В следствие Гутенко перешёл от безысходности. Оставался последний курс заочки в Высшей школе милиции. А это уже незаконченное высшее. Ловить в ОБХСС больше было нечего. Карьера не задалась. Проваленное агентурное дело «Колдун» ему поминали на всех совещаниях. И Гутенко задумал двухходовую комбинацию. Перейти в следствие. Через уголовные дела освоиться в процессуальных хитросплетениях и – черт с ней, со службой, – переметнуться в адвокаты. Спокойная, без завихрений жизнь и достойные «бабки».
Забыв про обиду, подошёл к Клышу, попросил взять стажёром. И Клыш, надо отдать должное, не отказал, натаскивал добросовестно. А Гутенко, помня, для чего всё затеял, старательно учился. Хоть и без азарта. Смышлёный по натуре, он быстро освоил нетрудные, одноэпизодные дела. Правда, сложные, неочевидные преступления ему не давались. Они требовали некабинетной работы, выездов на место, поисков следов, свидетелей, сложных экспертиз, очных ставок. А Вальдемара от всяких дел, не раскрытых в первые день-два, брала тоска, и он откладывал их в сейф, под спуд, чтобы по истечении прокурорского срока приостановить за неустановлением виновных. Черту эту быстро раскусили. Над Гутенко посмеивались. Начальник следствия стал кидать ему простенькие, чаще – венерические дела – «однодневки», что пачками присылали из вендиспансера. Вальдемар навострился так ловко и споро их оформлять, что даже выбился в передовики по числу законченных дел. А язвительный Клыш, в Гутенко совершенно разочаровавшийся, и вовсе окрестил его кличкой, тотчас прилипшей, – «трипперный следопут».
Внезапный выезд на место «смертоносной аварии» всё переменил. Сначала Гутенко, сказать по правде, струхнул. Погибли знаменитые люди, за которых – чуть не туда повернёшь – башку отвернут. А поди не ошибись: гололёд, пурга, заносящая следы; кто прав, кто виноват, – чёрт ногу сломит. Но – повезло, что на месте уже поджидал Лёшка Муравей. С его подсказки, всё оформили, зафиксировали, записали адреса… Так что, когда к посту ГАИ начало съезжаться разномастное начальство, Вальдемар уж вполне освоился и даже водил то одного, то другого за рукав по шоссе, авторитетно показывал, где именно и какие следы обнаружены, кто и почему виноват. Со скорбным лицом демонстрировал злосчастную сосну в кювете. Даже суровый областной прокурор Поплагуев потрепал по плечу: «А ты ничего, соображалка работает». В райотдел Гутенко вернулся с ворохом понятых, свидетелей. И активно принялся за допросы. Как только удалось разобраться в главном – «кто виноват» – дело перестало казаться таким неразрешимым.
Ему непрестанно звонили – то из УВД, то из исполкома, – уточняли, наводили справки. И Гутенко, не отрываясь от машинки, коротко и веско пояснял. Он вдруг оказался в центре внимания. И – на стремнине!
От звонков его оторвал срочный вызов к начальнику райотдела. Того как раз пригласили с докладом к облпрокурору.
Перед отъездом Окатов решил ещё раз, для верности уточнить детали.
– Может, мне с Вами? – подсуетился Вальдемар. – Тонкости какие на месте подсказать!..
Окатов отрубил:
– Понадобишься, вызову. А пока работай без устали. Чтоб к моему возвращению постановление на арест этого Аньери было подготовлено. Очные ставочки проведи без сучка!.. Чем плотнее Аньери этого обложишь, тем лучше… Чтоб ни лазейки… В общем, грамотно всё сделаешь, прогремишь. Совсем другая цена тебе будет.
На прощание вдруг подмигнул:
– Похоже, Гутенко, поймал ты с этим делом жар-птицу.
Обласканный Вальдемар скромно потупился. Впрочем, и сам Окатов сиял в предвкушении приятных перемен.
Едва начальник райотдела вернулся, Гутенко, подхватив уголовное дело, поспешил с докладом.
– Финна заканчиваю допрашивать, – с порога выпалил он. – Ну иноземщина! Ну стукачки. Вопрос задать не успеешь, а он уж сам сдает своего напарника с потрохами. И что за руль самовольно. И что машину не удержал. Только успевай записывать.
– Так у тебя ж переводчика не было, – неприятно удивился Окатов.
– Чай, тоже не лаптем щи хлебаем! – Вальдемар самодовольно ухмыльнулся. – Послал Муравья под Эммаус. Там карельские поселения. А карел с финном все равно, что хохол с москалём. Одна мова. Постановление об аресте на Аньери, как Вы приказали, отпечатал. Закончу с допросом – следом к райпрокурору за санкцией. И сегодня же иноземца приголубим в следственный изолятор. Здесь ему не ихний дикий запад. Пусть знает почем стоит наших, советских людей гробить. Порулить ему, макароннику, захотелось!
Гутенко перевёл дыхание, давая возможность начальнику отметить его расторопность.
– Да, наломал дров, – кисло оценил Окатов. – Вижу, пора у тебя дело отобрать.
Физиономия у Вальдемара вытянулась.
– Облпрокурор и то говорит: дело громкое, резонансное. Заберём в область. Все равно следователей нужного уровня у тебя в районе нет. А я ему: да у меня Гутенко подмётки рвёт! Не хуже любого вашего «важняка» оформим! А теперь сам вижу: погорячился. Ошибся в тебе.
– Да что такое, Юрий Михайлович?! – взмолился Вальдемар. – Уезжали – всё, казалось, обговорено. А тут вернулись – и будто неродной. Чего не так?
– Начальником ОБХСС хочешь стать?
– А то сами не знаете! Думал, отличусь с этим делом…
– Вот и отличись, – Окатов ткнул пальцем в корки уголовного дела. – Что по Кучумову?
– Да ничего там не меняется. Без памяти. Врачи считают – не сегодня-завтра представится.
– А пассажир – Граневич? Ты как будто говорил, – ничего не помнит?
– Ну.
– Что ну? Прав прокурор. Нет в тебе, Валерий, широты мышления. Будто конь в шорах. Упёрся в одну версию, и ни вправо, ни влево. Раз иностранец, уж и виноват. А о вине встречного водителя не подумал? Кстати, а кто этот Кучумов?
– Так… татарин.
– М-да! Кого ни попадя за руль пускают, – Окатов озабоченно покачал головой. – Носятся поди зря на гололёде. Гробят уважаемых людей. Наказать бы показательно, лет на десять. Да что с мёртвого спросишь?
Рот Вальдемара непроизвольно приоткрылся.
– Да ну, – выдавил он, не отводя взгляда от построжевшего начальника.
Окатов значительно промолчал.
– Так очевидец же… – Гутенко приподнял протокол допроса. – Потом следы на дороге. Да и вообще все уж знают.
– Потому и знают, чего не надо, что трендишь направо и налево, – веско возразил Окатов. – Прокурор области убеждён, что водитель «Волги» и есть истинный виновник аварии. А у него опыта поболе, чем у нас обоих.
– То есть Кучумов? – Гутенко неуверенно глянул на начальника. – Или шутите?
Окатов значительно промолчал. Вальдемар сглотнул.
– То есть не Аньери? – всё-таки уточнил он.
– Лучше чтоб он как водитель вовсе не упоминался. Сопровождающий и сопровождающий. Есть такое мнение, – Окатов возвёл очи горе.
– Ну не знаю, – у Вальдемара завьюжило в голове. – Если только вовсе…
Он приподнял протокол допроса очевидца аварии, сделал жест, будто разрывает.
– Укатил в свою Могилёвщину и – как не было. Но все равно – дальнобойщики-то свою вину сами признают, – он искательно глянул на начальника.
– Это потому что допросил наспех, без грамотного переводчика. Передопроси тщательно. Под нужным углом. Для этого и существует следственное искусство.
Окатову надоели сложные намёки.
– В общем, Гутенко. Даже мне со стороны видно, что виновник аварии – Кучумов. И прокурору области это видно… Недаром дело под личный надзор берёт.
– Точно?
– И не только ему, – Окатов поднял палец к потолку, увесисто потряс. – А если в уголовном деле этого не видно, значит, плохой из тебя следователь. А значит, надо заменить…
– Не надо, – остановил шефа Вальдемар. – Считайте, уже разобрался.
Он поколебался:
– Так насчёт начальника ОБХСС точно?
– Как только закончишь дело, должность твоя.
– Тогда ладушки, – согласился Вальдемар. – Тогда что ж? Мертвяку ему едино в гроб ложиться: с виной – без вины. А живым жить.
– Соображаешь, – одобрил Окатов.
Башлыков, Баулин и Лапин расположились в переговорном зале обкома комсомола. Ждали приземления самолёта Аньери.
В ожидании звонка Башлыков в очередной раз разъяснял предстоящую схему переговоров. Концерн Аньери – крупнейший в Европе производитель текстильных красителей для индиго. Чтобы сохранить лидерство, ему необходимо развиваться, выстраивать новые мощности. Собирается, в частности, наладить выпуск гранулята. Но в Италии у него неприятности с экологами. Отслеживают каждый шаг. Посему новый завод на чужой, советской земле для Аньери решение всех проблем. А уж на территории «Химволокно» места с избытком. Достаточно корд перепрофилировать. Хошь красители выпускай, хошь гранулят налаживай. Так что не только согласится на предложение – ухватится.
– Положим, он ухватится, – прикинул Лапин. – Но кто сказал, что согласится «Химволокно»? У них своя жизнь, свой график.
Баулин согласно закивал.
Брови у Башлыкова раздражённо задвигались. От него требовали гарантий.
– Ещё как согласятся, – заверил Семён. – Это ж для всех прорыв! Что для «Химволокно», что для министерства. Да хоть и для правительства. Крупнейший международный контракт, какого со времён Тольятти не было.
– Комков не согласится, – Робик скептически поиграл губами. – Они ж с Земским всё на реконструкцию поставили. А здесь, по сути, разворот на триста шестьдесят.
– Комков как раз согласится, – возразил Башлыков. – Из депрессии не выходит. И вообще, похоже, сдал, – он сделал многозначительную паузу. – Теперь главная ставка – на Горошко. Как раз сейчас в Министерстве идёт утверждение первым замом. Да я с ним предварительно проговорил. В целом за. Очень заинтересовался выпуском гранулята. И потом не забывайте, перед вами тоже не хвост собачий, а новый замдиректора по капстроительству. Приказ уж на столе у Горошко. Так что!.. – Семён приосанился, снисходительными кивками принимая поздравления. – Мы накануне новой жизни, мужики!
Хрипло затренькал телефон.