Когда въехал в город, решение вчерне сформировалось. Ещё через полчаса вдвоём с Лапиным они входили в обком комсомола, где их поджидал управделами Роберт Баулин. События развивались стремительно. Последовали несколько диалогов, перевернувшие ситуацию.
Баулин и Девятьяров
Робик ворвался в кабинет первого секретаря.
– Надо отмазать шофёра фуры, – с порога залепил он.
Девятьяров глянул на брата исподлобья, остужающе:
– Никак, опешил? Во-первых, здесь тебе не прокуратура, а во-вторых, весь город уже знает…
– Что знает или чего не знает ваш город, мне по фигу метель, – не сбавил напора Баулин. – А только если этого парня спасём от тюрьмы, схватим его папашу-миллиардера за усы и будем держать, пока он не подпишет контракт на самых супер-люпер условиях.
– Обком партии никогда не допустит причастности к фальсификации, – ответил Девятьяров, уже хладнокровнее. – А отец? Если в этой ситуации он надавит на прокуратуру!!.. Кто-то да шепнёт! Его карьера закончится.
– Так порешай сам! Тем более батя сейчас в Москве.
– Вот видишь!
– Но кабинет-то свободен! Димон! Такого шанеца подняться враз на большие «бабки», может, вовсе не будет. А Москва как раз подопрёт. Этого Аньери обхаживает наш МИД. Потому что это соцпартия, премьер. Это Италия! Это российский партнёр, на которого делается ставка на выборах. Не поможем мы, Москва сама всё ему поднесёт, как ему надо. Только уж без нас. Да и тебе не придётся напрямую подставляться. Никто ж не говорит, чтоб вовсе отмыть этого пацана, раз уж вляпался. Но существуют же всякие дружба народов, гуманизм, индивидуальный подход к человеку, прочие ля-ля. Уж тут-то круче тебя никто не навертит. Обставишь всяко-разно обтекаемо, как умеешь. Вроде ничего не сказал, а все всё поняли. А у облпрокурора, между прочим, пенсия на носу. А значит, всё влёт словит. Главное, Аньери этот к ночи прилетает. Представляешь, если у нас в кармане морковка будет, мы ж его тут же на поводок возьмём. И через это на крупнейший химический гигант страны войдём! Комбинат-то ныне, считай, безнадзорный. Да для него ж это самого в кайф. Ты послушай, чего я по деньгам прикинул. Да с такими деньжищами я тебя самого хоть в Генсеки втащу.
Искуситель навалился на стол, зашептал сбивчиво, брызгая слюной. Девятьяров поначалу брезгливо отклонился. Потом и уклоняться перестал, сам захваченный перспективами.
Девятьяров и прокурор Поплагуев
К концу рабочего дня прокурор области Поплагуев, срочно вызванный в обком партии, был приглашён в кабинет первого секретаря. С чем вызван, Поплагуев не сомневался, – гибель Земского обсуждалась по всему городу, – от кабинетов до пивных. А вот чего именно захочет от прокуратуры обком, было неясно и заставляло беспокоиться.
Самого Серафима Баулина в кабинете не оказалось (с утра выехал в ЦК), а вместо него, к некоторому разочарованию старого прокурора, его встретил первый секретарь обкома комсомола Девятьяров. Впрочем, родство обоих секретарей для прокурора области тайной не было, потому понимал, что действует Девятьяров как доверенное лицо своего отца.
– Прошу, Михаил Дмитриевич! – Девятьяров скупо, делово улыбнулся, усадил за журнальный столик, подсел сам. – Товарищ Баулин вызван в ЦК, так что разговор поручено провести мне. Разговор настолько доверительного свойства, что Серафим Евгеньевич предпочел раньше времени никого из посторонних пока не посвящать.
Он построжел:
– Обком чрезвычайно озабочен. На комбинате и в городе известие о гибели Анатолия Фёдоровича Земского и секретаря парткома Оплетина вызвало сильный резонанс. Есть ли у вас чёткое представление о механизме аварии?
Он скосился на замешкавшегося Поплагуева:
– Обком не сомневается, что прокурор области взял расследование такого масштаба под личный контроль.
– Взял, конечно, – неохотно подтвердил Поплагуев. Опытный аппаратчик, в формулировке вопроса он уловил опасность.
– И – вкратце?
– Если коротко, – гололёд, финский большегруз повело на встречную полосу, где как раз из Москвы возвращалась комбинатовская «Волга». Водитель «Волги», пытаясь избежать столкновения, резко ушёл вправо. Машину выбросило в глубокий кювет. А там – точнёхонько в сосну.
– То есть для вас вопрос виновности очевиден? – аккуратно уточнил Девятьяров.
Поплагуев насторожился.
– Вопросы виновности у нас окончательно устанавливает суд, – уклонился он от прямого ответа. – Но предварительно всё сходится на водителе финской фуры… Да он и не финн, собственно…
– Именно! – с нажимом перебил Девятьяров.
Прокурор сбился.
– Я спрашиваю, – произнёс Девятьяров. – Вы уверены, что виновник аварии – водитель трейлера? Ведь прямого-то столкновения не было. Сами же говорите, – гололёд. Может, никто и не виноват?
– Но два трупа, – аккуратно напомнил Поплагуев. – И потом за рулём, как выяснилось, был итальянец – сопровождающий, вообще не имеющий права на вождение тяжелогрузов.
– В том-то и дело, – непонятно произнёс Девятьяров. Помолчал тяжко. – Вот что, Михаил Дмитриевич. Чужих здесь нет. А мы с вами старые знакомцы. Вы руководитель областного уровня, номенклатура. А значит, не только правовед, но и политик. Ситуация создалась щекотливая, требующая и правового, но и безошибочного политического реагирования. И партийные органы как никогда нуждаются в вашем партийном чутье.
«Господи! Да заговори ты, наконец, по-человечески!» – взмолился про себя прокурор. Внутри его нехорошо заныло. Многоопытный функционер, услышав про партийное чутьё, он понял, что его тянут куда-то вкривь. А вот для чего и в какую сторону предложат повернуть, оставалось неясно.
– Дело в том, – Девятьяров, подчёркивая особую доверительность, положил ладонь на кисть Поплагуева. С удовольствием почувствовал, что рука подрагивает. – Итальянец, который был за рулём трейлера, – не кто иной, как сын господина Аньери, крупного бизнесмена, доверенного лица премьер-министра Италии и большого друга нашей страны. На предстоящих выборах партия социалистов выступает в блоке с коммунистической партией Италии. Компрометация господина Аньери из-за досадной неприятности с сыном крайне повредит интересам Советского Союза на международной арене. Если только подобная информация просочится, в западной прессе поднимется такой оголтелый вой, что на выборах Аньери попросту уничтожат. А это решительно против интересов нашей Родины. Понимаете, какого уровня сошлись интересы? Давайте-ка вместе подумаем, что можно сделать?
– Что тут сделаешь? Два трупа, – буркнул Поплагуев. – До суда, раз такой коленкор, понятно, сажать не станем. Изберём подписку о невыезде. С судом, конечно, договоримся, чтоб поменьше дали. Ну и постараемся избежать преждевременной огласки. Хотя как её избежишь? Весь город бурлит…
– Но есть же у вас свои инструменты. Условное наказание или – ниже низшего предела, – припомнил Девятьяров.
Прокурор только крякнул, – буровит невесть что. «Ниже низшего». Весь комбинат, да что комбинат? Город жаждет возмездия за гибель Земского. А если спустить на тормозах, кто ответит?
– Понимаю, не просто, – вклинился в его думы Девятьяров. – Но и уровень ваш таков, что порой приходится принимать нестандартные решения. Повторяю, прокурор области – это не узкопрофильный специалист, а политическая фигура. Не каждому по силам соответствовать…
В интонации Девятьярова Поплагуев уловил едва прикрытую угрозу. Непроизвольно принялся выстукивать пальцами по столешнице. Вот уж, что называется, – меж молотом и наковальней. Михаил Дмитриевич за свою жизнь повидал многое и многих. С тех пор как перешёл на прокурорскую должность, старался закон, насколько возможно, не нарушать или, если уж иначе не выходило, – нарушать аккуратненько. Хватит, вдосталь отнарушался в молодости – опером, следователем. И то до сих пор эхо прилетает! Михаил Дмитриевич при воспоминании о самоубийстве жены заскрежетал зубами. Да и, упрямец по натуре, давления старый прокурор не терпел. Послать бы этих уговорщиков, кинуть быстренько итальяшку в каталажку и – за неделю-другую переправить дело в суд. Никто и опомниться не успеет, а оно уж закончено, ждёт приговора. Тем более вина чистая, не придерёшься.
Михаил Дмитриевич исподлобья скосился на собеседника. Тот ждал – жёсткий, цепкий.
А никто и не станет придираться. Дураков наказывать за соблюдение закона нет. Только и без того поводов убрать несговорчивого прокурора – выбирай не хочу, – просто открой сейф с жалобами. И что тогда? Семейная жизнь, которую так берёг, под слом пошла. Жена, пусть нелюбящая, неулыбчивая. Но любимая, при виде которой вечером теплом растекаешься. Просто дотронешься до плеча, и – будто все грехи за день отпущены. Отомстила! Сын вовсе к чужим людям перебрался. Волчонком держится. Только работа – от семи до одиннадцати – от тоски и спасает. Прояви принципиальность. И что взамен? Пенсионером в тапочках перед программой «Время»? На что решиться? Но два трупа. Даже не два. Водитель-то «Волги», говорят, тоже вот-вот…
Михаил Дмитриевич встрепенулся.
– Что-то появилось? – чутко угадал Девятьяров.
– Надо подумать.
– Подумайте, подумайте, Михаил Дмитриевич, самое время, – охотно согласился Девятьяров. – И как надумаете, звоните в любое время суток. А если найдёте кардинальное решение, – чтоб вовсе обойтись без суда, – цены вам, считайте, не будет. Кстати, а чегой-то Вы на такой должности и всё – старший советник? Давно генеральские лампасы положены.
Михаил Дмитриевич поморщился от неуклюжего намёка, тяжело поднялся, кивнул, прощаясь.
Прямо из приёмной обкома Поплагуев срочно вызвал в прокуратуру начальника Зарельсового РОВД Окатова, – одна нога здесь – другая там.
Окатов – Гутенко.
Едва начальник райотдела вернулся из облпрокуратуры, как следом в кабинет буквально ворвался Гутенко. С утра, всего-то за неполный рабочий день жизнь Вальдемара изменилась полностью.
Резонансное дело, вокруг которого кипели страсти, вовлекло его в самый центр водоворота.