Шамабад должен гореть! — страница 1 из 43

Пограничник. Том 3: Шамабад должен гореть!

Глава 1

Где-то в Афганистане за день до «операции».


— Что слышно от Курбана? — Устало спросил Юсуфза.

Фазир, стоявший у входа в старый домишко с земляным полом, напоминавший больше сарай, чем хоть что-то жилое, поклонился. Полез за кушак и достал маленькую записочку, принесенную голубем.

Хоть какой-то уют тут, в этом едва ли не хлеву, создавала маленькая железная печь на дровах, установленная прямо в очаге, где когда-то топили по черному.

Юсуфза, задумчивый и хмурый сидел в углу, на расстеленном тут ковре.

— Курбан пишет, что придет не один, — сказал Фазир, — с ним придет таджик-пограничник. Давний друг Курбана. Курбан пишет, что уговорил его уйти к нам. Уговорил, стать воином Бога.

Видя, что Юсуфза воспринял новость без особого энтузиазма, Фазир добавил:

— Они приведут еще кое-кого. Переведут Селихова, как подарок вам, господин. Курбан сообщил, что он тоже хочет уйти в горы, вместе с нами. Что бесконечные подозрения со стороны советских особистов, отравляют ему душу. Что он боится за свою свободу.

Захид-Хан поднял взгляд. Но ничего не сказал.

Фазир давно заметил, что его господин все глубже и глубже погружается в тяжелые мысли. Виной всему были американец и то положение дел, что повисло среди его людей.

Среди воинов Юсуфзы уже потянулись слухи о том, что Захид-Хан слишком зависим от американцев. Что теперь у него самого появились хозяева.

— Это ловушка, Фазир, — пробурчал Захид-Хан.

— Похоже на то, господин.

— Шурави что-то замыслили.

— Может, нам отказаться? — Помолчав несколько мгновений, спросил Фазир, — может, уйти в горы и затаится?

— Сколько у нас осталось еды, Фазир? — Поднял темные от недосыпа глаза Юсуфза, — На три? Четыре дня? А оружия? Последняя стычка отняла слишком много патронов… и жизней. Откажемся сейчас…

— Мой господин… — Проговорил с сожалением Фазир.

— Если откажемся сейчас, завтра уйдут многие. Сейчас мы не можем себе этого позволить. Фазир, мы выполним просьбу американца. Выполним с честью. Перейдем через Пяндж и вырвем у шурави Курбана. Преподнесем его американцу, а дальше пусть сам решает, что с ним делать.

— Слушаюсь, Захид-Хан, поклонился Фазир и хотел было выйти на улицу, но Юсуфза его остановил:

— Фазир, пусть Аллах-Дад возьмет самых преданных моих людей.

— Слушаюсь.

— И пусть возьмет Ахмада. Я хочу знать, действительно ли Курбан обещает мне того, о ком говорит, — Юсуфза посмотрел на Фазира пронизывающим, словно афганский ветер взглядом, — Если у меня не останется еды и оружия, то пусть останется хотя бы честь. Привести этого Шурави… Этого Селихова ко мне живым.

— Но если мы потерпим неудачу? — Спросил опасливо Фазир.

— Тогда… — помолчав, ответил Юсуфза, — тогда их Шамабад должен сгореть в пламени нашего праведного гнева.

* * *

Мы с Алимом молчали. Суровый дождь ревел вокруг. Немилосердно хлестал лица.

— Это нужно, чтобы выманить Аллах-Дада, — добавил особист. — Юсуфза объявил на тебя охоту, Александр. И так мы сможем выманить старшего сына Юсуфзы, взять его живым. Сможем узнать все — тайные тропы, по которым передвигается банда, их схроны, убежища. Юсуфза будет под нашим колпаком.

— Если клюнет, — сказал я холодно.

— Если клюнет, — покивал сам себе особист. — Потому ты нам и нужен, Саша. От твоего решения будет зависеть — будет ли у нас шанс уничтожить эту банду навсегда, или нет.

Я глянул на Алима. Его глаза под капюшоном блестели страхом. Нет, это был страх не перед врагом. Скорее перед Границей. Перед тем сакральным смыслом, который сам для себя выдумал Канджиев и в который теперь свято верил.

Граница сегодня ревела. Предвещала беду. Неужто это тот самый Дозор? Смертельный дозор? Но если даже и так, как Саша тогда, в прошлой моей жизни, пришел к этому моменту? Какую роль он сыграл?

Этого мне узнать было не дано. Зато я прекрасно понимал, какую роль сыграю я.

— Куда идти, товарищ Капитан? — Спросил я холодно.


— Я до сих пор не верю, что полковник это одобрил! — Орал Шарипов, сквозь шум дождя.

— Я прекрасно умею убеждать! — Самодовольно ответил ему Сорокин.

Курбана мы подобрали у ближайших ворот системы. Его привел Шарипов, видимо, приехавший на границу на машине. Дальше шли вчетвером.

Старик выглядел поникшим. Он молчал и смотрел только себе под ноги. Руки ему сковали наручниками.

Сорокин нас сопровождал. От Шарипова он получил рацию и теперь нес ее на плече.

— Ваша основная задача проста и одновременно сложна! — Сказал он, стараясь перекричать дождь, — Вы втроем ждете у Волчьего Камня, в нескольких сот метрах от Пянджа. Именно туда и должны прибыть душманы. Старик остается с вами. Глаз с него не спускать.

— А вы? — Спросил Алим.

— Я займу позиции вместе с засадой. Они должны были уже расположиться у камня, на возвышенностях.

— А мы приманка, — сказал я холодно.

— Совершенно верно, — покивал особист, — но не только. У вас есть и другая задача.

— Какая? — Спросил я.

— Мы… мы не знаем Аллах-Дада в лицо. И вы должны убедиться, что он в группе нарушителей. От этого будет зависеть, как дальше сработает засада. Если его не окажется среди душманья, мы выдавим их за Пяндж. Если же выйдет, что он там — засада частью сил отрежет им отход. Остальные вступят в бой. Главная задача — постараться взять сына Юсувзы живым.

— Мы будем мишенью для своих же, — возразил Алим, — Если завяжется бой, нас или постреляют духи, или наши же пограничники. Мы окажемся под огнем.

— Да, рискованно, — кивнул Сорокин. — Потому как только удостоверитесь, что Аллах-Дад сам ведет боевиков — подадите сигнал. Засада начнет действовать. В суматохе вы должны отступить с позиций в тыл. Вам обоим я запрещаю вступать в бой.

Мы с Алимом переглянулись.

— Каков сигнал? — Спросил я.

— Самый обычный — «вооруженное вторжение противника». Исполнять при помощи стрельбы из автомата, — ответил Сорокин.

— Вы шутите? — Спросил я недоверчиво.

Сорокин, хлюпающий по грязи чуть-чуть впереди нас, вдруг остановился. Обернулся ко мне:

— Ты чем-то недоволен, Селихов?

— Вы хотите, чтобы я задрал в воздух автомат и дал очередь? Чтобы нас немедленно расстреляли прямо на месте?

— Видимость плохая! Шумно из-за дождя! Темень — хоть глаз кали! Как ты еще подашь сигнал? Заорешь ни своим голосом⁈ В этом деле мы надеемся на слаженность ваших товарищей, Селихов. Они устроят вам такую неразбериху, что у вас будет время скрыться.

— Слишком рискованно. С тем же успехом можно и поорать. Причем вам, причем прямо здесь.

— Вся операция рискованная!

— Нет, — покачал я головой, — сигнал должен быть тайным. Таким, чтобы противник не догадался.

Я на несколько мгновений задумался, потом сказал:

— Значит, слушайте. Если Аллах-Дад все же окажется среди боевиков я сделаю вот что…


Волчий камень представлял из себя странного вида каменный вырост. Растущий из почти что ответных скал. Он был почти плоским, широким и располагался низко над землей.

Глядя на него, я подумал, что «Волчий Камень» не зря так зовется. Это было бы весьма неплохим убежищем для дикого зверя. Возможно, под ним и правда существует нора, что когда-то служила домом какому-нибудь волку.

Камень расположился слева. По правую сторону выросла пологая сопка. Припавшая к растущему выше, к горам хребту, она поросла молодыми хлыстами акации. Насколько я знал, там засела группа нападения засады.

Это были ребята второго года службы. Вел их замполит Строев. Стас Алейников и Димка Синицын тоже были там, сидели в засаде. А может быть, они находились в наблюдателях и расположились дальше и ближе к реке, чтобы первыми засечь группу душманов.

Мартынов, вооруженный пулеметом, ждал тут же, на сопке, в группе боевого обеспечения. В зависимости от ситуации, он, вместе с еще одним стрелком, должны был выдвинуться в тыл к нарушителям и обеспечить заслон. Ну или прикрыть действия группы нападения.

— Зря ваш особист все это затеял, — пробурчал Курбан, сжимая трясущиеся руки, словно для молитвы.

Одетый в один только бушлат, в тот самый, в котором его и взяли, он уже промок до нитки и дрожал от холода.

— Помолчи, — проговорил я.

— Он обрек нас на верную смерть. Молитесь вашему богу, если, конечно, веруете, чтобы нас убили быстро, — продолжал старик, сбивая голос то ли от страха, то ли от холода, — иначе всех нас ждет страшная судьба.

— Зачем ты это сделал, деда Курбан? — Спросил тихо Алим, — зачем ты связался с душманами?

— Душманы, — хмыкнул Курбан, — это для вас они «Душманы». Смутьяны, если по-русски. Но для меня они были надеждой. Надеждой на новую, лучшую жизнь.

— Нашел на кого надеяться, старик, — хмыкнул я.

Курбан медленно обратил ко мне свое лицо. Его кругловатые очертания проступили в темноте, спасал от который только приспособившийся глаз.

— Тебе не понять, мальчишка. Ты родился в СССР, в этой стране безбожников. Ты не знаешь другой жизни. Ты не знаешь истинного Бога. Ты слаб, напуган и скован по рукам и ногам твоей безбожной идеологией.

Я хмыкнул.

— Да? Но почему-то «слабый», «напуганный», «скованный по рукам и ногам» человек сейчас свободен. А еще смотрит на тебя без страха. А ты в наручниках и трясешься словно пес. Куда привела тебя твоя жажда «лучшей жизни»?

Старик не нашел что ответить. Он только опустил взгляд и коснулся сплетенными пальцами лба. Что-то тихо зашептал.

Может, молился? Впрочем, неважно. Слов его не было слышно. Их поглощал все нарастающей шум дождя.

— Тебе страшно? — Приблизившись, спросил Алим.

— Нет.

Алим поджал губы.

— А мне страшно.

— Почему?

Канджиев медленно поднял голову. Обратил лицо к дождю, и капли нещадно забарабанили по его коже.

— Граница будто бы злится. Она рассержена.