Стасик не помнит, чтобы рядом с ним всегда оказывались одни и те же люди. Но преступник мог работать и через кого-то, нанимая мужиков, оплачивая им пиво и поручая всыпать некое средство Стасику в кружку. Что за средство, Кис не знал, но выбор был невелик: снотворное и наркотик. Помнится, друг и коллега, он же француз Реми, рассказывал о таком наркотике, который полностью стирает память на период его действия: «date rape drug»…[3] Следовательно, надо поспрашивать завсегдатаев пивной.
Было уже темно, мартовский снег, при свете дня грязный и тусклый, искрился, как новенький, под фонарем у входа. Из открытой двери пахнуло теплом, табаком и солено-пивными парами. В зальчике было шумно, народ гудел: беседовал за жизнь. За стойкой управлялась довольно молодая, невероятно тощая крашеная блондинка, игриво строившая глазки, ярко обведенные зелеными тенями, всем мужчинам без разбору. Состроила она их и Алексею.
Кис немедленно подобрался, улыбнулся со всей возможной задушевностью (которую он наивно принимал за ответную игривость), взял кружку разливного пива и доверительно сообщил, что он частный детектив. Красотка посмотрела настороженно и заинтригованно одновременно: в этом словосочетании – частный детектив – звучало что-то экзотическое, отдающее киношками и телесериалами, но в то же время неприятно близкое к милиции.
Кис пустился в разъяснения особенностей своей профессии, говорил нарочито громко, привлекая к себе внимание публики, и вскоре вполне естественным путем оказался в центре внимания ближайших столиков, а за ними, вслушиваясь в разговор, притихли и отдаленные. Расчет оказался верен: ему не пришлось обходить посетителей, задавая всем одни и те же вопросы, – народ, пришедший в пивную не столько за пивом, сколько за общением, принялся интенсивно общаться с залетным диковинным детективом.
Оказалось, что Стаса прекрасно помнили несколько человек, включая тощую блондинку Надю, – последняя, впрочем, отозвалась о «красавчике» с кривоватой усмешкой, из которой Кис сделал вывод, что «красавчик» не слишком баловал кокетливую Надю ответным вниманием. И то – чистенький и интеллигентный Стасик должен был смотреться весьма выгодно на фоне краснорожих завсегдатаев-работяг, и неудивительно, что нежное Надино сердце не простило обиды невнимания…
Версия, предложенная вниманию слушателей, была сформулирована следующим неопасным образом: Стаса несколько раз напоили до бесчувствия, и, видимо, специально, потому как бедный парень потом оказывался на месте краж со взломом ларьков… А сами понимаете, милиция – это еще не вся беда; куда хуже, что те, кому ларьки принадлежат, считают, что за парнем должок…
Рассочувствовавшись, мужики, одинаково не любившие ни милицию, ни ханыг, которым ларьки принадлежали, начали действенно вспоминать, с кем пил Стасик. Посыпались воспоминания и описания. Некоторые сошлись с теми, что Кису уже были известны от Стасика. Но детектива, усердно строчившего в блокноте, вовсе не описания интересовали. Он вслушивался в интонации и зорко окидывал зал, просматривая одно за другим лица: не выдаст ли кто своей причастности к делу всыпания или вливания в Стасиково пиво инородной субстанции?
Большинство лиц красноречиво заявляло о своей непричастности; некоторые были неразборчивы. Но Кис все продолжал усердно строчить и задавать вопросы с самым заинтересованным видом. И, дождавшись, пока народный энтузиазм достигнет апогея, небрежно выложил свою гипотезу:
– Думаю я, мужики, что Стаса не просто спаивали. А что-то в пиво подсыпали, вроде снотворного или еще чего, чтоб его вырубить! – Алексей строго обвел глазами лица и, выдержав паузу, веско добавил: – Вот только кто?!
С этими словами Кис, давно уже стоявший спиной к стойке, демонстративно обернулся и устремил проницательный сыщицкий взгляд на Надю, потому как вполне допускал, что именно она могла это сделать на раздаче. Вслед за детективом и мужики вытянули шеи, и Надя, оказавшись под прицелом пары десятков глаз, сначала было ответила гримасой возмущенного протеста, но вдруг залилась пунцовым цветом, дернулась к двери в подсобку, будто хотела убежать, но не убежала, а схватила какую-то тряпку и начала старательно протирать залитую пивом поверхность стойки.
В зальчике воцарилась тишина. Надя все механически возила тряпкой из стороны в сторону, и на шее ее проступали красные нервные пятна, а глаза намертво прилепились к стойке, спрятавшись под выкрашенными ядовитой зеленью веками.
Кис красноречиво посмотрел на мужиков: че, ребята, никак я в точку попал? И «ребята» отвечали медленно прояснявшимися взглядами: неужто? Да не может быть? Чтоб наша Надя?..
– Ай да детектив! – сипло проговорил вдруг один. – Ты, парень, прям как в «Деррике»! Давай, Надюха, колись!
Слезы потекли черными ручьями щедро наложенной туши.
– Если б я знала, разве б я стала? – хлюпала носом Надя. – Они ж, козлы паршивые, сказали, что посмеяться хочут!
– Они? Кто «они»? – вцепился Кис.
– Ко мне подходил один… Но сказал, что они все кореша и просто пошутить хочут… Я ж не нарочно!.. – Надя безотчетно утерла лицо мокрой пивной тряпкой, отчего щеки окончательно почернели.
– Хорошо, – великодушно принял объяснения Кис. – Видите, мужики, Надежда не нарочно. Дайте нам поговорить пяток минут наедине, лады?
– Лады, сыщик, – сказал тот же сиплый голос. – Делай свои дела. Но только ты смотри, Надюха, если еще с кем такие шутки шутковать вздумаешь… Тогда тебе самой не до шуток станет, обещаю!
В тесной подсобке Кис быстро выяснил, что Наде хорошо заплатили за каждую «шутку» – по стольнику; что парнишка, совсем молодой блондинчик, в синей куртке, веселый такой, ей маленький пузырек давал каждый раз. Блондинчик говорил – в нем слабительное, для шутки… И бутылочки Надя выбросила…
Кис попенял Наде за легкомыслие:
– А если б хоть в одной яд оказался? В тюрьму бы за стольник села, дуреха!
Надя заливалась слезами пуще прежнего и просила никому больше про ее грех не рассказывать, да только Кис пообещать ей этого никак не мог: если понадобится, то придется Надю выволакивать на свет божий для доказательства невиновности Стасика… То есть прямого алиби из этого приключения не вытянешь, но все же деталька важная, может свою роль сыграть…
– Знаешь поговорку: «Жадность фраера сгубила»? Во-во…
С этими словами он выпроводил испуганную Надю обратно за стойку, под недобрые взгляды завсегдатаев.
– А мне ты чего подсыпала, Надюша? – зловеще проговорил один. – Отравы? Яду крысиного? Может, моя супружница тебя попросила?
Гул в зале начал нарастать.
– Слушайте сюда, мужики! – перекрикнул шум Кис. – Надя чистосердечно призналась, что сделала она это по чужой просьбе и не со зла, а по легкомыслию и доверчивости. И больше никогда такой глупости не допустит, правда, Надежда?
Надя поспешно закивала, боясь поднять глаза на публику.
– И за это легкомыслие ей еще придется держать ответ, – ораторствовал Кис. – Так что допивайте ваше пиво спокойно и без опаски: ничего в нем нет и быть не может!
И, приблизив губы к ломким крашеным волосам, он быстро прошептал:
– Шла бы ты прямо сейчас домой, Надя. Можешь кого-нибудь на подмену вызвать? Я тебя у выхода подожду…
Надя испуганно кивнула и скользнула обратно в подсобку, где стоял телефон.
Кис даже немного пожалел, что прибегнул к такому шоковому методу выяснения правды, но… Наедине с детективом Надя могла бы и не признаться, а времени на долгие хождения и неопределенные подозрения у Киса нетути. В конце концов, не маленькая, должна была соображать! И все, что может теперь для нее сделать Кис, – это проводить до дома…
Но в зальчике, кажется, страсти поутихли, и теперь мужики шумно дискутировали на тему «бабы – дуры».
– А че, мне бы за это деньги предложили, так я б и сам че хошь подсыпал! – услышал он чье-то веселое ржание, закрывая за собой дверь…
«Карден» и «Монблан»
Вечер в маленьком грузинском ресторанчике, затерянном в Чистопрудных переулках, оказался настолько упоительным, что Марина даже забеспокоилась. Слава был предупредителен, ухаживал красиво, но ненавязчиво, разговор вел непринужденный и с юмором, артистично травил разные байки из жизни и анекдоты (приличные) и к теме колье не возвращался. Марина хохотала от души и думала, что давно у нее не было такого легкого и приятного общения… Даже спросила:
– У вас явно есть актерские данные. Вы о карьере актера никогда не думали?
Слава рассмеялся:
– А вы проницательны… Верно, думал. Даже в самодеятельной студии занимался. Но, согласитесь, Марина, карьера актера в наши дни – это несерьезно. Артистичность – такая маленькая, крошечная часть таланта. А чтобы быть настоящим, известным и признанным актером, нужен большой и настоящий талант. Вот его-то у меня никогда не было. А на средненькую карьерку я не согласен. Так что идею эту я быстро выбросил из головы. Кстати, моя врожденная артистичность мне очень помогает в работе, в контактах с людьми… – С этими словами Слава протянул ей визитку: – Здесь все мои телефоны, но лучше звонить на мобильный: на работе горю, а дома бываю поздно…
«Вячеслав Соловьев, менеджер по маркетингу» – значилось на визитке под грифом одной довольно известной фирмы.
Заполучив визитку в руки, Марина окончательно успокоилась. И уж было открыла рот – напомнить о друге-слесаре, – как вдруг испугалась. Ей бы не хотелось, чтобы Слава решил, будто она встречается с ним только из-за обещанной помощи. Кажется, их отношения начали складываться, не стоило их портить практическими аспектами. С колье Марина может и подождать немножко; пусть эти отношения сначала чуть-чуть разовьются…
Слава ей всерьез понравился. И Марина безмерно удивлялась новому для нее чувству, даже беспокоилась, понимая, что ее захватывает – нет, уже захватило – что-то новое и сильное, еще не испытанное ею в жизни, но была так счастлива…
Как всегд