Рамзес небрежно отталкивает мою ногу, как вы бы поступили с животным, вставшим на вашем пути. Его член становится только тверже.
Вместо этого я перебираюсь на диван и опускаюсь на его бумаги, намеренно сминая их.
Он сурово кладет руку мне на спину и прижимает к себе, удерживая меня в неподвижном состоянии.
— Расслабься.
Я не собираюсь расслабляться — теперь у меня есть его номер.
Я жду несколько мгновений, а затем снова начинаю вторгаться в его пространство, кладу голову ему на колени, позволяю пальцам танцевать вверх-вниз по его икрам.
Я еще не совсем лежу на его члене, но его тепло уже близко к моей щеке, его треники натянуты. От его бедер, толстых и твердых подо мной, исходит тепло, каждое из них такое же большое, как все мое тело. Обхватить руками его ноги — все равно что обнять красное дерево.
Я смотрю в лицо Рамзеса.
Он старается не улыбаться, пытаясь не отрывать глаз от своего отчета.
Мне нравится смотреть на него, когда он не может смотреть на меня.
Черная щетина очерчивает его черты, делая челюсть острее, а губы мягче. У Рамзеса длинное худое лицо, нос, который должен был бы быть непривлекательным, но не является таковым, и брови, которые добавляют свирепости, которую пытается выдать его рот.
Его волосы нуждаются в стрижке. Они мягкие на фоне жестких форм и линий. Его одежда мягкая на фоне упругости его тела.
Его пентхаус такой же — мрачный, мужественный, но с текстурами, которые засасывают вас, как зыбучие пески. Здесь царит полуночный сон.
Эта игра — не то, чего я ожидала.
Рамзес выглядит как грубый человек, но он великолепен, я слежу за его сделками уже несколько месяцев.
Ни один из нас не соответствует тому, как мы выглядим внешне.
Мне бы хотелось увидеть больше его внешних черт.
Об этом я думала весь день. Даже одержима.
Он просто такой… большой.
А я любопытная кошка.
Я выгибаюсь на боку. Член Рамзеса прямо перед моим лицом. Он еще не совсем твердый, только набухший и теплый.
Я просовываю руку в кошачьей перчатке, черной до костяшек. Легкими движениями я провожу ногтями по всей длине его члена, по гребню головки. Он вздымается под моей ладонью.
Рамзес накрывает мою руку своей, удерживая ее.
Он смотрит на меня сверху вниз.
— Хочешь внимания?
Я улыбаюсь ему.
Да. Прямо сейчас, черт возьми.
Я могла бы стать кошкой. Кошки — засранцы.
Рамзес подбирает бумаги, бросает их в портфель и откладывает его в сторону. Он делает глоток своего напитка, затем берет пульт и включает музыку.
🎶 Weekend — Mac Miller
Он откидывается на спинку дивана, широко раскинув руки по его каркасу. Я валяюсь у него на коленях, сердце бешено колотится, потому что я знаю, что мы вот-вот перейдем на новую передачу.
Я пытаюсь вытащить его член из штанов. Он снова останавливает меня.
Теперь я начинаю расстраиваться.
Впервые за целую вечность я испытываю влечение к клиенту, а он не позволяет мне прикоснуться к нему? Звучит чертовски правдоподобно.
Чего же он тогда хочет?
Я наблюдаю за лицом Рамзеса.
Есть то, что он думает, что хочет, и то, чего он хочет на самом деле. Они могут совпадать, а могут и не совпадать.
Рамзес делает еще один глоток своего напитка. Лед звякает в стакане. Я чувствую запах лайма на ободке. Я так и буду молчать? Я вроде как хочу выпить.
Рамзес окунает палец в джин и подносит его к моим губам.
Ликер капает мне на язык, прохладный и вкусный.
Он снова окунает палец. На этот раз я пью прямо с его пальца.
То, что я получаю лишь самую маленькую капельку за раз, заставляет меня отчаянно хотеть большего.
Рамзес погружает два пальца. Капельки падают вниз. Я слизываю их с губ, затем беру его пальцы между зубами и высасываю их дочиста.
Я не из тех, кто ест из чужих рук. Я даже вилками не делюсь.
Но сейчас я не Блейк.
Сейчас я животное, а у животных нет таких угрызений совести.
Рамзес играет в эту игру так сильно, что я погружаюсь в нее, теряя себя в этом испытании.
Я не просто облизываю его пальцы. Я облизываю их как зверь, голодный, неистовый. Я даже издаю хныкающие звуки.
Рамзес перестает дышать. Когда я поднимаю взгляд на его лицо, оно ошеломленное и пустое, словно он робот, и я только что стерла его программу. Ухмылка, которая прорывается сквозь него, настолько непринужденная и настоящая, что на секунду я тоже срываюсь и улыбаюсь в ответ.
Он хватает меня за лицо и целует.
Я целую его, как будто облизываю его пальцы, дико и безумно, пробуя языком как можно больше его вкуса.
Это заводит его мотор до упора. Он запускает руки в мои волосы и глубоко целует меня.
Губы Рамзеса полные и твердые. Во рту у него легкий привкус джина, но гораздо больше его самого. Его поцелуй переполняет меня — в нем так много от него, так много его запаха, его тепла, его рук, покрывающих мое тело.
Я целую его в ответ, как он просил меня той ночью, грязно, мокро, раскованно. Я хватаю его за лицо и лижу языком его щеку.
Это возмутительно и вызывает желание рассмеяться, но это чертовски сексуально, когда его щетина трется о мой язык. Каждая его часть приятна на вкус и на ощупь. Аромат его кожи сводит меня с ума. Когда я облизываю его шею, она более соленая, чем его губы.
Я ерзаю на его коленях, трусь о твердь, которую так хочу обнажить. Его руки обхватывают мою талию, затем скользят вверх по спине. Я пытаюсь засунуть руку в его брюки, где влажно и пульсирует. На этот раз, когда он останавливает меня, я рычу и кусаю его губу.
Рамзес берет меня за горло и укладывает к себе на колени, прижимая руку к груди и прижимая меня своим весом. Он наклоняется и смотрит мне прямо в лицо.
— Прекрати.
Дезориентирует то, как легко он может двигать меня. Я не маленькая, но по сравнению с ним я крошечная. Из-за этого мне кажется, что я уменьшилась.
Солнце уже полностью скрылось, на стенах блестят городские огни.
Я чувствую себя по-другому в этом костюме, в этом месте. Рамзес — не тот, кого я ожидала. Все, что я себе представляла, исчезло, я блуждаю вслепую.
Он проводит рукой по моему телу, заглядывая мне в глаза.
— Ты пришла за мной?
Я поднимаю на него глаза и слабо киваю.
— Ты хочешь доставить мне удовольствие?
Да.
— Ты хочешь сделать меня счастливым?
Да.
— Тогда я хочу, чтобы ты кончала для меня столько раз, сколько сможешь.
Он следит за моим лицом, чтобы убедиться, что я понимаю.
Это приказ, четкая цель.
Я испытываю тот восторг, который возникает, когда я точно знаю, что делать.
Я закрываю глаза, позволяя давлению ладони Рамзеса насытить мое тело, и по нему прокатываются волны удовольствия. Мои губы раздвигаются, и я начинаю уплывать…
Рамзес легонько шлепает меня по щеке, выводя из состояния неги.
— Посмотри на меня.
Я не могу скрыть своего раздражения. Я не хочу смотреть на него. Я не хочу ни на что смотреть — я хочу закрыть глаза, сосредоточиться на ощущениях.
Рамзес только ухмыляется. — Правильно — ты останешься здесь, со мной.
Его глаза — глубокая вода, без волн. Поначалу мне трудно выдержать его взгляд. Вскоре я уже не могу отвести взгляд.
От живота к шее распространяется румянец.
Рамзес медленно и размеренно гладит меня по бедрам, по груди. Мои соски достаточно твердые, чтобы причинять боль, проступают сквозь костюм. Ладонь Рамзеса проводит по их кончикам. Я выгибаю спину и стону.
Он прикасается к моей груди, позволяя толстым пальцам слегка обводить соски, словно рисуя на моей коже.
Я извиваюсь у него на коленях, сжимая бедра.
Он щиплет мой сосок, нежно перекатывая его. Каждое потягивание посылает волны удовольствия вниз по моим ногам.
Трудно сосредоточиться на ощущениях, когда мои глаза открыты, когда я смотрю на него. Так много вещей одновременно, отвлекающих меня, тянущих к себе, как птицы.
Мне кажется, я никогда не смотрела в чьи-то глаза так долго. Кажется, что правила меняются, чем дольше это продолжается. Отвести взгляд — значит что-то сделать. Держаться — значит еще больше.
Его рука опускается к моим бедрам, нежно разминая длинные мышцы квадрицепсов, узкие места вокруг коленей. От давления я расслабляюсь. Он двигает мной, как марионеткой, его большой палец прорабатывает точки напряжения. Кровь течет ровно, как по неперекрытой плотине, и меня покалывает до самых пальцев ног.
Мои бедра раздвигаются.
Рамзес знает, чего я хочу. Он проводит теплой ладонью по моему бугорку, забавляясь тем, что я стону и пытаюсь прижаться к его руке. Он проводит пальцами вверх и вниз по расщелине между губами моей киски, чувствуя, как влага просачивается сквозь костюм.
— Хорошая киска… тебе нравится, когда к тебе прикасаются.
Нравится — это еще не все. Я охреневаю от этого. Материал тонкий, но он блокирует ощущения. Я бьюсь бедрами о его руку, кончики его пальцев скользят по моему клитору, безумно близко, но не в состоянии установить полный контакт.
Я издаю отчаянные звуки, задыхаясь.
Рамзес улыбается.
Его пальцы легки и дразнящи. Волны удовольствия нарастают и нарастают, но никак не могут достигнуть пика.
Он прижимает один палец к моему входу. Материал поддается настолько, что он проникает внутрь на дюйм. Я стону и раздвигаю ноги шире, пытаясь надавить на его палец. Костюм растягивается еще немного.
Я бьюсь о его ладонь, умирая от оргазма. Не могу поверить, что позволяю ему видеть меня такой, что смотрю ему прямо в лицо, пока делаю это. Вот до какого безумия я дошла, слишком долго вися на грани.
Рамзес разрывает костюм в промежности. Это не требует от него никаких усилий, словно материал — паутина. Прохладный воздух падает на влажную кожу, обнаженную, раскрытую, как цветок.
Он смачивает два пальца во рту и прижимает их к моему клитору.
Я мгновенно начинаю кончать. Интенсивность прикосновения этих пальцев к моей голой кнопке — это провод под напряжением. Меня никогда не трогали до этого момента.