весь состав ИТР. Трудились охотно. На горизонте проступал успех. Комбинат на всех парах спешил к выпуску новой, спросовой продукции. Первым готовилось к пуску производство полипропелена. Ждали последние комплектующие из Германии, уже проплаченные. Заранее согласовывались контракты на поставки. По-прежнему случались задержки с выплатой зарплат. Но на проходной был вывешен график пусков… Все входящие на смену видели, что светлый день перелома близок, и сами торопились к станкам.
Осталось растоможить последнюю партию комплектующих, смонтировать и запуститься.
Граневичу в режиме онлайн докладывали. Оборудование отгружено. Оборудование пересекло границу и поступило на таможню. И совершенно неожиданный звонок под ночь: купленное оборудование арестовано на таможне.
Граневич заметался по таможенным службам. Внятного ответа о причинах ареста не получил. Но сразу вслед за этим на комбинат обрушились налоговые проверки. И почти тут же бухгалтерия известила, что банком приостановлен очередной кредитный транш. Оська поехал к Баулину. Клыша рядом уж не было, – пропадал в Москве, о