Ни шороха. Карточный столик в гостиной был заставлен пепельницами и пивными бутылками. На полу валялся стул со сломанной ножкой; она поставила его на место. На пианино, среди раскиданных газет и одежды, стояло блюдо с остатками бутербродов; при ее приближении оттуда юркнуло нечто маленькое.
На кухонном столе сохли остатки пищи. Вручную расписанный галстук Туини висел на спинке стула, а рядом под столом вместе с зажигалкой — тоже его — и двумя проволочными вешалками, валялась пижамная рубаха. Раковина была полна немытой посуды, мусорные мешки переполнены.
Сняв плащ, Мэри Энн зашла в спальню. При закрытых ставнях комната была погружена в янтарный сумрак, слегка затхлый из–за неприбранных простыней. Там, во мраке, она принялась неспешно раздеваться. Побросала юбку и блузку на кровать и, открыв стенной шкаф, стала нащупывать что–то среди пропахших нафталином вещей.
Вскоре она нашла то, что искала: женские джинсы и клетчатую рубашку, которая, когда она ее застегнула, была ей по колено. Надев мокасины, она подошла к окну и подняла шторы. То же она проделала и в других комнатах, а где смогла справиться с рамой, там раскрыла и окна.
Прежде всего она перемыла посуду. Затем стала тереть железной мочалкой с мылом деревянную сушилку. По голым рукам текли струйки въевшейся грязи. Остановившись, она убрала волосы с глаз, отдышалась и пошарила по ящикам в поисках тряпок. В стенном шкафу обнаружилась кипа чистых сорочек; разорвав их, она набрала ведро воды, развела мыло и принялась драить кухонный пол.
Покончив с этим, она взяла швабру и смахнула паутину со стен и потолка. На свежевымытый пол посыпалась сажа; тяжело дыша, она остановилась и поразмыслила. С потолка, конечно, надо было начинать, но теперь уж ничего не поделаешь.
Она собрала мусор и вынесла его на задний двор. Бак был полон; она высыпала свою охапку поверх и пошла обратно. Повсюду валялись банки и бутылки; в зарослях сорняка под ее ногой лопнула лампочка, и осколки разлетелись по сторонам. Она устало поднималась по лестнице, довольная, что выбралась из высокой травы невредимой: бог его знает, что там живет среди мусора и прогнивших досок.
Она принялась вытаскивать допотопный пылесос. Включившись, он выпустил облако пыли. Она расстелила газеты и нашла шпингалет, чтоб его открыть. Целая туча пыли оросила ее лицо, и она отпрянула в ужасе. Это уже слишком, черт побери. Не стоит оно того.
Усталая, сквозь пыльную дымку, она окинула взглядом то, что удалось сделать. Практически ничего. Как же ей привести в порядок то, что захламлялось годами? Слишком поздно, да и когда она еще только родилась — уже было поздно.
Она сдалась, с трудом сложила пылесос и оттащила его обратно в стенной шкаф.
К черту этот его свинарник. К черту и его самого, подумала она о Туини. Пусть сам за собой убирает. Она пошла в комнату и стала искать в шкафу чистые простыни и покрывала. Выкинула грязное белье в коридор, едва не запутавшись в нем, и перевернула матрас.
Застелив постель, она разгладила покрывало и рухнула на кровать. Скинула мокасины, вытянулась, закрыла глаза. Тишина и покой. Иди ты к черту, Карлтон Туини, снова подумала она. Пол прав: ты придурок. Огромный ухмыляющийся придурок. Но, думалось ей, это не все. Совсем не все. Да, папочка, думала она, ты мог бы обращаться со мной и получше, но, черт побери, когда и кто со мной церемонился?
Она зашла в тупик. Верить в Туини больше не получалось. Она не могла дальше обманывать себя; он не был тем, кем она хотела его видеть — большим, добрым мужчиной, на которого можно положиться. Из–за него на нее снова обрушились и старые страхи, и прежнее одиночество.
Размышляя об этом, она заснула.
В два пополудни на лестнице послышались голоса; спустя минуту дверь отворилась и вошел Карлтон Туини в обнимку с Бет.
— Боже правый, — сказала Бет, наморщив носик, — откуда столько пыли? — Она застыла возле кипы грязного белья. — Что тут происходит?
— Кто–то здесь был, — проворчал Туини и, отойдя от нее, заглянул в гостиную. — Это, наверное, Мэри Энн, она часто заходит.
— У нее что, и ключ есть?
— Да. Она приходит и убирает у меня. Ей это нравится. — Туини подошел к спальне и застыл. — Разрази меня гром!
— Что такое? — Бет подошла и заглянула ему через плечо.
На кровати спала Мэри Энн. Лоб ее был нахмурен, лицо недовольно. Бет и Туини, остолбенев, стояли в дверях.
И тут Туини начал тихонько хихикать. Хихикал он высоким фальцетом, сверкая широкой ухмылкой. Смех заразил и Бет — она низко, отрывисто зафыркала.
— Бедная мисс Мэри Энн, — прошептал Туини, стараясь не смеяться в голос.
Но сдержаться не получилось. Его лицо судорожно перекосилось, и они с Бет принялись повизгивать и ловить воздух в промежутках между взрывами хохота. Мэри Энн шевельнулась на кровати; веки ее затрепетали.
— Бедная мисс Мэри Энн, — повторял Туини, захлебываясь от смеха.
Так они и стояли, покачиваясь взад–вперед, пока дверь не распахнулась и в квартиру не вломился Дэниэль Кумбс.
Узнав его, Туини встал между ним и Бет, тот же поднял пистолет и почти не глядя выстрелил. Мэри Энн проснулась от шума; приподнявшись, она увидела, как Кумбс бежит от двери к спальне, нацеливаясь на Туини и Бет.
— Сейчас я буду тебя убивать, ниггер! — крикнул Кумбс, пытаясь выстрелить снова.
Он наступил на пачку журналов и поскользнулся. Туини, выпихнув Бет из коридора, схватил его за горло. Кумбс тщетно старался высвободиться, яростно размахивая руками. Туини хладнокровно потащил его на кухню.
— Туини! — завопила Мэри Энн. — Не надо!
И вот они с Бет уже повисли на нем. Туини, не обращая на них внимания, продолжал волочь свою добычу. Лица Кумбса не было видно за полами его пиджака; он беспомощно скреб ногами по полу, пока Туини не шарахнул его о кухонный стол, с которого упали солонка и сахарница, и не припер к раковине.
— Ради Христа, — молила Мэри Энн, колотя Туини по голеням.
Бет впилась ему в лицо своими длинными красными ногтями.
— Не делай этого, Туини! Тебя упекут на всю оставшуюся жизнь; тебя вздернут на виселицу, потом линчуют, обольют бензином, сожгут и будут плевать в огонь, плевать на твой труп. Туини, да послушай же меня!
Удерживая Кумбса одной рукой, Туини рывком открыл ящичек под мойкой и стал шарить среди столовых приборов, пока не нашел ледоруб. Тут Кумбсу удалось высвободиться — он метнулся к двери, вылетел в коридор и, оглушительно топоча, помчался вниз по деревянной лестнице.
Вдруг он пронзительно, по–овечьи взвизгнул; послышался треск старого дерева. А затем раздалось тихое «плюх», будто вдалеке опорожнило желудок какое–то огромное животное.
— Упал, — прошептала Бет, — мой муж.
Мэри Энн рванула к двери. Перила были на месте, но внизу лестницы лежал Дэниэл Кумбс. Перепрыгивая через ступеньки, он споткнулся и потерял равновесие.
Выскочила Бет.
— Он мертв?
— Я–то откуда знаю? — холодно ответила Мэри Энн.
Отпихнув ее в сторону, Бет проворно спустилась к своему мужу. Мэри Энн посмотрела еще секунду и вернулась в квартиру. Туини все еще сидел на кухне; выходя оттуда, он расправил рубашку и одернул галстук. Он был выбит из колеи, но не выглядел встревоженным.
— А копы–то, — сказал он, — ох как будут недовольны.
— Хочешь, чтоб я им позвонила?
— Да, пожалуй.
Она взяла телефон и набрала номер. Закончив, она повесила трубку и посмотрела ему в глаза.
— Ты хотел его убить.
Для нее это было последней каплей.
Туини промолчал.
— Твое счастье, что он вырвался, — сказала она безразлично, — теперь тебе не о чем беспокоиться.
— Хочется верить, — согласился Туини.
Мэри Энн присела.
— Приложи что–нибудь себе к лицу.
Скула — там, где они с Бет вцепились в него — кровоточила.
— Что ты сделал с ледорубом?
— Положил обратно в ящик, естественно.
— Ступай вниз и убедись, что она не станет об этом болтать. Торопись, пока они не приехали.
Она уже слышала вой сирен.
Туини послушно двинулся к двери. А Мэри Энн осталась сидеть, потирая ступню, которую подвернула, когда повисла на Туини, а он поволок ее. Через некоторое время она встала и пошла в спальню. Там она переоделась в юбку и блузку и уже вставала на каблуки, когда приехала полиция.
Когда она спускалась по лестнице, первый полицейский — она запомнила его с прошлой ночи — внимательно посмотрел на нее.
— Вас я не помню, — сказал он.
Мэри Энн ничего не ответила. Она остановилась, чтобы взглянуть на труп Кумбса, и где–то на краю ее сознания мелькнула мысль о том, что на работу попасть сегодня уже не удастся.
Глава 13
Однажды утром в начале декабря Джозеф Шиллинг стоял и рассматривал свою уличную витрину. Солнце ярко светило, и он хмурился, представляя, как деформируются пластинки в конвертах. Потом он вспомнил, что конверты пусты — прежде чем выставить их на витрину, он сам вынул все диски. Довольный, он отпер дверь и зашел в магазин.
На прилавке громоздились кипы пластинок. Оставив их пока без внимания, он взял из стенного шкафа швабру и принялся расчищать сор, скопившийся возле двери за ночь. Закончив, зашел обратно и включил в сеть акустическую Hi–Fi систему, установленную над дверью. Выбрал из груды пластинок на прилавке и поставил на проигрыватель «Музыку на воде» Генделя.
Когда он снова вышел, чтобы развернуть тент, за его плечом возникла Мэри Энн Рейнольдс.
— Я думала, вы открываетесь в восемь. Я уже полчаса здесь сижу, — сказала она, указывая на «Синего ягненка».
— Я открываю в девять, — сказал Шиллинг, аккуратно раскручивая тент, — или вроде того. На самом деле у меня нет четкого расписания. Иногда, в дождливые дни, не открываю и до полудня.
— Кого вы наняли?
— Никого, — ответил Шиллинг.
— Никого? Всю работу один делаете?
— Иногда ко мне заходит помочь старая подруга. Учительница музыки.
— Вы имеете в виду Бет Кумбс.