Меншутин одним взглядом оценил увиденное: двое друг против друга, надсадно дышащие, перепачканные, в разорванной одежде. Клыш, перегораживающий бандиту путь к отступлению. Всё было очевидно.
С разгону Меншутин подскочил к Сенату, со смаком воткнул макаров под подбородок.
– Руки в гору!.. – прохрипел он азартно. – Что, сучок? Нападение на работника милиции? Теперь срок полной лопатой огребёшь!
– Какого ещё работника?.. – огрызнулся Сенат.
– Дурочку не валяй, – какого?.. Ты ведь ему сказал, что ты мент? – обратился Боб к Клышу.
Клыш отряхнулся, дотронулся до распухшей губы. С сожалением оглядел разорванный рукав.
– Не было никакого нападения, – объявил он. – Просто догнал, сбил с ног, неудачно упал…
Сенат удивленно скосился. Меншутин нахмурился.
– Ты чего пургу гонишь? – рявкнул он на следователя. – Упал он. Погляди на себя. Весь покоцанный.
Перехватил рысий взгляд Сената в сторону. Проследил направление. В пыли в луче солнца предательски поблескивало лезвие. По его знаку, Кузьмич поднял и передал начальнику угро выкидной нож.
– А это? Хлеб резать или ментовскую кровь из-под ногтей выковыривать? – Меншутин с интересом оглядел десантный нож. Сенат отвёл глаза.
– Мой это, – Клыш снял нож с шершавой ладони сыщика. – Надо ж было чем-то припугнуть.
– Твой?! – Меншутин хмуро оглядел батничек Клыша, в нагрудном кармашке которого можно было спрятать разве что маникюрный ножичек. Подметил пораженное лицо Сената. – Что ещё за игры, лейтенант? Ты этот нож в руках не держал. Найдешь ли кнопку, чтоб раскрыть?
Клыш подбросил нож на ладони и вдруг метнул в телеграфный столб как раз рядом с головой посеревшего преступника.
– Хватит с него кражи, Боб. Он же признаёт… Признаёшь кражу из магазина?
Сенат оторопело закивал.
По знаку начальника, Кузьмич, сторожась, «закатал» преступника в наручники, защипнув в спешке кусок кожи. Побежал за машиной. Меншутин пальцем подцепил разорванный тельник Сената. Усмехнулся догадливо.
Ухватил Клыша за пуговицу. Не стесняясь присутствием задержанного, подтянул к себе.
– Вот что я тебе скажу, паря. Афган – это там. А мы здесь. И он для тебя больше не брат-афганец, а преступник. А братья твои ныне – в ментуре. И даже бздиловатый Кузьмич – родич, с которым из одного котла хлебаешь. А я и вовсе – родней отца родного. Потому что, случись что, – не Сенат, я тебя от него же прикрывать буду. В общем, укажи в рапорте, что в первый же свой выезд взял один на один вооруженного преступника. Мы с Кузьмичом подтвердим. Считай, – серьезнейшее поощрение в приказе схлопочешь.
Он выжидательно помолчал. Напрягся и встревоженный Сенат.
– Да бог с ним, с поощрением. Не живодёрничай, Боб! – Клыш примирительно улыбнулся. – Ты его за кражу ловил, за кражу и взял.
– Ох и дурень ты ещё! – простонал начальник розыска. Подобрал рюкзак, развязал. Вытащил свернутую дубленку и воздушное, лайковой кожи женское пальто с лисьим воротником. Из кармана выудил пачку денег – пятьсот рублей.
– Из магазинной кассы? – спросил он Сената. Тот неохотно кивнул.
– Где остальное?
– Остальное? – Сенат удивился. – Ещё ящик водяры стырил, не удержался. Попили уже. А что ещё-то?
Подъехал УАЗ. Кузьмич распахнул заднюю, решетчатую дверцу и пинком впихнул туда задержанного, – наручники сделали его храбрее.
Они совсем было тронулись, как увидели поспешавшего к машине Кутёшина. Бежал Симка с трудом, приволакивая ногу.
Притормозили.
– Ты это… Здорово, Боб! – Кутёшин всё не мог отдышаться.
– И тебя с возвращением с того света, – грубовато сострил Меншутин. – Говори чего надо. Времени у нас мало.
Он полез в машину.
– Так Маруськину копилку, говорят, подломили.
– И?.. – нетерпеливо перебил Меншутин, собираясь захлопнуть дверцу.
– Вот тебе и «и». Ишь, гонористый! – Симка обиделся. – То – «ты у меня самый доверенный», то времени у него на старого друга нет! Ну так и финтюль дальше куда ни попадя.
– Говори! – Меншутин придержал готового стартануть водителя.
– По ночи, к часу где-то, из мага́зина с заднего хода грузили грузовик…
– Кто?! – Меншутин всполошился.
– Чего не знаю. Тёмно было. А близёхонько подойти боязно. При мне минут сорок грузили. После заперли заново на замок, уехали.
– Так мало ли что грузили? Может, по делу? – для очистки совести усомнился Меншутин.
– Ночью? – резонно возразил Кутёшин.
– Сам-то как оказался там среди ночи?
– Так мне чего? Не керосиню пока. А без кира какой сон? Вот и брожу себе, будто медведь-шатун, – с хитрецой ответил Кутёшин. – Только вот номеров не разглядел. Говорю ж – тёмно. А может, замазали.
– Маруську саму хоть разглядел?
– Её, кажись, да. Больше по голосу.
– Интересный фортель, – Меншутин подкинул куцый рюкзачок с украденным. – Хороша загадка: как в этот рюкзачишко запихать гружёную машину добра?.. Выходит, тебя, паря, за корову использовали, – обратился он через решётку к задержанному. – Подбили, чтоб весь склад на тебя повесить.
– Выходит, – хмуро согласился тот.
– Получается, нет тебе резона их покрывать. Или опять в отказ пойдёшь?
– Тёмно было, начальник, – подражая интонациям Кутёшина, протянул Сенат.
– Твоё право, – согласился Меншутин. – Только если не докажу подставу, на тебя всё и повесят.
Сенат поколебался. Решился:
– Похоже, что так.
Он приник губами к решётке.
– На кражу эту меня подбил «химик» из нашего общежития, кличка Вонючка. Брякнул я ему по пьянке, что хочу на севера, на золотой прииск податься, да денег нет. В самом деле хотел. Думал на прииске подняться. Жизнь поменять: где-нибудь отстроиться, затихариться. Через пару дней сам подошёл. Предложил подломать склад, нашуровать внутри, чтоб погуще… А главное – сказал, что в кассе будет 500 рублей, – как раз мне на дорогу. Ну и чтоб из шмоток чего подороже набрал – на продажу.
– Те, что изъяли? – уточнил Клыш. Сенат кивнул.
– А водка?
Сенат смачно выругался:
– На ней и влип. Чёрт дернул отвальную устроить. Если б на водяру не польстился, давно б пол-России отмахал!
– Будто с самого начала не догадывался, что кража эта – подстава? – Меншутин насмешливо скривился. – Складские меха за здорово живёшь не раздают.
– Сообразил, конечно, – подтвердил Сенат. – Но не заморачивался этим. Если б ушел с концами, – ищи-свищи.
Он поколебался:
– Только сам Вонючка мелочёвка – подай-принеси. Он под кем-то ходит. Узнаешь, под кем, – настоящую кражу раскроешь.
Меншутин жёстко прищурился, – для него не было тайной, что бывший пацаний его адъютант Загоруйко последний год «шестерил» в подручных при младшем брате Лапина Маркоше, по кличке Ломик — возглавлявшем группу таких же, как он сам, отморозков. По оперативным данным угро, именно за ними значились несколько нераскрытых убийств и дерзких ограблений.
Меншутин вылез из машины, подманил в сторону Клыша.
– Вот что, Данька, – принял он решение. – Вези задержанного в отдел.
– Так сам же просил протокол осмотра оформить, – напомнил озадаченный Клыш.
– Ничего, сам составлю, сам подпишу, сам и склад опечатаю. Расклад поменялся. Есть шанс Маруську крепко прихватить. Поглядим, какой ущерб она нам выкатит. Она ж ещё не знает, что мы вора взяли. Да ещё в связке с Ломиком. А этот гадёныш без слова Лапы ничего не делает. Представляешь какая цепочка вытанцовывается?
Он плотоядно облизнулся.
Меншутина высадили, не доезжая до склада. Поехали дальше.
Уже возле райотдела, когда высаживали Сената, тот придержал Клыша. Шепнул.
– Слышь, что скажу! Ты – правильный мент. И если доведётся, знай: Сенат добра не забывает.
Задержанного увели.
Клыш забежал в свой кабинет. Дверь оказалась незапертой. На столе под протоколом обыска лежала пачка изъятых у Мещерского договоров.
Подивившись безалаберности Вальдемара, Клыш, прежде чем уйти, заглянул-таки в отделение ОБХСС.
Обширное, на шесть столов помещение пустовало. Но из внутренней комнатки с табличкой «Начальник ОБХСС» доносился раздражённый, взвинченный голос.
Очевидно, там тоже расслышали шаги. Выглянул Студёный. Запаренный, с сальными волосками, лежащими на потной лысине, как лук на сковороде. С круглыми очками на переносице – почему-то дужками вверх. Увидел Клыша. Вышел, оставив внутреннюю дверь приоткрытой.
– О! Уже знаю от Гутенко. Это ты молодца. Теперь в бараний рог Колдуна скрутим… Закурить нет?
Клыш отрицательно кивнул.
– Заколебался без курева! – пожаловался начальник ОБХСС. – Нормальные мужики уж по стакану на грудь приняли, а тут сиди, выколачивай признание.
На самом деле, как позже узнал Клыш, очки дужками вверх – верный признак, что свои двести грамм Студёный уж выпил.
Студёному, взопревшему от тягомотного допроса, хотелось отвести душу – выговориться.
– Исполкомовца на взятки колю, – сообщил он. – Та ещё, доложу, порода. Ещё вчера через губу разговаривал, а нынче аж воняет со страху. И что обидно – на чужого дядю работаю.
Допрос проводился по поручению облпрокуратуры. В комитет народного контроля поступила анонимка о взятках при распределении жилищных кооперативов в Зарельсовом райисполкоме. Прокуратура, получив указание из обкома партии, возбудила уголовное дело. И, как часто бывает, сбросила на исполнение в ОБХСС.
– Теперь тянем пустышку – «выколачиваем» признания, – вполголоса поделился досадой Студёный. – Доказанных эпизодов в деле нет. Все взяткодатели, на кого в анонимке ссылаются, идут в отказ. И я б пошел, – доверительно признался он. – Какой олух вместо квартиры станет наговаривать на себя, что взятку дал. Вот если арестуем и до людей дойдет, что ни квартиры не увидят, ни денег назад не получат, – мигом начнут рассказывать. Тогда уж схомутаем его намертво.
Через приоткрытую дверь Клыш заметил, что задержанный тянется ухом, пытаясь подслушать разговор. И узнал его – Сергач, сосед Поплагуевых по подъезду. Похоже, мечта бывшего политагитатора сбылась. Достиг-таки мужской должности, на которой взятки предлагают и дают.