Суетясь, потянулся к меню.
– Нужен будешь, позову, – суховато остановил полковник. – А так, сам знаешь… за пловом особенно проследи.
– Лично…
– И ещё, товарищ! – остановил хозяина Филатов. – День у меня расписан. К ночи улетать. Предстоит ещё один визит. Можно, когда будем уходить, что-нибудь с собой завернуть? Я оплачу!
При слове «оплачу» по лицу узбека-хозяина пробежала скорбная судорога, будто от тяжкого оскорбления.
Опустив глаза, он выдавился задом из кабинета.
Полковник подхватил коньяк, вопросительно встряхнул. Разлил.
– Ну, рассказывай, штрейхберхер, как ты бросил комитетовскую службу ради сытной ментовской жизни, – со смешком предложил Филатов. Мотнул жирнеющим подбородком на милицейские погоны.
– Да уж – жизнь! – полковник демонстративно отодвинул вазу с яствами. – Как же они меня, Славка, достали!
Он разлил ещё по рюмке, приподняв, «махнул».
– Рассказывай, – коротко поторопил Филатов. Хотя большую часть горькой истории бывшего сослуживца знал наперёд.
После смерти Генерального секретаря Л. И. Брежнева в Политбюро началась делёжка власти и, соответственно, балансировка «сдерживающих механизмов» силовых министерств. Важно было, чей ставленник, какую из ключевых должностей займёт. В результате сложных закулисных комбинаций министром внутренних дел СССР на место «спалившегося» Щёлокова в 1982 году назначили промежуточную фигуру – председателя КГБ Украины Федорчука, в Москве неизвестного, а потому всех устроившего. Судя по последствиям, Федорчук оказался человеком одной, доминирующей извилины. Главный посыл, с которым заступил новый министр на должность: из-за коррупции милиция проржавела изнутри. Дабы переломить ситуацию, необходимо заменить взяточников незапятнанными, преданными делу партии кадрами. Где взять? Даже искать не надо. Само собой, в КГБ. И – попранная, захиревшая соцзаконность расцветёт и заблагоухает.
Вскоре целые подразделения кагэбэшников оказались переброшены в ряды милиции. Среди прочих – и следователь из Курского КГБ капитан Николай Викторович Гладышев. Через месяц, повышенный до звания подполковника, Гладышев обнаружил себя начальником Следственного отдела УВД Курской области. Обжился.
И тут как раз грянуло узбекское дело. Опутанная мафиозными сетями братская республика, будто Лаокоон, удушаемый змеями, взывала о помощи. Помочь – значит, обновить. Спустить дурную кровь и влить свежую, горячую. Партийную! Десятки и десятки руководителей «среднего звена» из российской глубинки перекочевали в Узбекистан, на замену местным коррупционерам. Тридцатитысячники, как их прозвали, – в подражание рабочим, брошенным когда-то Сталиным на оздоровление колхозов. Среди прочих, уже в звании полковника, в Узбекистан направили и Николая Гладышева.
Но, видно, недостаточной чистоты отобрали кадры. Всего через пару лет от многочисленного десанта на своих постах сохранились десяток-другой человек. Почти всех остальных либо пересажали за взятки и хищения, либо поувольняли за дискриминацию.
– Азиаты – это нечто! – придвинувшись к самому уху московского приятеля и обдавая того горячим чесночным духом, пламенно зашептал Гладышев. – На вид тупые! Да так и есть. Зато – хитрющие! Интриганы – с пелёнок! Все улыбаются, все кивают, все по стойке смирно. А сами приглядываются, кто на что падок. Кому девочку-малолеточку подложат, кому купюры подсунут. Закон коррупционеров – замажь всех вокруг. А если не замазывается – сажай. Чуть зазевался – а к тебе уж вошли и на глазах понятых из сейфа взятку упакованную достали. Ты её в глаза не видел, сам накануне перед уходом сейф запирал и опечатывал – а уж сидишь.
– Но сам же говоришь, – десяток-другой всё-таки прижился, – напомнил Филатов. – Или?.. Что? Замазали?
– Наверняка.
Филатов хитро́ прищурился. Гладышев угадал невысказанный вопрос, кисло поморщился:
– Да я, может, единственный чистый остался. Потому что никому не интересен. Это должность у меня звучит грозно: заместитель начальника ГСУ МВД Узбекистана. А по сути – начальник контрольно-методического отдела. Сижу на аналитике, на обзорах. Работы полно, а живых дел в производстве нет. Нет дел, нет людских судеб, что от тебя зависят. Нет судеб, нет денег. И никому ты неинтересен. Так и досидел. А до чего, спрашивается, досидел? Через три года пенсия. Жену похоронил. Остался вдовцом с дочерью на руках. И – что делать?
– И что? – поинтересовался Филатов, уписывая сациви под коньячок. – Досиживай! Чем плохо в тепле, среди дармовых хурмы да гранатов?
– Со стороны легко острить, – мягко упрекнул Гладышев. – А на деле, чего ни коснись, кругом засада.
Дочь Гладышева, что привез с собой подростком, заканчивала школу и готовилась к поступлению в вуз. Предстоял выбор: переправить к бабке и деду под Курск или поступать здесь, в Ташкенте. Решил – здесь, чтоб на глазах.
Ташкент – не Курск. С улицы абы кто не поступит. Поднаторевший Гладышев по цепочке отправил весточку в ректорат Ташкентского университета: поступает дочка заместителя начальника ГСУ МВД. Необходимо оказать содействие. По цепочке пришел ответ: обеспечим. Пять тысяч.
– Пять, Слава! Жигуль! Это ж вовсе ничего святого! – вскричал уязвленный полковник.
Осатаневший Гладышев по той же цепочке отправил уточнение: Вы не поняли. Поступает дочка заместителя начальника Главного! Следственного!! Управления МВД!!! Ответ: поняли. Потому так дёшево.
Насытившийся, подобревший Филатов гоготнул.
– Веселишься? – Гладышев, напротив, по мере того как пил, мрачнел на глазах. – Недальновидно веселишься! Если так дело пойдет, скоро на всю страну перекинется… И в исконных Курсках да Саратовах начнут ещё хлеще брать. Говорю тебе: если уйдёт страх и русский станет хапать, то уж без меры! А что теперь мне, безденежному аналитику, прикажешь делать? И рапорт писал, чтоб назад, в среднюю полосу перевестись. На простой райотдел готов. Лишь бы ноги сделать. Ни в какую. Будто на якорь посадили…
Он исподлобья стрельнул глазами на прежнего дружка. Филатов сыто отмалчивался. Ждал.
Гладышев вздохнул. Потянулся к папке, вопросительно показал. Дождался подтверждающего кивка. Извлек исписанный блокнот.
– Стало быть, по твоему запросу работа проведена. Информация, что собрал по своим каналам, – Гладышев пролистал наспех записи. – Клыш Даниил. Оперативная разведка! Сержант. Участвовал в боевых действиях и спецоперациях. Собирались представить к ордену. Сейчас в Ташкентском госпитале по поводу огнестрельного ранения. Был тяжелый. Но – кризис миновал. Пошёл на поправку. Характеристики поначалу положительные.
– Поначалу?!
– Мутная история с этим ранением. Во время зачистки кишлака… Что такое зачистка знаешь?
Филатов кивнул, посмурнев.
– Те же каратели. Бывает, на гусеницы целые кишлаки наматывают. Клыш там, собственно, не должен был оказаться. Накладка! Видно, шёл на внеплановую встречу с агентом. Схлестнулся с комвзвода. Вроде, какого-то пацаненка лет десяти среди прочих стрельнуть хотели. Твой вступился.
– И?!..
– Слово за слово. Мордобой. Ну и пуля под лопатку… Уверяют, что как раз тот самый пацаненок в него и стрельнул… Он ли стрелял, другой кто, – пойди, разберись. Пацаненка сразу после этого самого в расход пустили – как моджахеда. Твоему бы, раз уж коньки не отбросил, смолчать. А он, оклемавшись, – рапорт. Но твой один. А тех – взвод. И рапорта под копирку. В общем, рукоприкладство с офицером, противодействие плановой операции, прочее, – после поправки трибуналом пахнет.
Гладышев захлопнул блокнот, сочувственно вздохнул:
– И чего встрял? Должно быть, резьба сошла. Это здесь часто. Другие вовсе стреляются.
Филатов долбанул костяшками пальцев по столу.
– Да, чего-то подобного и опасался, – признался он. – В общем, так, друг моей юности Колька. Предлагаю ченч. Клыш выходит из госпиталя комиссованным героем!
Гладышев присвистнул.
– Само собой – без пятнышка, – поднажал Филатов. – Наоборот, с орденом.
– Ты меня за министра обороны принимаешь?! Почему тебе просто не подключить 3-е ГУ КГБ?
– Я сам знаю, кто у нас куратор Особых отделов в Афгане! – огрызнулся Филатов. – К тебе обратился, чтоб не светиться. Откажешь – решу напрямую – через военную контрразведку. Мне это, конечно, обернётся боком, может, и должность прокатят. Но – решу. Но, если сделаешь, – дослуживать вернешься в Москву.
– Москва велика… – Гладышев, запамятовший, что только что был готов на провинциальный райотдел, решился выторговать всё, что можно.
– Инспекция по личному составу МВД.
Глаза полковника милиции затуманились. Инспекция по личному составу, или, как называли её меж собой, – гестапо, была синекурой, о которой мечтали.
– Так что? А то мне до самолёта ещё в госпитале побывать надо.
Гладышев возвел очи горе, прикидывая цепочку, по которой предстояло пройти. Согласно кивнул. Придётся, конечно, влезть в непролазные долги. Но синекура того стоила.
– Клыш! К Завотделением!
Кресло было отвёрнуто к окну, выходящему в парк, по которому прогуливались выздоравливающие. Через распахнутые фрамуги тянуло густым, до одури знакомым запахом. В Узбекистане зацвела сирень!
– Сержант Клыш по Вашему приказанию прибыл, – войдя в кабинет Главного, отчеканил уставное Данька.
– И это замечательно!
Кресло крутнулось. Данька оторопел, – золотой фиксой ему улыбался дядя Слава Филатов. Вскочил. Приобнял за плечи. Правда, удержать на лице беззаботную улыбочку стоило Филатову немалого усилия. Плечи, которые запомнил литыми, исхудали. Жёсткие, с курчавинкой волосы полегли, будто придавленные катком тра́вы. Плохо выбритые щёки втянулись. От брови к уголку упрямого рта протянулся неровный жилистый шрам.
Из-под вытертого больничного халата выглядывали бинты. Но не они потрясли видавшего виды комитетчика, и даже не ожоговое пятно на исхудавшей шее. Обугленными казались глаза, прежде цепкие и насмешливые.
Клыш заметил заминку, усмехнулся понимающе.