— Хозяйке позвонил?
— Ясное дело. — Туини нахмурился. — Водопроводчик должен вот–вот прийти. Обычная волокита. — Он уныло замолк.
— Ее зовут Мэри Энн Рейнольдс, — сказал Нитц, указывая на девушку.
— Приятно познакомиться, мисс Рейнольдс. — Туини церемонно кивнул.
— Вы очень круто поете, — ответила Мэри Энн.
Его темные брови шевельнулись.
— О? Спасибо.
— Я прихожу сюда при каждой возможности.
— Спасибо. Да. Мне кажется, я вас уже видел. И даже не один раз, — сказал он, вставая. — Нужно пойти позвонить. Не могу же я допустить, чтоб мой диван погиб.
— Импортный тасманский мохер, — пробормотал Нитц, — исчезающий вид, хер пушистый обыкновенный.
Туини уже поднялся.
— Рад знакомству, мисс Рейнольдс. Надеюсь, еще увидимся, — и он удалился по направлению к телефонной будке.
— Зеленый хер пушистый, — добавил Нитц.
— Да что с тобой? — потребовала объяснений Мэри Энн. Провокационный бубнеж Нитца раздражал ее. — Я читала, как однажды водогрей взорвался и погибла куча детей.
— Ты читала это в рекламе. В рекламе благоразумия. Семь симптомов рака. Ну почему я не застраховал свою крышу? — Нитц зевнул. — Используйте алюминиевые трубы… не пропускают садовых вредителей.
Мэри Энн следила за Туини, но его уже не было видно; дымка поглотила его. Она гадала, каково это — знать такого человека, быть рядом с таким великаном.
— Зря ты это, — произнес Нитц.
— Что зря?
— Насчет него. Я вижу, как ты на него смотришь… Пошло–поехало. Новый план.
— Какой план?
— Как всегда. Ты в своем плаще, руки в карманах. Стоишь себе где–нибудь с этаким озабоченным видом. Ждешь, когда кто–то появится. Что тебе неймется, Мэри? Ты достаточно умна; можешь сама о себе позаботиться. Тебе не нужен храбрый портняжка, чтоб тебя защищать.
— В нем есть стать, — сказала она. Она продолжала смотреть; он должен был появиться снова. — Это вызывает уважение. Стать и достоинство.
— А отец у тебя какой?
Она пожала плечами:
— Не твое дело.
— Мой отец пел мне колыбельные.
— Ну, — сказала она, — очень мило.
— В таком духе, — бормотал Нитц, — мама, мама, мама… — Он пел все тише, словно проваливаясь в сон. — Вижу я свой гробик, мама. Бух, ух–ох. — Он постучал по клавишам монеткой. — А теперь сыграем это. Ага.
Мэри Энн недоумевала, как это Нитц может клевать носом, когда вокруг столько поводов для беспокойства. Нитц, похоже, полагал, что все должно складываться само собой. Она ему завидовала. Она вдруг пожалела, что не может хотя бы ненадолго отпустить поводья, расслабиться настолько, чтобы отрадные иллюзии овладели и ею.
Внезапно ей послышались отголоски давнишнего ритма, жуткой колыбельной. Она никак не могла забыть ее.
…коль суждено уснуть и не проснуться…
— Ты не веришь в бога? — спросила она Нитца.
Он открыл один глаз.
— Я во все верю. В бога, в Соединенные Штаты, в гидроусилитель руля.
— Толку от тебя мало.
Карлтон Туини снова появился в углу бара. Он болтал с завсегдатаями; сдержанный и гордый, передвигался он от столика к столику.
— Не обращай на него внимания, — пробурчал Нитц, — сейчас он уйдет.
Карлтон Туини приблизился, и она снова вся сжалась. Нитц излучал осуждение, но ей было глубоко наплевать; для себя она уже все решила. И вот она вскочила — быстро, в одно движение.
— Мистер Туини, — выпалила она, и в голосе ее звучали, видимо, все ее чувства, потому что он остановился.
— Да, мисс Мэри Энн?
Она вдруг занервничала.
— Как… ваш водогрей?
— Не знаю.
— А что сказала хозяйка? Вы разве ей не звонили?
— Да, звонил. Но не застал ее.
Затаив дыхание от страха, что он вот–вот уйдет, она не отступала:
— Ну и что же вы намерены делать?
Губы его скривились, а глаза медленно подернулись поволокой. Повернувшись к Полу Нитцу, по–прежнему развалившемуся на банкетке возле пианино, он спросил:
— Она всегда такая?
— По большей части. Мэри живет во вселенной протекающих горшков.
Она покраснела.
— Я думаю о тех, кто живет внизу, — защищалась она.
— О ком? — не понял Туини.
— Вы же на самом верхнем этаже, не так ли? — Она еще не потеряла его, но он уже начинал ускользать. — Вода просочится к ним и испортит им стены и потолки.
Туини двинулся дальше.
— Пусть судятся с хозяйкой, — сказал он, закрывая тему.
— А когда вы закончите выступление? — спросила Мэри Энн, поспевая за ним.
— Через два часа, — ухмыльнулся он, глядя на нее сверху вниз.
— Два часа! Да они к тому времени, может, уже помрут.
Ей предстало видение хаоса: бьющие вовсю гейзеры, расколотые доски, а поверх всего — треск пожара.
— Лучше бы вам пойти туда прямо сейчас. А споете потом. А то нечестно получится по отношению к соседям. Может, там дети внизу. Есть у них дети?
Туини все это уже не забавляло, а начинало раздражать; он не любил, когда ему указывали, что делать.
— Благодарю за участие.
— Идемте.
Она уже все придумала.
Он с холодным недоумением уставился на нее.
— О чем это вы, мисс Мэри Энн?
— Идем! — Она схватила его за рукав и потянула к двери. — Где ваша машина?
Туини вознегодовал:
— Я вполне в состоянии разобраться без вашей помощи.
— На парковке? Ваша машина на парковке?
— У меня нет машины, — угрюмо признался он; его желто–кремовый «Бьюик» — кабриолет недавно был изъят за неуплату кредита.
— А далеко ваш дом?
— Недалеко. Квартала три–четыре.
— Тогда пройдемся. — Она твердо решила не отпускать его дальше, чем на расстояние вытянутой руки, и в своей настойчивости проглотила его проблему целиком.
— А вы что, тоже пойдете? — спросил он.
— Разумеется, — ответила она на ходу.
Туини неохотно пошел за ней.
— В вашем участии нет необходимости.
Идя за ней, он как будто стал еще больше, еще выше и прямее. Он был потревоженным государством. Он был империей, чьи границы нарушил враг. Но она заставила его действовать; она, нуждаясь в нем, принудила его с собой считаться.
Держа раскрытой входную дверь, она сказала:
— Не будем терять времени. Вот вернемся, и тогда вы споете.
Глава 4
Они плелись по торговой части трущоб, и сказать обоим особо было нечего. Магазины, к этому времени уже закрытые, уступили место частным домам и многоквартирным зданиям. Дома были старыми.
— Это район для цветных, — сказал Туини.
Мэри Энн кивнула. Ее возбуждение схлынуло; она чувствовала себя уставшей.
— Я живу в районе для цветных, — повторил Туини. — Кроме шуток.
Он с любопытством взглянул на нее.
— Вы всегда так суетитесь, мисс Мэри Энн?
— Я перестану суетиться, — сказала она, — когда сочту нужным.
Он громко рассмеялся:
— Я никогда не встречал таких, как вы.
Теперь, когда они покинули «Королек», он держался не так официально; его сдержанность уступила место открытости. От этой прогулки по пустынному вечернему тротуару Туини даже начинал получать удовольствие.
— Вы любите музыку, верно? — спросил он.
Она пожала плечами:
— Конечно.
— Мы с Нитцем не особенно ладим. Он предпочитает играть самый обычный популярный джаз. А я, как вы, возможно, заметили, стараюсь привносить в свои песни более изящные музыкальные формы.
Мэри Энн слушала, но слов почти не разбирала. Глубокий голос Туини придавал ей уверенности; он отчасти рассеивал ее смущение, и этого было достаточно.
Присутствие негров ее всегда успокаивало. В их мире было как будто больше тепла и меньше напряжения, чем у нее дома. Ей всегда было легко разговаривать с чернокожими; они были похожи на нее. Они тоже были аутсайдерами и жили в своем отдельном, обособленном мирке.
— Вас тоже много куда не пускают, — громко сказал она.
— Вы о чем?
— Но вы такой талантливый. Каково это — уметь петь? Вот бы я могла делать что–то подобное.
Она вспомнила о спрятанном в сумочке объявлении, и ее беспокойство усилилось.
— А вы где–нибудь учились? В колледже?
— В консерватории, — отозвался Туини. — Способности к музыке у меня нашли довольно рано.
— А вы тоже состояли в баптистской церкви?
Туини сдержанно рассмеялся:
— Нет, конечно.
— А где вы родились?
— Здесь, в Калифорнии. Я решил остаться тут на постоянное жительство. Калифорния — богатый штат… с неограниченными возможностями, — в подтверждение этой мысли он указал на рукав своего пиджака. — Этот костюм сшили специально для меня. Скроили и подогнали в солидной фирме в Лос–Анджелесе.
Он пробежался пальцами по шелковому галстуку с ручной росписью.
— Одежда — это важно.
— Почему?
— Людям видно, что у тебя есть вкус. Одежда — это первое, на что обращаешь внимание. Вы как женщина должны быть в курсе.
— Да, пожалуй.
Однако ее это мало волновало; для нее одежда была всего лишь обязанностью, накладываемой обществом, — такой же, как гигиена и приличное поведение.
— Приятный вечер, — заметил Туини. Он обогнул ее, чтобы идти по внешней стороне тротуара, — жест джентльменской заботы. — У нас в Калифорнии погода просто превосходная.
— А в других штатах вы бывали?
— Конечно.
— Вот бы я могла отправиться куда–нибудь, — сказала Мэри Энн.
— Когда побываешь в нескольких больших городах, начинаешь понимать одну фундаментальную вещь. Все они похожи один на другой.
Она приняла эти слова, но ее стремление от этого не угасло.
— Я бы хотела уехать куда–нибудь, где получше, — выразиться более внятно она была неспособна, да и сама идея была не яснее. — Но где лучше? Назовите мне какое–нибудь приятное место, где живут приятные люди.
— В Нью–Йорке есть свое очарование.
— А люди там приятные?
— В Нью–Йорке прекрасные музеи и оперные театры — одни из лучших в мире. Люди там культурные.
— Понятно.
Сойдя с тротуара, Туини сказал: