– Это-то поможем! Важней как раз, чтоб зёрна от плевел отличал. Тут комбайнеру не разглядеть. Иной уровень политического чутья нужен. Ну и, если что, я рядом. Упредить, предостеречь. Особенно на первых порах. Так что, чуть какие сомнения, заходи посоветоваться. Как Чапай говорил: «Заходи полночь-за полночь». За полночь – это, конечно, для словца. Но вечером, часиков в восемь-девять, когда все разойдутся, забегай смело. Нас ведь, интеллигентов, всего ничего. Должны друг за дружку держаться. Верно говорю? – Окатов возложил руку на плечо новобранцу.
– Как будто, – Клыш повёл плечом, ненароком смахнув покровительственную длань.
Из коридора донеслись шаркающие шажки.
Дверь раскрылась. Вошёл невысокого росточка округлый лысеющий человек под пятьдесят лет с лицом, будто смазанным несвежим жиром, в старом, в катушках джемпере в ёлочку, присыпанном по плечам перхотью.
– Звал, Юрий Михайлович? – вошедший шаркнул взглядом по незнакомому лейтенантику. – А то я как раз затеял совещание с подведением квартальных итогов.
– Знакомьтесь. Лейтенант Клыш. Наш новый следователь. Будет специализироваться на хозяйственных делах. А это – начальник ОБХСС Студёный. С которым отныне – плечо в плечо.
Студёный всунул новичку ладошку, скептически оглядел. Потёр пальцами форменное сукно.
– Свеженький. Прям со станка, – оценил он, отчего-то неприязненно. – Опыт хоть есть?
– С опытом Алексеев поможет. Мы новичка в его кабинет подсадим. И ты – по своей линии! Понял?
– Чего не понять? – Студёный насупился. – Какой год опытного следователя-хозяйственника прошу. Появился Алексеев. Куда круче? Так вы его на кражи да угоны загнали. А вместо этого опять, считай, сосунка подсовываете. Поди, и бухучёт не знает. И как прикажете с таким замаскированные хищения вскрывать?
Клыш посмурнел.
Окатов успокоительно улыбнулся:
– Не принимайте в голову, лейтенант. Начальник ОБХСС у нас известный ворчун. А опыт – дело наживное. Полгода не пройдет, мы все у вас учиться станем.
Полный радушия, он пожал руку новобранцу:
– Вы подождите в коридоре. И помните – в любое время.
Козырнув, Клыш вышел. Окатов дождался, пока за ним закроется дверь.
– Не понравился? – заметил он.
Студёный хмыкнул:
– Что он, девка, чтоб нравиться? Так-то ладный да складный. Да больно зыркает нахалюжно. Мент, да ещё молодой, он же перед начальством должен пол стричь глазами. А этот, наоборот, буравит. Борзый! Видать, много о себе понимает.
Окатов про себя согласился. Студёному время от времени удавались ёмкие, хлесткие формулировки.
– Зато у него глаза на новых нэпманов горят, – возразил Окатов. – Дашь ему Колдовское дело для возобновления.
– Колдуна – пацану? – Студёный озадаченно покорчевал редеющие волосы. – У меня Кочеток – на что тёртый – отказался. Этот, таллинский, задорно взялся. А ныне, как Алексеев дело прекратил, и он засбоил.
– Задорно! – раздражённо передразнил Окатов. – Не задорно, а тяп-ляп. Привыкли нахрапом. Либо сразу, на арапа, либо вовсе никак. А в результате – очередной прокол. Так что запиши себе задачей номер один. Посадите, наконец, Колдуна – майора перед пенсией получишь. А если нет! Сам знаешь – ты даже без высшего.
Студёный запунцовел.
– Во-во, – подтвердил Окатов насмешливо. – На место твоё всегда найдутся охочие… Да хоть этот, таллинский. Всего полгода, а уж первый по «палкам». К тому же среднее специальное. Успел заочно в Вышку поступить. Тянется.
– Да, резвый пацанёнок, – хмуро согласился Студёный.
– Вот их в связку с новичком и определи. Посмотрим, что за компот выйдет. А сам – на контроль! А я тебя. Так и потянем.
Постучал пальцами по полировке стола.
– А может, как раз и хорошо, что пока ничего не понимает, – рассудил Окатов. – Кому-то он должен вопросы задавать. Вот и станет тебе в рот заглядывать.
Клыш вышел из предбанника. В ожидании Студёного остановился в узеньком, тусклом коридоре с пожелтевшими плакатами по стенам – с описанием подвигов милиционеров, погибших на посту. Мимо с озабоченным видом сновали сотрудники, с любопытством косясь на незнакомого лейтенанта.
В следующее мгновение Клыш угодил в цепкие лапы Бориса Меншутина.
– Здорово-корова! Надумал-таки!.. Окатову представлялся?
Клыш кивнул.
– Вербовал, небось?
– С какого перепуга?
– Ну как обычно: заходи полночь-за полночь… Да не смущайся. Он всех новичков вербует, чтоб доносили. Их потом так и называют – окатыши.
Клыш вспыхнул: недавний доверительный разговор высветился совсем в ином свете.
В это время распахнулась дверь в дальнем углу. В коридор, едва не чиркнув головой о косяк, выбежал ражий детина – Саша Фёдоров, порыскал глазами.
– Боб! – рявкнул он обрадованно. Крупными шажищами устремился к ним. – Только что звонили из колонии! – сбиваясь от нетерпения, выкрикнул на ходу Сашка.
– Ну звонили и звонили. Чего пылишь на весь отдел? – осадил его грубовато Меншутин.
– Я говорю, из колонии звонили! – напористо повторил Фёдоров.
– Да давно слышу. И весь отдел слышит, – Меншутин постучал себя по уху.
– Слышишь, да не въезжаешь! Балясный на встречу просится. Думаю, созрел расколоться на убийство.
– Где машина?! – рявкнул Меншутин. – Небось, опять Стольников колымить укатил? Вернётся – уволю на хрен!
– Давно под парами стоит!
– Так что ж ты копаешься?!.. Едем! – Меншутин в нетерпении подтолкнул зама. Сам на долю секунды задержался.
– Вот это жизнь! – объявил он Клышу, горя глазами. – Это живое!
Вслед за своим замом припустил к выходу.
– Мы на Васькин Мох, в колонию! – бросил он на ходу дежурному.
Хлопнула входная дверь, следом – дверца уазика. Взвыл мотор…
Как раз вышел Студёный. Покачал вслед головой.
– Одно слово – кочевники! Без системы, без расписания. Где-то украли, убили, – всё бросай, лети, – протянул он. То ли с насмешкой, то ли с завистью.
Взгляд его построжел:
– Ладно уж, пошли, юрист-футурист. Подсадим тебя к майору Лёвушке. В смысле – Алексееву. Сам он нынче на больничном. А второй стол свободный. Сейчас дам команду, чтоб тебе дело принесли.
Кабинет с табличкой «следователь Алексеев» состоял из двух составленных столов. Один – заваленный беспорядочным ворохом бумаг; за второй, пустой, уселся Клыш, провёл платком по пыльному плексигласу, переставил пишущую машинку «Эрика», заглянул в пустой сейф. Отныне это было его рабочим местом. Ища чем себя занять, потянулся к полке с кодексами и процессуальными бланками.
Дверь распахнулась. В кабинет зашли ноги – в брюках из мелкого вельвета, обутые в изящные замшевые лодочки на липучках. Всё, что было выше пояса, оказалось закрыто стопкой документов, которую вошедший с трудом удерживал на весу.
– Ну, кто тут есть? Помоги! – всхрипнул он.
Клыш поспешил снять верхнюю часть папок. Открылась голова – в мелкую кудряшку.
– Клышка, ты!? – поразилась голова. Принадлежавшая, как оказалось, Валериньке Гутенко. Вальдемар свалил на стол остальное.
– А мне говорят, новый следопут появился. Кто, думаю? А это эва кто!.. А это, – ткнул он в груду папок, – графский Колдун. Скользкий, вражина! Но с тобой-то мы оба-два завалим кабаняру! Здоро́во же, благородный дон!
Гутенко с совершенно счастливым видом припал к груди школьного товарища. Отстранился.
– Короче, чтоб в ступе не толочь, прямо сейчас возобновляй дело, выноси постановление на обыск и – с утра дуем в Чухраевку – Колдуна шерстить.
– Что искать хочешь?
– Да на месте разберёмся. Главное, чтоб неожиданно, – проворный Вальдемар уж вытаскивал из пачки бланков постановление на обыск.
Клыш тихонько отодвинулся, – всё такой же ловкий танцор. Па, фуэте. Всё с разгону, на скорости.
Клыш провёл пальцем сверху вниз вдоль необъятной стопки.
– Пока сам не вникну, даже не подходи!
В кабинет вошел Студёный.
– Что, пацанва? Определились насчёт обыска? Может, прямо сегодня? – обратился он к Гутенко.
– Да вот, хочет сначала сам всё перечитать, – Гутенко озадаченно повёл плечом.
– Я в самом деле даже с материалами ещё не знаком, – неловко объяснился Клыш.
Студёный со строгостью посмотрел на новичка:
– Вот что, молодой! У нас здесь не изба-читальня. Материалы после хоть месяц изучай, а вот если обыск вовремя не провести, пока не ожидают, – после этого – читай-не читай – всё насмарку. Потому не медля выноси постановление. И завтра с утра, не откладывая, берите жезла, ловите попутки и ехайте на обыск к Колдуну. К вечеру доложите о результатах. Всё ясно?
– Куда ясней, – Клыш огладил подбородок, прищурился. На него давили, напирали, не давая времени самому разобраться. С таким уже сталкивался. И всякий раз за подобной поспешностью скрывалась какая-нибудь подлянка. Он вновь огладил взлохмаченную пачку:
– Если никто не будет стоять над душой, дня за три вникну.
Студёный несколько смешался.
– Ты чо! Вместо помощи палки в колёса? Тебе старший по званию даёт указание, а ты кочевряжишься. Скверно начинаешь службу!
Но к Клышу уж вернулась привычная уверенность. Впечатал в стол чистый лист бумаги, придавил ручкой:
– На, пиши. Я, начальник ОБХСС, приказываю следователю возобновить уголовное дело и провести обыск.
– Как же я могу официально следователю приказывать? – удивился Студёный.
– А не можешь, так и… – Клыш удержался – не столько из-за трепета перед должностью, сколько из уважения к возрасту. – Три дня! Хоп, Виннету всё сказал.
– Да пусть читает! И нам легче, если следователь в детали вникнет. Все равно лишние день-два уже ничего не решают! – неожиданно поддержал Гутенко. Он-то прикушенную нижнюю губу Клыша ещё пацаном расшифровал, – увидел, отойди от греха подальше.
– Ну-ну, поглядим по результату, каков ты умник-разумник! – неохотно отступился начальник ОБХСС. – Провалите – пеняйте на себя. И поимейте в виду, вас обоих касается альфа и омега того, что я сказал.