Музей-квартира А. М. Горького в Нижнем Новгороде (бывший доходный дом Н. Ф. Киршбаума, в котором М. Горький снимал квартиру в н. XX века)
Мемориальные доски на доме Н. Ф. Киршбаума
Шаляпинская комната в музее-квартире А. М. Горького
6 сентября Пешков прочитал свою пьесу «На дне» в Обществе любителей искусства и литературы в помещении Литературно-художественного кружка (Тверская улица, дом купца Г. Г. Елисеева). В числе слушателей, кроме Шаляпина, была труппа МХТ и группа писателей. О. Л. Книппер-Чехова в тот же день написала мужу: «Сегодня Горький читал сам пьесу. Волновался страшно и несколько раз плакал. Он выглядит нехорошо, кашляет и ужасно нервен. Были: Л. Андреев, Найдёнов, Чириков, Пятницкий, Шаляпин». Об этом событии 9 сентября сообщил своим читателям «Нижегородский листок»: «…6 сентября Максим Горький лично читал свою новую пьесу “На дне”. На чтении присутствовали: весь артистический и административный состав Художественного театра <…> Пьеса в чтении самого автора производит сильное впечатление. Предполагается поставить ее в Художественном театре в нынешнем сезоне». Премьера «На дне» состоялась 18 декабря 1902 года. О чтении пьесы оставила воспоминания М. Ф. Андреева:
Несессер Ф. И. Шаляпина
«Горький читал великолепно, особенно хорошо Луку. Когда он дошел до сцены смерти Анны, он не выдержал, расплакался. Оторвался от рукописи, поглядел на всех, вытирает глаза и говорит:
– Хорошо, ей-богу, хорошо написал… Черт знает, а? Правда, хорошо!
Вокруг на него смотрели влюбленными глазами, мы тогда все, от мала до велика, были влюблены в него, больше всех, пожалуй, Станиславский. Шаляпин обнял Алексея Максимовича и стал уговаривать:
– Ничего, ничего! Ты читай, читай дальше, старик!
Трудно описать, в каком мы все были восторге!»
Чайная «Столбы»
Ночлежный дом Н. А. Бугрова
Чайная «Столбы»
Здание на Живоносновской (совр. Кожевенной) улице с большими белыми колоннами было построено на средства купца Федора Петровича Переплетчикова в 1838 году по проекту нижегородского архитектора Г. И. Кизеветтера.
Ф. П. Переплетчиков принадлежал к числу замечательных нижегородцев: на редкость талантливый коммерсант, гласный думы, городской голова, благотворитель. Перед своей смертью в 1845 году он завещал свой дом городу с тем, чтобы доходы, получаемые с него, использовались в благотворительных целях.
В конце XIX столетия это здание приобрел крупный купец, городской глава Дмитрий Васильевич Сироткин, а 21 ноября 1901 года писатель Максим Горький организовал и открыл здесь клуб-чайную для босяков, т. е. арендовал помещение, в котором можно было попить недорого чаю с хлебом. Средства на обустройство чайной выделил другой нижегородский купец-благотворитель Н. А. Бугров. Помимо чайной в этом доме были оборудованы амбулатория и библиотека, в праздничные дни устраивались концерты и литературные чтения. Исполнялись произведения А. Пушкина, Л. Толстого, Ф. Достоевского, Н. Карамзина, А. Островского, М. Салтыкова-Щедрина и многих других. Часто после концертов обитатели «Миллиошки» шли в публичную библиотеку за произведениями тех авторов, которых слушали.
Поскольку здание было украшено колоннами, то его прозвали «Столбы». Именно это был дневной приют для нижегородских босяков, поскольку из ночлежки в утренние часы выгоняли. Помещение необходимо было убрать, привести в порядок к вечеру. В зимнее время, когда работы было мало, многие из бедняков не имели места, куда можно было пойти. Чаще всего шли по кабакам и пропивали оставшиеся деньги, но часто пили и в долг и впоследствии оказывались практически в кабале у трактирщиков. Попадая в разные подозрительные заведения, со временем превращались в закоренелых преступников. Вернуть таких людей в общество было сложно, но как доказывает история с чайной «Столбы», вполне реально.
После чтения пьесы Л. Н. Андреев, М. Горький, Вл. И. Немирович-Данченко, К. С. Станиславский, Е. Н. Чириков и Ф. И. Шаляпин отправили приветственную телеграмму Л. Н. Толстому по случаю 50-летия его литературной деятельности как одному «из величайших людей, дух коего будет направлять человеческую мысль еще в течение нескольких веков».
Второй раз авторское чтение пьесы «На дне» Шаляпин слушал 29 сентября, на этот раз на квартире Л. Н. Андреева. Через 10 дней, 8 октября, Леонид Николаевич напечатал в газете «Курьер» статью «Ф. И. Шаляпин», в которой сказал:
«Я хожу и думаю – и думаю я о Фёдоре Ивановиче Шаляпине. Сейчас ночь; город угомонился и засыпает: нет его назойливых звуков, нет его бессмысленно-пестрых красок, которые в течение всего дня терзают слух и зрение и так оскорбительны среди осеннего покоя и тихого умирания. <…>
Я вспоминаю его пение, его мощную и стройную фигуру, его непостижимо подвижное, чисто русское лицо – и странные превращения происходят на моих глазах… Из-за добродушной и мягко очерченной физиономии вятского мужика на меня глядит сам Мефистофель со всею колючестью его черт и сатанинского ума, со всей его дьявольской злобой и таинственной недосказанностью. Сам Мефистофель, повторяю я. Не тот зубоскалящий пошляк, что вместе с разочарованным парикмахером зря шатается по театральным подмосткам и скверно поет под дирижерскую палочку, – нет, настоящий дьявол, от которого веет ужасом. Вот таинственно, как и надо, исчезает в лице Шаляпина Мефистофель; одну секунду перед моими глазами то же мягкое очертание, смышленое мужицкое лицо – и медленно выступает величаво-скорбный образ царя Бориса. Величественная плавная поступь, которой нельзя подделать, ибо годами повелительности создается она. Красивое сожженное страстью лицо тирана, преступника, героя, пытавшегося на святой крови утвердить свой трон; мощный ум и воля и слабое человеческое сердце. А за Борисом – злобно шипящий царь Иван, такой хитрый, такой умный, такой злой и несчастный; а еще дальше – сурово-прекрасный и дикий Олоферн; милейший Фарлаф во всеоружии своей трусливой глупости, добродушия и бессознательного негодяйства; и наконец создание последних дней – Еремка. Обратили вы внимание, как поет Шаляпин: “а я куму помогу-могу-могу”. Послушайте – и вы поймете, что значит российское “лукавый попутал”. Это не Шаляпин поет и не приплясывающий Еремка: это поет самый воздух. <…>
И всё это изумительное разнообразие лиц заключено в одном лице; всё это дивное богатство умов, сердец и чувств – в одном уме и сердце вятского крестьянина Фёдора Ивановича Шаляпина… Просто не верится».
Серафим Николаевич Судьбинин (настоящая фамилия – Головастиков. 1867, Нижний Новгород – 1944, Париж) происходил из рода старообрядцев-кожевенников Головастиковых, истоки которого прослеживаются в летописи Богородска. Одно время он жил в Нижнем Новгороде в доме № 45 по улице Тихоновской. Серафим Николаевич работал телеграфистом и в свободное время участвовал в любительских спектаклях. Именно тогда его увлечение переросло в профессию. Серафим Николаевич, поступив в труппу Д. А. Бельского, антрепренера Нижегородского театра в 1881–1891 гг., в качестве псевдонима выбрал фамилию Судьбинин и стал вести жизнь провинциального актера. На рубеже ХIХ – ХХ веков Серафим Николаевич начинает свою актерскую стезю в Московском художественном театре.
Судьбинин начал выступать на сцене МХТ с самого первого спектакля – «Царь Федор Иоаннович» по пьесе А. Толстого, играя то князя Шуйского, то князя Мстиславского. Потом он занят уже в четырех спектаклях: «Антигона» Софокла, «Смерть Иоанна Грозного» А. Толстого, «Двенадцатая ночь» Шекспира и «Геншель» Гауптмана. В 1900 году в его репертуаре появляются еще 3 спектакля: «Снегурочка» А. Островского, «Доктор Штокман», «Когда мы, мертвые, пробуждаемся» Г. Ибсена.
Особенным, наиболее ярким и творческим на сцене этого театра для него стал 1902 год. Тогда он исполнил роль Нила в пьесе А. М. Горького «Мещане», а затем и Сатина (исполняли роль и К. Станиславский и С. Судьбинин) в его же пьесе «На дне». Именно тогда Судьбинин в одну из встреч с Горьким подарил свою работу – статуэтку Станиславского в роли Штокмана.
К. Станиславский в роли доктора Штокмана (по пьесе Ибсена). Скульптор С. Судьбинин
Вскоре А. М. Горький привез этот подарок в Нижний Новгород на ул. Мартыновскую и разместил в своём рабочем кабинете на книжной полке. Работа очень удачная, выразительная и в своем роде уникальная. Это редчайший случай в искусстве, когда художник, работая над образом артиста, сам досконально знал роль.
Готовясь к постановке пьесы «Мещане», в одном из писем того времени К. Станиславскому А. М. Горький дает характеристики каждому персонажу. А на роль Нила предлагает и исполнителей: «Если Нила будете играть Вы, это будет превосходно. Кроме Вас – никого не вижу. Судьбинин еще. Но я его не знаю и не могу судить, каков он может явиться в этой роли». Но именно Серафиму Николаевичу была поручена эта роль, и он с ней блестяще справился. За эту пьесу начинающий драматург получил литературную премию Грибоедова. И во многом этому успеху способствовали и участники спектакля, а значит, и Серафим Судьбинин.
Побывав в Париже в 1904 году, Серафим Николаевич решил окончательно стать скульптором. Но какое-то время он ещё продолжает выступать на сцене, играет в пьесах Л. Толстого «Власть тьмы», Г. Ибсена «Столпы общества» и В. Шекспира «Юлий Цезарь». В это же время он уже начинает выставлять свои работы на художественных выставках в Москве.
Вскоре Судьбинин переезжает в Париж, где обучается на средства С. Морозова в студиях Л. С. Бернштейна-Синаева и Ж. А. Энжальбера. К этому времени относится его работа и над скульптурным портретом А. М. Горького. По воспоминаниям Е. П. Пешковой и Е. Д. Телешова, скульптура была выполнена в 1904 году по фотографиям, снятым скульптором с натуры в Москве на репетициях пьес Горького в МХТ. Интересно, что не только образ М. Горького нашел яркое отражение в творчестве С. Судьбинина, но и одна из составляющих образа скульптора замысловатым и прихотливым образом вошла в литературное наследство М. Горького. В тексте драмы «Варвары» среди действующих лиц мы обнаруживаем Головастикова Павлина Савельевича, под 60 лет, мещанина. Фамилия редкая, не во всяком справочнике ее найдешь. М. Горький, разумеется, знал настоящую фамилию С. Судьбинина, поскольку они были близко знакомы. Возможно, она запомнилась ему не только своей комичностью и соотнесенностью с провинциальным мещанско-купеческим сословием, но и нелепым сочетанием с именем, что повторилось и в пьесе: Серафим Головастиков – Павлин Головастиков