— Может быть. И поэтому тоже.
— Чтобы наверстать, что с тобой не успела? — Она говорила без тени смущения.
— Думаю, она пошла на это от безысходности, — ответил он. — Ей нужно было сделать что–то, и она понимала, что со мной у нее не получится. И тут ей попался Арт.
— Разве ты не видишь, что она дрянь–человек?
— Это уж я сам как–нибудь решу.
Она кивнула.
— Это мое дело, — добавил он.
— Ну, решай. — Глаза у нее загорелись, она смотрела на него пристально, с угрозой. — Плохой она человек. Никудышный. Зачем ты делаешь вид, что это не так? Не понимаю, как такой мужчина, как ты, мог связаться с ней.
— Ты безжалостна.
— Что–что? О чем ты? — Взгляд ее стал подозрительным.
— Ты, Рейчел, самая настоящая пуританка. Уж такая праведница.
— Ты на ней женишься, чтобы от меня отделаться?
— Нет, — сказал он.
— Так зачем же тогда?
— Потому что я люблю ее.
— А тебе не кажется, что она теперь — как вещь общего пользования?
— Нет, — ответил он.
— Ты понял, что я в записке хотела тебе сказать?
— Понял. Поэтому и пошел за тобой.
— Что ты об этом думаешь?
Ему нечего было ответить.
— Я считаю, что тебе нужно забыть про нее и жениться на мне. Вот так. Из меня хорошая жена получится. Не веришь? Ты не веришь, что я на все готова, только бы тебе хорошо было?
Слова застряли у него в горле.
— Я не могу сказать тебе «да», — наконец произнес он.
— И что тогда? Значит, не женишься?
Он знал, что она спрашивает его в последний раз. И если он сейчас откажется, то с этим покончено. Какой соблазн! Как близок он к тому, чтобы согласиться. Пошло все к черту, подумал он. Это точно стоит все го остального, и даже больше.
— Постой, — сказала Рейчел и зажала уши руками. — Ничего не говори прямо сейчас. Сходи со мной в магазин… Одежду для беременных хочу посмотреть.
Она убрала посуду и поставила ее в раковину. Потом, надев свое чуть не волочащееся по полу коричневое пальто, вышла из квартиры. Он по шел с ней — ему хотелось этого, хотелось побыть с ней как можно дольше. Они оба, чувствуя что–то похожее, слонялись по улицам, лениво шли мимо магазинов, рассматривали витрины, людей. Рейчел заходила внутрь, разговаривала с продавцами, ей до всего было дело. До магазина одежды они добрались только в три часа.
На обратном пути она предложила:
— Давай колы где–нибудь попьем.
Впереди был ларек с хот–догами. Из радиоприемника доносились звуки джампа.
— Что будешь? — спросил он, доставая мелочь.
— Колу, и все.
Поставив пакет с одеждой у ног и перекинув пальто через руку, она прислонилась со стаканом кока–колы к стене киоска. Она пила молча, видимо, обдумывая то, что он сказал.
— Тебе ее жалко? — спросила она. — В этом дело?
— Нет, — сказал он.
— Тогда я не понимаю.
— А что ты чувствуешь к тем, кто беспомощен? Пользуешься этим?
Зажав в губах соломинку, она молча изучала его.
— Некоторые пользуются, — сказал он. — Даже большинство.
— Они сами виноваты, что такие слабые, — ответила она.
— Боже.
— Слабые не выживают. Это ведь эволюция, разве нет? Естественный отбор, или как там?
— Да, конечно, — понимая бесполезность спора, согласился он.
— А что тут плохого?
— Ничего.
— Но ты так не считаешь, — сказала она.
— Я так не считаю, когда я люблю человека. Если он беспомощен и ему нужна помощь, мне хочется помочь. Ты думаешь так же. Сама это говорила.
— Когда это?
— Ты сказала, что мне нужно о ней заботиться.
— Но она не заслуживает этого, — сказала Рейчел.
— Ладно, оставим это.
— Ты не можешь объяснить мне?
— Нет. Наверное, не могу.
— Ты любишь ее за то, что она слабая? Да? Ты не можешь иметь детей, поэтому тебе нужен кто–то, о ком ты будешь заботиться.
— Это не так, — сказал он.
— Будешь… смотреть за ней.
Допив кока–колу, она поставила пустой стакан на полку под окном, подняла с земли пакет и пошла.
— В этом только часть правды, — сказал он. — Другая часть в том, что мы с ней понимаем друг друга каким–то необъяснимым образом. Ты пытаешься разложить все по полочкам, но это невозможно. Я не могу сказать, что люблю ее за то, что она беспомощна, так же как не мог бы сказать, что люблю тебя за то, что ты не беспомощна. Я люблю именно ее, больше всего на свете, и если она бессильна, мне нужно помочь ей. Если бы я оказался беспомощным, тебе ведь захотелось бы позаботиться обо мне, разве нет? Ты бы рада была. Это доставило бы тебе удовольствие.
Она кивнула.
— Вот видишь, в тебе это есть, — сказал он. — Это чувство — одно из самых сильных в тебе. Скоро у тебя родится ребенок, и, может быть, ты сможешь направить часть этого чувства на него. И потом, у тебя есть Арт. Видит бог, ему нужна помощь.
Во дворе перед одним из домов за забором внимание Рейчел привлекла огромная кактусовая георгина с махровыми цветками. Цветы были размером с тарелку. Она подошла к забору. Не успел он ее окликнуть, как она перегнулась через ограду и сорвала цветок.
— Ты совершила смертный грех, — сказал он.
— Это тебе, — ответила она.
— Положи обратно.
— Обратно не пришьешь.
Она держала георгину в вытянутой руке, но он не взял ее.
Подметавшая дорожку у дома дородная старуха увидела цветок и подбежала к ним.
— Это что такое? — хрипло воскликнула она в гневе. Бородка кожи на ее шее поднималась и опускалась. — Вы не имеете права таскать цветы с чужих дворов. Я сейчас полицию вызову, пусть вас заберут!
Рейчел протянула георгину старухе. Та молча схватила цветок, подняла метлу и пошла в дом. Вскоре за ней захлопнулась сетчатая дверь.
Джим и Рейчел пошли дальше. Рейчел спросила:
— За кем же я буду смотреть? — Вдруг она встала на цыпочки и поцеловала его. Губы у нее пересохли и потрескались. — Никого у меня нет. — Она снова поцеловала его и отпустила. — Это все, что я могу сделать, — сказала она. — Разве не так?
— Прими бедного парня обратно.
— Нет, — сказала она.
— Сжалься.
По ее лицу было видно, что он затронул в ней что–то, но она старалась не показать этого. В ней шла внутренняя борьба, она пыталась найти решение.
— Дай ему то чувство, которое у тебя есть, — сказал он. — Оно ему предназначено. Он твой муж, и ребенок — его.
— Ребенок — твой.
— Нет, — сказал он. — Хотелось бы, чтоб он был мой, но это не так. Он не мой, и ты не моя.
— Я твоя.
— Рейчел, я не могу жениться на тебе. Если ты позволишь, я помогу твоему малышу деньгами. Хочешь? А если ты решишь отдать ребенка, захочешь жить сама по себе, если поймешь, что не сможешь обеспечить его, то, может быть, мы бы его усыновили.
— Ты и Пэт?
— Может быть. Если ты откажешься от малыша.
— Не откажусь, — сказала она. — Он мой.
— Ну и хорошо.
— Ты не можешь заполучить его без меня, — сказала она. — Тебе придется взять нас обоих.
— Тогда вопрос исчерпан.
За все остальное время, что они шли обратно, она ни разу не взглянула на него, не проронила ни слова. У двери своей квартиры, вставив ключ в замок, она спросила:
— А она будет заботиться о тебе?
— Надеюсь.
— Скажи ей, чтоб с пьянкой завязывала.
— Скажу.
— Наверное, не пила бы — все было бы у нее нормально. Не понимаю, как женщина может так пить. — Она шагнула через порог к себе домой. — Мне нужно на работу собираться. Пора прощаться.
— До свидания, — сказал он.
Он прикоснулся к ее волосам, повернулся и стал подниматься по ступенькам к дорожке.
Стоя у двери, она сказала:
— Если ты женишься на ней, я хочу сделать вам подарок.
— Найди лучше своего мужа, — ответил он.
Но она уже шла вверх по ступенькам.
— Что она любит? — спросила она нахмурившись. — Может, что–нибудь для кухни ей купить? Одежду я бы не стала ей дарить. В одежде она лучше моего разбирается.
— Просто пожелай нам удачи.
Рейчел взяла его за руку.
— Можно я еще с тобой побуду? Немножко. Ладно?
Держась за руки, они дошли до «Вулвортса» — десятицентовки[91].
— Нет, — остановилась она. — Так не пойдет.
Через некоторое время им попался ювелирный магазин, и она направилась ко входу.
— Ты не можешь себе этого позволить, — сказал он, останавливая ее. — Если ты серьезно настроена, подари нам открытку.
— Гостей звать будете?
— Не знаю. Может быть.
Она вошла в ювелирный магазин и подошла к главной витрине.
— У меня всего три или четыре доллара, — призналась Рейчел.
В витрине были выставлены серебряные и посеребренные предметы. Рейчел заставила продавца вытащить их один за другим и осмотрела. После долгих раздумий она купила лопаточку для торта, и продавец завернул ее в подарочную бумагу.
— Ей понравится, — сказала она, когда они вышли из магазина. — Да ведь?
— Конечно, — согласился он.
— Ты рассмотрел ее? — спросила Рейчел. — Сделано в Голландии. Небольшая, правда, и не такая нарядная, как другие вещи.
Дома она развернула лопатку и заново обернула ее собственной бумагой, по–своему запечатала и обвязала ленточкой.
— Так лучше, — сказала она, скручивая ленту лезвием ножниц. — Мне на Рождество приходилось в универмаге в центре города работать — покупки заворачивать.
В ленту она вставила гладиолус и несколько зеленых листьев и закрепила их скотчем.
— Очень красиво, — сказал он.
Она положила подарок в бумажный пакет.
— Это вам обоим.
— Спасибо, — поблагодарил он ее.
— А я, наверно, не пойду, — сказала она.
— Хорошо, — согласился он.
Проводив его до двери, она спросила:
— Можно, мы к вам в гости придем?
— В любое время, — ответил Джим.
Она мешкала у двери, говорила медленно, не глядя ему в глаза.
— Можно задать тебе вопрос?
— Сколько угодно.
— Или, может, попросить об одолжении. Я тут думала, вернешься ты на радио со своей программой или нет.