Кончив, откатился, положил руку на женский живот и – с отвращением ощутил знакомую жирную складку.
Минуту-другую они безмолвно лежали рядом на паркете. Неестественно тихо. За дверью играл сынишка. Котька скосился на жену. Прикрытые глаза её были устремлены в потолок. Водянистые губы, по которым стекала кровавая помада, шевелились. На раскрасневшихся щеках играл румянец.
Во всем облике Сонечки проступало блаженство. Кажется, она даже не замечала, что всё ещё лежит на полу с раскоряченными ногами.
– Ты что? – пробормотал Котька.
– Не сбивай. Я считаю, – не открывая глаз, поделилась жена. – Три тысячи! Если б это не прогулять, а вложить в квартиру, мы бы все комнаты финской мебелью обставили! И ещё на канапе хватило бы. Я в комиссионке видела – XVIII века.
И лишь тогда осознал Павлюченок, что только что сам отказался от собственного счастья и теперь неизбежно и навсегда теряет свою ненаглядную Малиночку – единственную женщину, с которой мог бы стать счастливым. Тоска, безысходная тоска, заново нахлынула на него.
Котька оторвался от жены и – подвывая, покатился по паркету.
Через месяц Валентина Малиночка оформилась переводом в Хабаровск и из города уехала.
Братья вышли от Павлюченка. Отпустили машину и, прогуливаясь, пошли пешком, разметая ногами охапки листьев на тротуаре.
Девятьяров с любопытством косился на непривычно молчаливого брата.
– По морде-то зачем при жене? – спросил он. – Неужто в самом деле, настолько не ожидал, что свои могут обворовать? Лишняя тебе наука. Предают всегда близкие. Чужому к тебе ещё подобраться надо, в доверие втереться. А этот уж рядом. Так что называй другом, но бди как за врагом. Тогда сам уцелеешь.
– Что? Это-то? – Робик с трудом отвлёкся от своих мыслей. – Пустое. Это я для острастки больше. На самом деле поучил без нервяка. Не хватало из-за каждой копейки душу рвать.
Девятьяров протянул сигарету:
– Ну не больно-то копейки. Я смотрел твои отчёты. Целый молодёжный концерн на тебя, считай, работает. От одного Поплагуева за месяц приходит куда больше, чем ты за год имел на театральных спекуляциях.
– Положим, ты с Поплагуевских «бабок» тоже копеечку имеешь, – отругнулся Робик. Но отругнулся без сердца. Мозг его по-прежнему работал в другом направлении.
– Опять копеечка! – рассердился Девятьяров. – Сколько тебе ни дай – всё копеечка! Чего ещё хочешь? Алмазные копи, нефтяную вышку?.. Ну, не стесняйся.
– Банк! – рубанул Робик.
Девятьяров поперхнулся.
– Шутишь или… занесло?
– Банк! – решительно повторил тот. Его уже прорвало.
– Эва куда! Индивидуальный банчок возжелали.
– Индивидуальный пока не получится. Для начала кооперативный!
Собственно, идею насчёт банка в Робика заронил тот же Поплагуев, сам того не заметив. Как-то, сдавая очередную документацию, бросил: – Цифры всё увеличиваются. Обидно такие деньги чужим дядям на хранение отдавать. Выгодней самим прокручивать. Хорошо бы в комсомоле свой банчок заиметь.
Как часто бывало, выстрелил идеей в воздух и забыл. Там бы холостым выстрелом и растворилась. Если б Робик не уловил перспективу. Давно с беспокойством и томлением ощущал он, что в воздухе что-то носится. Что-то такое, до чего не додумались другие. Но ухватить, что именно, никак не удавалось. Поплагуев подтолкнул его, как случайный гром в горах сдвигает лавину.
– Пора свой банк заводить, – упрямо повторил Баулин.
– Да ты и впрямь не шутишь! – Девятьяров озадаченно повел шеей. Он уж начал привыкать к непредсказуемым, а главное, успешным инициативам младшего брата. Было у Робика, как у охотничьей собаки, это верхнее чутьё. – Выкладывай!
– В Законе о кооперации сказано: кооперативы имеют право создавать территориальные кооперативные банки.
Старший брат присвистнул:
– Мало ли чего там понаписано. Норматива-то не подведено. Пойди пойми, что можно, что нельзя.
– Что не запрещено, то разрешено, – возразил младший. – Разрешение на старт дано. Вот и стартуем. В чём есть и как есть. Нет сапогов-скороходов, в галошах побежим. А когда после начнут разъяснять да подводить инструкции, переобуемся на ходу. Главное, мы к тому времени далеко усвистаем. Ты пойми: за банками будущее. Тут кто первый, тот и в первых.
– Под такое начинание банковские специалисты нужны. И не один-два, – Девятьяров невольно втянулся в обсуждение.
– Нужны энтузиасты. А спецов за хорошие бабки всегда переманим, – горячо, стараясь зажечь брата, возразил Робик. – Перво-наперво – ничто не срастётся без опоры во власти. На это надо батю подписать. На первых порах опора – сам батя. Только старики – не сейчас, так позже – сойдут. Через пяток лет рады будут, если мы с тобой их на прикорм возьмём. Но пока-то их слово – закон. Значит, надо им прямо сейчас, пока в силе, на нас с тобой потрудиться, – впереди себя начинать двигать. Этим и старость свою обеспечат.
– Ты о чём? – Девятьяров сделал вид, что не понял.
Робик оскалился. В лукавстве они с братцем друг друга стоили.
– О том самом. Пора старичью хлебное место под тебя греть – в областные начальники выталкивать.
– Председателем исполкома? А почему не сразу первым секретарём обкома партии? – съязвил Девятьяров.
– Секретарь, пред-фигет, суперлюпергубернатор! Да хоть партайгеноссе. Как ни назови, главное – власть не выпустить, – стоял на своём Робик. – А для этого банк – первое дело. Чтоб деньги под боком. Представь: ты – власть, я – финансы. Термояд!
– Прожектёришка ты, – вяло возразил Девятьяров. Но чем меньше энергии ощущалось в старшем брате, тем напористей становился младший.
– Чёрта с два прожектёр, – Робик достал из кармана папочку с комсомольским значком на обложке. – Вот программа. Месяц кропал. Поддержишь, вместе рванём.
– Расписать что угодно можно, – скептически скривился Девятьяров. – А по жизни – какой идиот-кооператор своё кровно заработанное доверит конторе «Рога и копыта», когда есть надёжные госбанки?
Но папку взял. Протянул руку на прощание.
– Соньке шепнуть, чтоб пришла? – спросил вдруг Робик. Достал связку ключей, побряцал. – Это квартира. Чисто моя. Никто и знать ничего не будет. А Соньку сам уболтаю. Ей-то, поди, плохо такого бобра в койку затащить?
– Да ты!.. За кого меня принимаешь?.. – возмутился Девятьяров.
– Ну как знаешь, – Робик потянул связку назад в карман. Перед глазами Девятьярова возникла сочная Сонечка с её жарким дыханием.
– Ладно, ладно… – быстро согласился он. Почему-то оглянулся. – Только гляди, если хоть кто-то… – Какая мне выгода тебя спалить? – возразил брат.
Девятьяров поверил. Выгода была ключевым фактором в братских взаимоотношениях. Она одна определяла грань меж верностью и предательством.
В тот же день Робик приватно переговорил с Поплагуевым. Такой помощник ему был необходим позарез. Хотя бы на начальном этапе. Вкратце расписал программу создания молодёжного банка.
– Как тебе? – спросил он.
– Нахально, но толково, – оценил Алька, даже не вспомнив, что сам заразил этой идеей Баулина.
– Главная трудность – как кооперативы уговорить счета в наш банк перевести, – посетовал Робик. – Это ключевое. Аж мозг сломал – чем бы заманить?
– А ты Лапу привлеки, – так же быстро, как всё, что он делал, предложил решение Алька. – Он их крышует. Если соблюсти его интерес, остальные строем пойдут.
Робик обомлел. Это было настолько внезапно. Сам он безуспешно бился над недававшейся проблемой. И вдруг такой разворот. Умение Поплагуева элегантно и вроде походя решать сложнейшие комбинации в какой раз поразило его. Положительно – незаменимый.
Он ухватил Альку за руку.
– Вместе начнём. Бок о бок, – объявил он пафосно. – Я – президент, ты – вице. НТТМ твоё запустим как основного учредителя.
– НТТМ – это пожалуйста, – согласился Алька. Поколебался.
– Знаешь, Баула? По-честному – достала меня вся эта лабуда. Сделки, счета, залоги-фигоги. Прибыль – выручка. Деньги без конца считать. Обрыдло. А теперь ещё банк создавать – вовсе скукотища.
– Банк – скукотища?! – поразился Робик. – Да ты о чём? У тебя и сейчас от «бабок» карман, поди, пухнет. А предлагаю куда больше. Вообще иной масштаб. Не деньги – деньжищи. Большие «бабки» скушными не бывают. Другой круг общения, другого масштаба люди, другие интересы.
– А любые, – не вдохновился Поплагуев. – Мне, по чести, и нынешние-то поднадоели.
Он поднялся. Протянул руку озадаченному Баулину.
– Ты всё-таки подумай! Такими предложениями не бросаются, – крикнул Робик, уже в спину. На Поплагуева в новом начинании он рассчитывал твёрдо.
Как раз размышлениями о собственном предназначении Алька Поплагуев и занимался – после возвращения из Армении.
Седьмого декабря 1988 года утром – первое, что увидел Алька, выйдя из своей комнаты, – дядю Толечку и тётю Тамарочку, притихших возле телевизора. Сообщали о землетрясении в Армении. Толчки уровня до 10 баллов разрушили до основания Спитак. Лежали в руинах Ленинакан, Кировокан.
– Доигрались! – в сердцах бросил дядя Толечка.
– Что ж тут можно поделать, если аж десять баллов?! – аккуратно возразила жена.
– Что можно?! – Земский желчно усмехнулся. – Воровать меньше! Сколько говорено, писано: стройте сеймостойкие дома. Учёные только что не на карачках ползали, умоляли прислушаться. Нет, всё бы хапать в две глотки! Вы слышали кто-нибудь, чтоб в Японии дома разваливались? А у них как раз землетрясение на землетрясении!
– Хорошо хоть, что Среднерусскую возвышенность не трясёт, – сквозь зевоту пошутил Алька.
Дядя Толечка круто развернулся.
– Так тебе хорошо?! – сыронизировал он в сердцах. – Нет чужой беды, парень! До тех пор, пока чужую боль не научимся воспринимать как собственную, не стать нам людьми. Только холоп, раб может радоваться беде соседа. Да вы представьте оба: там сейчас тысячи тысяч без еды, тепла, ищут на морозе под обломками уцелевших близких! Вот име