Шалопаи — страница 63 из 116

– Прекращаешь за отсутствием состава преступления! – убедился он. С хрустом порвал.

Обомлевший Клыш вскочил, не зная, на что решиться.

– А состав-то преступления как раз есть! – Лёвушка захихикал. – Прав Окатов: Частнопредпринимательскую деятельность из Уголовного кодекса ещё никто не отменил. А стало быть, постановление твое заведомо незаконное, и прокурор его на раз отменит. Тебя, салабона, высекут. А Мещерского все равно посадят. (Ст.153 УК РСФСР – «Частнопредпринимательская деятельность» исключена Законом РСФСР от 05.12.1991 года.)

Закон СССР от 26.05.1988 года «О кооперации». Право использования наёмного труда)

– Да ты ж сам вчера!..

– Чего я? Чего?! Я тебя к харакири не подталкивал. Беда с вами, пацаньём. Чуть что – на амбразуру. Нет чтоб умишком раскинуть. Как своего добиться и при этом не подставиться.

– Я его сажать не стану! – рубанул Клыш. – А если у прокурора свербит, пусть уж своими руками…

– Ох и грозен! – протянул Лёвушка. Оборвал сам себя. – Всерьёз хочешь мужика от тюрьмы отмазать?!

Клыш кивнул.

– Хорошо подумал? Готов, что тебя самого после этого поедом жрать станут?

Клыш нетерпеливым движением поторопил.

– Сколько до окончания срока?

– Пять дней!

– Хватит! – непонятно констатировал Лёвушка. Вновь отомкнул дверь, кивком пригласил Мещерского.

– Стало быть, так, граф. Мы меж собой кое-что обхрюкали, – заковыристо произнес он. Заметил, что удивленный Мещерский скосился на следователя, ведущего дело.

– Кооператив сможешь создать?

– На зоне, что ли? – Мещерский тряхнул сидор.

– Эк как на нары торопишься.

– Следователь больно ретивый.

– Со следователем тебе как раз повезло, – построжел Алексеев. – Хоть и молодой, но головастый. Когда дело прекратим, знай, за кого свечку поставить… Так что: соберешь тройку учредителей? К тройкам-то тебе не привыкать?

– Если надо… – буркнул Мещерский.

– Давно надо! Удивляюсь, что раньше не допёр. С артелью-то в своё время лихо сообразил. А здесь тормозишь, – внушительно произнёс Лёвушка.

– Да надоело зайцем петлять! – воскликнул Мещерский. – Вроде, новое время объявили. А методы прежние: хватай да не пущай!

Лёвушка озадаченно поскрёб пушок на лысине.

– Может, оно и так, – согласился он. – Да только всё это лучше обсуждать где-нибудь в кабаке за богатым столом, чем в зоне на параше… В общем, в запасе у тебя пять дней. Как будешь обхаживать девочек из исполкома – твои заботы. Хоть и впрямь колдуй. Но ровно… – он перелистал календарь на столе Клыша, густо обвёл нужное число. – Должен войти сюда с зарегистрированным уставом. И чтоб все виды артельной деятельности были в нем прописаны. Хоп! Я всё сказал. Дошло, наконец?

Мещерский с посветлевшим лицом кивнул.

– Вот и беги, – отпустил его Лёвушка. – Считай, секундомер запущен.

Мещерский ещё раз скосился на Клыша, такого же, по правде, замороженного, как он сам. Неловко кивнув, вышел.

Довольный собой, Лёвушка откинулся в кресле.

– А ты, оказывается, башковитый, – он пьяненько погрозил совершенно запутавшемуся Клышу пальчиком. – Кооперативу-то разрешено всё, чего нельзя ни частнику, ни артели: и наёмную силу, и работу на дому, и продажу по договорным ценам. А раз так, значит, преступления больше нет. И дело придётся прекращать в связи с изменившейся обстановкой. Улавливаешь разницу? Вчера было общественно опасное деяние, а сегодня оно уж не опасное. И тут уж никакой прокурор не подступится, потому как получается, что не за что больше сажать… Ах, хитрован! Ах, ловкач, – Лёвушка залился прежним, мелким дребезжащим хохотком.

Уже когда уголовное дело по обвинению Мещерского в частнопредпринимательской деятельности было официально прекращено, Клыша вызвал к себе Окатов. На стуле подле притулился Гутенко – с учетной карточкой в руке.

– Выходит, похоронил дело? – без предисловий произнёс Окатов.

– Состава преступления нет. Все договоры переоформлены на кооператив, – скупо объяснился Клыш.

Сквозь привычную доброжелательность на лице Окатова проступило разочарование.

– Стало быть, научился отделять зёрна от плевел, – констатировал он.

– Не понял? – Клыш удивился.

– Вот и я Вас, выходит, не понял. Впрочем, в наше время каждый решает возле кого ему погреться. Мещерский – человек богатый, говорят, щедрый.

От оскорбления Клыш переменился в лице.

Окатов повернулся к Гутенко, поднял его взглядом.

– Теперь с вами. Агентурное дело, считай, в корзину. Это серьёзнейший должностной прокол. О повышении забудь думать. Для начала – строгач с занесением. А там поглядим… Благодари дружка, – оборвал он попытку Гутенко оправдаться. – Свободны, молодые люди. Не перестройщиками вы оказались. Попутчиками.

Горьким кивком головы Окатов выставил из кабинета обоих. Он и впрямь чувствовал себя смертельно разочарованным, – заманчивая дорога на Москву вновь скрылась в тумане.

Возле дежурной части Клыш нагнал расстроенного Гутенко. Приобнял.

– Извини, конечно, Вальдемар! Но в самом деле – не за что там было сажать.

– Да причём тут – было-не было, когда тебя товарищ попросил, – не принял извинений Гутенко. – Помнишь, какие планы строили: всё захватить, всех подмять, и – единой колонной ломимся в первые ряды!.. Вот ты б меня попросил, я б как угодно извернулся, а за что посадить нашёл бы. Потому что друг! А ты, получается, при первом шухере своего сдал. И ради кого? Вот скажи, какая тебе от этого дедка польза?.. Окатыч уверен, что ты с него поимел. Если бы! Тогда б хоть по-человечески понятно… Э, что с тобой! Ты не с Афгана, ты со школы контуженный.

Махнув безысходно рукой, Вольдемар удалился.


(Июль 1986 года. «Комсомольская экономика»: 1) НТТМ (07.86 года. ЦК КПСС – «Положение о структуре и руководящих органах системы н-техн. творчества молодёжи». Через договоры с предприятиями; 2) Центры организации досуга молодёжи. Доходы от деятельности – «на решение уставных задач, политико-воспитательную работу, развитие детского творчества». Центрам – право ВЭД, хоздеятельность с гос. и иными пр-ми. Освобождение от подоходного налога; 3) кооперативы при комитетах комсомола.)

Глава 6. Шелопуты

Перед началом рабочего дня Константин Павлюченок забегал за почтамт, совал две копейки в автомат АТ-4 и жадно подставлял оплывшее лицо под пульверизатор. Дыхнув на собственную ладонь, принюхивался, перебил ли одеколон запах перегара. Причёсывался перед телефонной будкой с оборванной трубкой.

Лишь после этого, несколько освежённый, выходил из-за угла и по асфальтовой дорожке чинно шёл к трёхэтажному зданию обкома комсомола, что на площади Ленина.

Степенно поднимался на второй этаж, в отдел рабочей и сельской молодёжи. Отпирал дверь с латунной табличкой – «Завотделом Павлюченок», ничем прочим от других дверей не отличающуюся.

Зато внутри кабинет поражал своей нестандартностью. Первое, что бросалось в глаза, – пришпиленный к стене ватман с витиеватой вязью поверху – «Получение углеродных волокон на опытной установке периодического действия». Под заголовком размещалась каллиграфически прочерченная схема установки. Константин Павлюченок всё ещё крепко тосковал по несбывшейся науке. До сих пор вспоминал времена, когда после армии вернулся на химкомбинат, поступил соискателем во ВНИИСВ и горячо взялся за диссертацию. Дни, когда, едва проснувшись, торопился в КБ – за кульман, а вечером – в диссертационный зал областной библиотеки, ныне казались счастливейшими в жизни.

По утрам завотделом обкома комсомола проезжал на служебной машине по Московскому шоссе, мимо комбинатовских корпусов, жадно вдыхал запах сероводорода.

– Аж пробивает, – блаженно шептал он. Водитель удивленно косился.

Связи с комбинатом Павлюченок не порывал. Там шла другая, живая жизнь. Шаг за шагом продвигалась реконструкция. Сносились устаревшие цеха, поднимались новые производства.

– И моя идея могла бы в струю попасть, – вздыхал Котька. Изредка, когда становилось вовсе невмоготу, доставал он папки с диссертационными набросками, что до сих пор лежали в левом верхнем ящике стола, перелистывал, обновлял цитаты из пленумов и выступлений Генерального секретаря. Тем и ограничивался. Но возникало ощущение, что день прожит не зря.

Как-то в кабинет заскочил Оська Граневич – член обкома комсомола от Химкомбината. Увидел чертёж.

– Ишь ты! – подивился он. Выдернул из карандашницы отточенный карандаш, пририсовал пару линий. Павлюченок завистливо сглотнул, – за десяток секунд Граневич уловил то, над чем сам он бился неделями.

– А вообще толково, – оценил Гранечка. – Зря ты ушёл. Вместо чтоб груши здесь околачивать, возвращался бы в КБ.

– Думаешь, ещё не поздно? – Котька облизнул пересохшие губы.

– Отчего поздно? Тебе там самое место.

Ещё раз вгляделся:

– Нет, в самом деле что-то проглядывает.

Склонил курчавую голову на бок, прищурился оценивающе. Вновь схватил карандаш, чуть изменил угол. – Вот если в этом направлении перерассчитать – как тебе? Приходи в самом деле. Посидим вдвоём. Помаракуем.

У Павлюченка от головокружительной перспективы заныли зубы. Тем более слово Граневича становилось на комбинате всё весомей. В нём видели будущее светило.

«Ну чего, в самом деле, робею? Поставить вопрос ребром перед Девятьяровым – не может, чтоб не отпустил!» – уговаривал себя Павлюченок. Но всё не решался.

Котька оглаживал схему, будто рисунок желанной, не давшейся женщины. Ощутив першение в носу, подходил к комсомольскому знамени. С чувством высмаркивался. Перед зеркалом на трюмо оттягивал мешки под глазами. С неприязнью оглядывал ладную «тройку».

Сейчас бы клеша, батничек с планкой и – по Вольного Новгорода с бабёшками.

Увы! Знаменитая ковбойская шляпа и расклешённые джинсы с бубенчиками пылились в недрах домашнего гардероба.

– Да, ходячий труп ответственного идиота, – констатировал Котька. Удрученно вздыхал: