Проблема была лишь в том, что наши воспримут переброску оружия только как контрабанду, но не подготовку к вторжению. Значит, придется им подсказать, что к чему.
Шишига подкатила к нам и резко затормозила, оставляя на тропе отпечатки шин. Из кузова повыпрыгивали пограничники с собакой. Командовал ими Черепанов.
— Товарищ прапорщик, нами просечена попытка нарушения Государственной границы. Двое нарушителей задержаны. Трое — уничтожены, — докладывал Черепанову Алим, — старший наряда Канджиев.
— Вольно, — буркнул Черепанов.
— Не только нарушения границы, товарищ прапорщик, — сказал я, кивнув на безразличного ко всему ишака. — Они пытались перетащить на нашу сторону пулемет. Все эти овцы да пастухи — лишь прикрытие.
Черепанов нахмурился.
— Ладно, — выдохнул он, — грузите этих. Начальство разберется.
— А ишака? — Удивленно приподнял брови Стас.
— А ишака грузить некуда, — строго сказал Черепанов. — Придется его под конвой взять и доставить на заставу пешим ходом.
Особисты забрали схваченных нами афганцев уже с заставы.
Пока их грузили в шишигу, прибывшую из отряда вместе с офицерами особого отдела, мы «разоружали» ишака и считали добро, что он пронес через реку. Ишак, к слову, совсем не возражал.
Осел нес на себе один РПД в частично разобранном виде. Ну, для удобства транспортировки. Из вьюков также было изъято примерно семьсот патронов к нему.
Ишак, которого Стас уже успел окрестить Гошей, что, к слову, очень не понравилось другому Гоше из отделения собачников, получил временное «место дислокации» на заставе, пока шеф не решит, что с ним делать.
Когда особисты уехали, я уже прекрасно понимал, что будет дальше. К каким выводам они придут, допросив духов. И выводы эти будут неверными. Ну что ж. Пришло время мне немножко вмешаться в их оперативную работу.
Сегодня стояла чудесная погода. Было тепло, потому по леску я шел в расстегнутом бушлате.
Все еще голые ветви деревьев чернели на фоне совершенно ясного синего неба.
Со момента задержания нами переодетых афганцев вместе с их овцами на Границе, прошло два дня. Сегодня у меня был первый за долгое время выходной.
Я шел по лесной землистой тропе, высохшей под мартовским солнцем. Потом свернул с нее, захрустев сухой прошлогодней листвой и мелкими веточками. Землистый аромат царил в лесу, приятно щекотал нос.
Аккуратно обходя молодняк акации, я прошел к большому ореху, ставшему почти для всего личного состава заставы особенным местом.
— Саша? — Наташа, ждавшая меня тут, поднялась с земли.
Она расстелила у корней могучего дерева покрывало, на котором уже ждала меня. Когда она встала, я заметил, как нечто рыжее мелькнуло от ее ног, спрятавшись за деревом.
— Саша!
Девушка помчалась ко мне, кинулась на грудь. Я схватил ее за талию, оторвал от земли и весело закрутил. Наташа рассмеялась таким привычным заливистым смехом, что на душе у меня потеплело.
Потом мы замерли на мгновение, заглянули друг другу в глаза. Улыбка медленно исчезла с лица девушки. Оно стало каким-то вдохновленным, светлым. Глаза широко распахнулись и заблестели.
— Привет, — тихо сказал я.
Я прижал ее к себе, и она потянулась ко мне. Стала на цыпочки, томно прикрыв глаза. Сейчас в этот самый момент, она показалась мне еще более красивой, чем всегда. Возможно, еще более красивой, чем за всю мою жизнь.
Я подался вперед, и мы поцеловались, нежно и чувственно. Да так и замерли, наслаждаясь друг друга на… Сложно было сказать на какое время. Да и считать, если честно, совсем не хотелось.
Когда губы наши разминулись, Наташа положила голову мне на грудь.
— Я скучала, — тихо и немного обиженно сказала она, — очень.
— Все в порядке. Я здесь.
— У тебя так спокойно бьется сердце, — проговорила она. — Спокойно и размерено. Словно бы оно ледяное.
— Ты знаешь, что это не так.
— Знаю. А еще — чувствую.
Наташа повела меня под дерево. Я отложил автомат и подсумок, расположился на покрывале, девушка села рядом.
Почти сразу из-за ствола ореха показался любопытный остренький нос Муськи. Она выскочила к нам, приблизилась к Наташе, ступив передними лапками ей на бедро.
— Совсем ручная стала, — сказала девушка.
— Угу. Прикормили мы ее. Видать, и охотиться разучилась.
Девушка уставилась на меня очень удивленно.
— Ничего. Мы ее не оставим, — я улыбнулся
— В каком это смысле?
— Я признался Тарану, что мы подкармливаем лису, живущую у границы.
— И что?
— Ничего. Все хорошо. Он согласился поселить ее у заставы. Мы ей даже домик подготовили, В рощице, за укрепом. Всегда теперь будет под присмотром.
Подобревшая от солдатских харчей лисица, хоть и околачивалась у Наташи, на нее совсем не смотрела. Она навострила ушки и принюхалась. Потом деловито протрусила к моему подсумку. Стала его обнюхивать. Попыталась подлезть носом в клапан.
— Знает, чертовка. Где водится съестное, — рассмеялся я. — Давай ее покормим.
Я встал, подошел к подсумку. Лисица, увлеченная запахом сала, что я принес для нее, совершенно меня не замечала. Вернее, даже так: она знала, что меня не нужно бояться.
Я достал жирноватую газету, в которую спрятал обед для лисицы, а потом вытряс все ей на землю. Там стала жадно поедать большие ломти сала.
— И как это ваш начальник согласился ее взять? — Спросила девушка.
— А что? Она теперь и так на довольствии, — обернувшись, улыбнулся я.
Я вернулся на место и сел возле Наташи. Мы обнялись, принялись наблюдать, как обедает лиса.
— А лисята что? — Спросила девушка.
— Лисята редко выходят из норы, — сказал я, — но людей тоже не бояться. Я гладил одного.
Наташа улыбнулась.
— Да и сюда я пришел с разрешения Тарана, — продолжал я, — не стал ничего выдумывать. Сказал — надо Муську накормить.
— Это чудесно.
Когда в норке запищал лисенок, Муська оторвалась от еды, прислушалась. В следующий момент она принялась хватать оставшиеся куски сала, стараясь напихать их в рот как можно больше за раз. Набитая съестным пасть лисы распахнулась так широко, что Муська от этого выглядела презабавно.
— Не жадничай! — Рассмеялась Наташа, — никто у тебя ничего не отберет!
Муська ее не слушала. Напихав полный рот сала, она посеменила к своей норке.
— А как же ее переселить к вам? — Наташа вопросительно задрала бровки.
— Еще не знаю. Но придумаем.
Девушка вздохнула, устроилась у меня на плече. Прикрыла глаза.
— Если честно, — начала она после недолгого молчания, — у меня уже появились дурные мысли. От них душа болела.
— Какие?
— Что… что мы с тобой больше уже не увидимся…
— Почему?
Наташа вздохнула.
— Не хочу я быть геологом. Не по мне это. Да только если признаюсь папе, придется мне уезжать домой. К маме. Нужно поступать. Учиться.
— Нужно, — согласился я.
— Но тогда мы с тобой не сможем видеться…
Я промолчал.
— По правде сказать, я папе не признаюсь только из-за тебя, Саша.
— А кем бы ты хотела быть? — Спросил я.
— Ну… Ну у меня хорошие оценки были в школе. Пятерки по всем предметам. Я думала…
— Связать свою жизнь с медициной?
Наташа удивилась.
— Нет. А с чего ты взял?
— Просто к слову пришлось.
Девушка замолчала, задумалась.
— Я думала о какой-нибудь технической, инженерной специальности. Хотя… Хотя и химия с биологией мне всегда хорошо давались.
— Талантливый человек талантлив во всем, — заметил я с улыбкой.
— Медицина… — Наташа проговорила свои мысли вслух. Потом затихла.
Под орехом мы просто болтали. Разговаривали о том о сем. И не о чем. Шутили. А еще делились, как прошли наши дни в разлуке.
Наташа рассказала, что здесь, у Границы, ее прикрывает знакомая. Что отец считает, будто они пошли в короткий туристический поход, и сейчас Наташа фотографирует красоты Дастиджумского перевала.
— Хитро, — ухмыльнулся я.
— Мне кажется, папа начинает что-то подозревать, — озабоченно проговорила Наташа.
— Что? Что ты ходишь к пограничнику? — Я улыбнулся.
— Нет. Что… что я влюблена.
— Он же отец.
— И то верно.
Мы немножко помолчали.
— Наташ?
— М-м-м? Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала.
— Да, конечно, — девушка выпрямилась, поджав ножки, — я всегда рада тебе помочь. В чем дело?
Я достал из кармана несколько тетрадных листов и ручку. Глянул на Наташу.
— Нужно, чтобы ты написала для меня кое-какое письмо.
Глава 12
— Письмецо? — Удивилась Наташа, — кому?
— Ребятам с заставы — улыбнулся я, — это у нас с ними такая игра. Один другому загадывает.
— Игра?
— Да. Навроде шарад. Если разгадает, чего тут изображено, тогда он победил и следующую загадывает. А если нет…
— А если нет? — Заинтересовавшаяся Наташа приподняла брови.
— А если нет, с проигравшего пять килограммов юбилейного печенья.
Наташа рассмеялась.
— Так вот как вы на своей заставе развлекаетесь?
— А то.
— Ну и что? — Девушка хитровато улыбнулась мне, — уже кто-нибудь хоть раз выиграл?
— Нет пока что. Все разгадывают. Но с твоей помощью, — я тронул Наташину теплую щечку, — я собираюсь выиграть.
Девушка снова захихикала и взяла у меня ручку.
— Ну? Так что писать-то?
— Ну… Скорее рисовать. Сам-то я не мастак. Мой потолок — палка, палка, огуречик. Давай, я тебе буду говорить, а ты рисуй.
— Давай, — разулыбалась Наташа и вытащила из своей сумки томик Ильфа и Петрова, содержащий «Золотого теленка» и «Двенадцать стульев», положила его на колени, чтобы было где разместить лист бумаги. — Рассказывай!
— Чего-то сегодня в наряде ты был какой-то молчаливый, — сказал я Алиму, чистящему автомат на столе для чистки оружия, — ни словечка не проронил.
Алим накрутил на шомпол протирку, взял кусочек ветоши и стал старательно проталкивать его в маленькое ушко, чтобы приступить к чистке канала ствола.