ткуда время от времени позванивал.
Баулин встретил гендиректора непривычно смущённый. Усадил в кресло. На журнальном столике уж стоял разлитый в два бокала коньяк и блюдо с порезанным лимончиком.
– Здорово, заёмщик! – распахнул Робик обманчиво радушные объятия. Пододвинул гостю бокал. Оська свой бокал отодвинул.
– В чём дело? – спросил он.
Робик вздохнул сокрушённо:
– Но только, если что, я тебе этого не говорил.
Оказалось – причина в новом хозяине области, председателе облисполкома Девятьярове. Хочет приобрести права на комбинат.
– Для чего? – не понял Оська.
– Так губа, поди, не дура. Ты посчитай, сколько площадей под комбинатом.
Оська затряс головой, не веря:
– То есть председатель исполкома хочет уничтожить крупнейшее производство с тысячами работающих для того, чтобы?..
– Поднять элитную застройку, – охотно подтвердил Робик. – Не на себя, конечно, – опередил он взрыв ярости Граневича. – На фирмочку-затейницу. Так что если вздумаешь громогласничать, поднимать скандал в газетах, то ничего не докажешь. Это я уж тебе по-свойски рассказываю. Чтоб не исподтишка.
Он вновь подтолкнул гостю бокал. Оська схватил, машинально выпил.
– Во! Это по-нашему, – порадовался Робик. – И лимончик, лимончик следком.
Оська слегка отдышался. Туман в голове прошёл.
– Допустим, Девятьяров разинул варежку на комбинат, – произнёс он. – Но ты-то почему транш закрыл? Ты-то в компаньоны набивался! Значит, союзник. Ты ж понимаешь, что я зарплаты выплатить не смогу.
– Да понимаю, конечно, – уже не ёрничая, подтвердил Баулин. – В своё время твой дружок Клыш меня едва не отмудохал за то, что подставил его под ментов. Я ему честно объяснил, и тебе честно говорю: что в драке, что в бизнесе одно и то же, – перво-наперво спасаешь собственную шкуру. Сцепиться с братцем моим окаянным себе дороже, у него зубы стальные. Перекусит родную вену, и не поперхнётся. Не скрою, прикидывал, чтоб против него пойти. И почти решился. Химкомбинат кусок лакомый. Да на твою беду ставки на кону переменились.
Оказалось, то, что совсем недавно казалось немыслимо привлекательным, на фоне новых приватизационных проектов обесценилось.
– Энергетика, газ, нефть! – толстые губы Робика словно зашлёпали. – Совсем другой уровень. Купи, скажем, пакет «Ленэнерго» – и, считай, входной билет в элиту.
У банка «Пионер» появилась возможность при поддержке того же Девятьярова перевести центральный офис в Москву, где, по словам Баулина, уже появились завязки.
– Вот скажи, сам бы на моём месте неужто не переиграл? – он подлил коньяку.
Граневич попробовал подняться, осел.
– Сделаем всё по-чесноку, – заспешил Робик. – Твои залоги освобождаю, оставшиеся «лимоны» перекину в офшор, куда сам скажешь!
– Это вы с братаном приговорили?!
– Говорю же, – хотим по-честному. Чтоб ты не в обиде.
– За мной люди!.. Попробуете силой – выведу на демонстрацию. Чтоб на весь Союз!
– Да где он, твой Союз? – устало напомнил Робик. – А комбинатовские, за которых душу рвёшь, – тебя же при первом шухере сдадут.
Оська вскочил – рывком.
– Не отступлюсь! – прохрипел он. – Дядя Толечка… флагман!
Схватившись за грудь, сполз в кресло.
Прямо из кабинета президента банка Осипа Граневича отвезли в Шестую больницу, в кардиоотделение.
И вновь всё повторилось. Как когда-то после аварии. Через несколько дней Граневича перевели из реанимации в двухкомнатный, «директорский» люкс. И почти тотчас пришла делегация от «Химволокно». Расселись, неловкие, поникшие. Светка в это время хлопотала в соседней комнате.
– Вижу, все уже в курсе? – подметил Оська. Вытащил из тумбочки заготовленную папку. – Да, нападают. Так потому и нападают, что мы нынче дорогие. Нам до победы рукой дотянуться – запустить полипропелен. Схема короче некуда: запуск – поставки – деньги. Неужто не отобьёмся? Таможня упёрлась? Так что ж, будем судиться. Получит по мордасам – отступится. Это не её драка. А там и Девятьяров руки загребущие уберёт, – ему скандал на всю страну тоже не нужен. Здесь подробный план действий по пунктам, – он передал папку Беленову. – Что, за чем следует, кто за что отвечает. Помните, выстоим – победим. Главное, держаться всем вместе и не дрейфить. Особое внимание! – Осип постучал по тумбочке. – Могут попробовать заполучить комбинат через скупку акций. Этого нельзя допустить. Срочно проведите разъяснительную работу среди персонала.
Он заметил, что Беленов убрал глаза.
– Что?!
– Уже, – ответил тот. – Пятый день вовсю скупают. Прямо возле проходной. Как ты в больницу загремел, сразу начали.
Оська охнул.
– Пять дней. Это сколько ж успели?
– Не считали. Но там очередь с утра до ночи.
Оська озадаченно потряс головой.
– Что ж реестродержатель? И вы-то, руководители, куда глядели?! Ведь среди бела дня, на ваших глазах, – он прервался. – Что, вы тоже?!
Визитёры переглянулись, смущённые. Требовательно посмотрели на Беленова.
– Понимаешь, Осип, – со вздохом ответил тот. – Условия предложили больно шикарные. По пять-шесть зарплат. Мы ж последние месяцы ни одной зарплаты без задержки не получили. А тут сразу, на полгода вперёд.
У Оськи пересохло в горле.
– А то, что после этого вообще в семье денег не будет, – об этом подумали?
– Всё-таки лучше, чем ничего, – Беленов поколебался. – И потом, ты-то, как нам в банке сказали, свой откат взял. А нам что, вовсе пустопорожними оставаться? Уж лучше так.
Оська откинулся на подушку, – всё было сказано, всё прояснилось. Робкие проигрывают битву, даже не вступив в неё. Комбинат был сдан.
Появилась Светка.
– Катитесь, герои! – предложила она. Неловко прощаясь, визитёры вышли.
– Всё услышал? – уточнила она – с ядом в голосе. – Предупреждала – чего другого от нищебродов ждать? И перестань страдать. А то опять в реанимацию загремишь. Что мог, то сделал. Бросим – целее будем. Я вообще прикинула, пора нам следом за Фрайерманом в Израиль собираться, на историческую Родину.
– Куда?! – Оська так поразился, что аж повеселел. – Ты – в Израиль?! Светочка! От кого бы услышать? Ты ж махровая антисемитка!
– Что ж, что антисемитка? – Светка повела плечиком. – Здесь кругом, куда ни плюнь, одни антисемиты остались. А там буду одна-единственная. Устрою пару погромчиков, чтоб вам маслом не казалось. Я уж, пока ты вылёживался, насчёт репатриации документы подобрала. Пожалуйста, Ося! Мне живой муж нужен, а не памятная доска на комбинатовской проходной.
В Шереметьево семейство Граневичей провожал Данька Клыш. Алька Поплагуев находился в Германии – его готовили к очередной операции. Все уж пошли на посадку. Лишь Оська всё не мог расстаться с другом.
– За Алькой приглядывай, – попросил он.
Клыш кивнул.
– Оська! – помахала Светка – уже от стойки.
Оська обхватил друга.
– Увидимся ли? – простонал он.
– Даже в голове не держи, – ответил Клыш. Сбился с бодряческого тона.
– Не знаю, дружище, – признался он. – Но из виду я вас обоих не выпущу.
Остров Хайнань. 2022 год
Так и жили – наскоро,
И дружили – наскоро.
Не жалея, тратили,
Не скупясь, дарили.
Жизнь прошла, как не было.
Не поговорили.
– Ёжи-ик! – кричу, рискуя сорвать голос. Чего, в самом деле, ору? Куда? Кому?
– Лошадка! – почудился слабый отклик из тумана.
На лоджию с вытаращенными глазами в ночном халате вылетела Светочка.
– Ты тоже слышала?! – спрашиваю я.
Она очумело кивает головой.
– Ёжи-ик! – орём мы в два голоса.
Увы! Порыв ветра с моря заглушил даже собственные наши голоса.
– Догадываешься, кто? – спросила она. – Неужто Данька?
– Алька, – отвечаю я, призывая прислушаться. Сквозь ветер доносятся звуки Энгельберта Хампердинка. – Слышишь саксофон?
– И что с того, что саксофон!? – сердится Светочка.
– Так вживую же! – пытаюсь объяснить я.
Теперь я узнал и спасшую меня пловчиху. И вспомнил объявление на рецепшн для участников симпозиума «Русско-Украинское пространство. Тенденции и перспективы». Кому там быть как не Олегу Поплагуеву, видному историку, автору фундаментального труда «Россия в войнах»?
Светочка умчалась на рецепшн – наводить справки. Меня не взяла, чтоб не разволновался. Кто-то после первого инфаркта разъяснил, что мне как сердечнику волнение противопоказано. С тех пор, подобно злостному курильщику, волнуюсь, когда никто не видит.
В лихорадочном нетерпении брожу по номеру. Чтоб занять время, открываю планшет. Мои архивы. Фото и видео годичной давности. Бывший Дом два Шёлка, ныне ул. Вольного Новгорода, 24 – с какой-то дробью. Забора по периметру, сараев больше не существует. Срыты кусты акации. Нет и беседки. На их месте поднялись многоэтажки, с кинотеатрами и торговыми центрами, снисходительно нависшие над бывшим гигантом, словно над согбенным, зажившимся старичком. Двора с гордым, на весь Союз единственным названием – Дом два Шёлка, больше не существует.
Фото огромного микрорайона вдоль Московского шоссе, на месте прежнего химического гиганта. Среди жилых «коробок» две чудом сохранившиеся трубы. Конечно, давно не дымящих.
Вся территория распределена меж десятком неведомых инвесторов. Эти хваткие ребята приватизировали нашу юность.
И всё-таки: пока мы способны удивляться – мы не стары. Рядом с человеком по жизни шагают мечта и цель. Вместе складываются в судьбу. И если задаться целью реализовать мечту, то судьба удаётся.
Фотокопия статьи в «Нью-Йорк Таймс». Прислана Кармелой Алонсо. Испанские врачи вживили пациенту собственное, излеченное сердце. Коля Моргачёв! Если решусь на пересадку – только к нему!
ТЭО из начала двухтысячных. Последняя попытка инвестироваться в собственную страну. «Раньше думай о Родине, а потом о себе». Предложил поднять новый, по последним стандартам химкомбинат. Обсуждение в министерстве. До сих пор воспоминания скребут по больному сердцу. Я им – «сделаю за собственный счёт». В ответ шепоток об откатах. Вроде, об одном и том же говорим. Но – каждый о своём.