— На кого?
— Я не знаю, — вздохнул Канджиев. — Я боюсь, что на меня.
— Она не может злиться на тебя, — сказал я, подыгрывая Алиму.
Тот обернулся ко мне. Заглянул в глаза.
— Почему? — Спросил он.
— Ты пограничник. Ты ее охраняешь. Защищаешь. Если она и может на кого-то злиться, то точно не на тебя.
Внезапно подул жестокий ветер. Ливень, хлеставший прямо, стало задувать под углом. Канджиев закутался в плащ-палатку, пряча лицо от колких капель.
Ветер задувал их дальше, к Пянджу, туда, откуда должны были скоро прийти душманы. Он словно бы старался отогнать нарушителей, которым быть тут не полагается.
Будто бы сама Граница протестовала против того, что через нее должны были перейти «чужие». Враги, которым тут не место.
— Расстегни ему наручники, Алим, — сказал я, сжимая мокрый ремень автомата на плече.
— М-м-м? — Повернулся ко мне Алим.
— Сними, — я указал на наручники, сковывающие Курбана, — они идут.
Вдоль скалы, сопротивляясь ветру, тяжело шагали люди. Их темные силуэты множились с каждой секундой. Будто бы «раздваивались», словно головы дракона из сказок, отраставшие по двое на месте одной отрубленной.
— Приготовься, Алим, — сказал я решительно и выступил им навстречу, — постарайся переводить их речь. Если что, говорить буду я.
Глава 2
Сразу сложно было понять, сколько приближается врагов.
Темные силуэты один за одним выступали из-за скал, и, казалось, им не было конца. Воображение рисовало, что вот через мгновение, к нам выйдет десяток душманов, а за ним еще десяток, и еще.
Однако я знал, что у страха глаза велики. Знал и не поддавался этому. Когда седьмой душман показался на тропе, я понял, что группа была не очень большой.
В принципе, это было логично. Ведь сегодняшней их задачей стал не набег с целью убийства и захвата пограничников. Это был скрытный рейд туда и обратно. Им предстояло лишь взять с собой Курбана и уйти обратно, за Пяндж.
Алим посерьезнел. Его лицо ожесточилось. Прямой и стройный, как стрела, он стал по правое плечо от меня. Казалось, страх покинул душу пограничника. Я видел, что он не боялся врагов. Только «воля Границы», в которую так верил этот странный человек, страшила Алима.
Курбан продолжал трястись, но руки опустил. Безотрывно смотрел он на приближающихся бандитов, словно загипнотизированная мышь перед коброй.
Душманы приблизились. Встали перед нами. Одетые в теплые халаты, они закрыли лица плотными шерстяными куфиями. Только семь пар злых, враждебных глаз поблескивали в темноте, будто это были глаза шакалов.
Алим странно пошевелился. На мгновение, едва повернув голову, бросил взгляд на сопку, где засела засада. Видимо, искал внутренней силы в том, что там ждут товарищи.
Вел душманов крепкий и рослый мужчина. Он выделялся среди остальных афганцев могучим телосложением. Видно было, что этот человек хорошо ел с детства. Он не испытывал нужды и потому вырос крепким и сильным.
Сложно было сказать наверняка, Аллах-Дад ли это. Однако не было сомнений — молодой душман был сыном зажиточного отца.
Один из афганцев, вооруженный пулеметом, выступил вперед. Его грудь пересекала повешенная ремнем пулеметная лента. Душман заговорил на пушту. Сказал Курбану несколько фраз. Тот ответил.
В пушту я немного разбирался. Знал дежурные, ежедневные фразы, которыми можно было примитивно изъясняться с местными. Потому понял, что душман поздоровался с Курбаном.
А вот когда дух заговорил снова, разобрать я ничего не смог.
— Что он говорит? — Спросил я у Алима.
Душман, услышав мои слова, зло зыркнул на меня.
— Спрашивает, кто мы такие, — ответил Алим жестким, но спокойным тоном.
Дух проговорил еще что-то, подступил ко мне.
— А еще спрашивает, почему мы вооружены, раз уж пришли с миром и вверяем им свои жизни, — добавил Алим.
Я ухмыльнулся.
— Спроси у него, почему они тоже с оружием, раз уж пришли сюда не затем, чтобы убивать.
Алим передал. Душман нахмурился его словам и обернулся. Взглянул на своего командира. Тот застыл на месте, словно не живой. А потом внезапно рассмеялся, вышел вперед.
Душман, разговаривавший с нами, уступил ему дорогу. Крепкий мужчина приблизился. Он был почти на голову выше меня, явно старше и шире в плечах. Потому посмотрел снизу вверх. Я взгляда не отвел. Глянул в его суровые черные глаза.
— Э! Ахмэд! — Разобрал я его возглас.
С этими словами командир душманов обернулся к своим. Из группы тут же выделился и направился к нам мужчина. Выглядел он бедновато: простой, ватный кафтан его был залатан в нескольких местах. Холодная черная куфия из тонкой шерсти вымокла и облепила человеку череп.
Вдобавок, если остальные носили автоматы и даже пулеметы, этот вооружился винтовкой Мосина.
Главарь что-то проговорил мужчине, кивнул на меня. Тот поклонился. Буркнул что-то не очень внятное. Из-за шума дождя его слова походили на странное мычание немого.
Названный Ахмадом мужчина подошел ко мне, всмотрелся в лицо. А потом сказал по-русски.
— Сними капюшон.
Я нахмурился. Голос оказался смутно знакомым. Говор был совершенно чистым.
— Я тебя знаю, — сказал я холодно.
Глаза душмана, видимые в прорези куфии расширились на мгновение, но почти тут же стали жесткими, а взгляд сделался колким. Мужчина открыл лицо, показав мне редковатую, но длинную курчавую бороду.
— Я тоже тебя знаю, Селихов, — сказал он. — Мы дрались с тобой у Пянджа.
— Я думал, ты сдох, — сказал я, не скрывая отвращения.
Мужчина ухмыльнулся.
— Рана была серьезной, но Аллах хранит меня. Потому я выжил.
— Аллах хранит, — хмыкнул я. — Как твое настоящее имя?
И без того мрачное лицо мужчины ожесточилось еще сильнее.
— Имя мне Ахмад.
— Я не о том, — покачал я головой, — как тебя звали раньше?
Перебежчик неуверенно поджал губы.
— То, что было раньше, осталось в прошлом. Как и мое старое имя. Это ждет и тебя, Селихов. Ведь ты тоже решился отринуть прошлое и пойти по верному пути, так? Ты тоже решил присоединиться к маджохеддин, правильно?
— Тебя заставили, — догадался я, — дали сделать выбор. И ты решил выбрать жизнь.
Ожесточенное лицо душмана вдруг изменилось. Черты его стали мягче. Глаза погрустнели.
— Это не твое дело, шурави.
— Себя ты не обманешь, — ответил я.
Командир душманов внезапно вмешался в наш разговор. Видимо, решил, что он затянулся и жестко, каким-то суровым лающим словом прервал Ахмада.
Перебежчик тут же смиренно поклонился и отступил. Командир что-то спросил у него. Из нескольких непонятных слов я разобрал только переломанное на свой лад «Селихов».
Перебежчик покивал.
Командир душманов снова обратил ко мне свои суровые глаза. Что-то спросил.
Я глянул на Алима.
— Он спрашивает, действительно ли ты решил уйти в горы, чтобы вести священный джихад против шурави.
— Да, — не повел я и бровью.
— Хо, — сказал командиру Алим.
Душман снял куфию с лица, показал мне короткую черную бороду. Потом медленно наклонился, чтобы получше заглянуть мне в глаза.
Неприятно кривясь и показывая зубы, он медленно что-то проговорил.
— Он просит доказать, — холодно ответил Алим.
Когда душман снова заговорил, Канджиев стал быстро переводить:
— Он говорит, что может взять с собой только одного из нас. Потому если мы хотим доказать ему свои намерения, то должны… — Алим замолчал на мгновение, нервно сглотнул слюну, — должны биться насмерть. Тот, кто победит — уйдет с ними.
Душман наблюдал, как Алим менялся в лице, проговаривая его слова, и довольно улыбался при этом. Потом что-то буркнул.
— Он нам приказывает, — сказал Канджиев. — Иначе — смерть обоим.
— Спроси его, от кого исходит приказ, — сказал я невозмутимо.
— Что? — Странно удивился Канджиев.
— Как зовут того, кто нам приказывает?
Алим перевел.
Командир душманов нахмурился, свел черные, влажные от дождя брови к горбатой переносице.
— Алла-Дад, да Йосаф зави, — произнес он на пушту.
— Аллах-Дад, сын Юсуфзы, — мрачным голосом перевел Канджиев, хотя это и не требовалось.
Я понимал, что нас ждет какая-то уловка. Если это Аллах-Дад, я нужен ему живым, по словам Сорокина. Командир душманов понял, кто я такой, и не позволит, чтобы я погиб сейчас. Тут что-то другое. Эта проклятая скотина хочет, чтобы я играл по его правилам. Но этому не бывать.
Я глянул на Алима.
— Так тому и быть, — сказал я, стягивая автомат с плеча.
У Канджиева аж лицо перекосило от ужаса. Однако, когда я ему легонько подмигнул, это его выражение сменилось настоящим изумлением.
Душманы напряглись, когда увидели, как я снимаю с плеча автомат. Защелкали предохранители и затворы. Ахмад, торопливо загнав патрон в патронник своей «Мосинки», направил на меня оружие.
— Арам, ара-а-м, — успокоил своих людей Аллах-Дад, рукой показав, опустить автоматы и винтовки.
Душманы подчинились. Курбан наблюдал за этим всем с настоящим остолбенением. Казалось, у него просто захватило дыхание, и он не знал, стоил ли ему говорить хоть что-либо.
Я бросил автомат на землю, перед Аллах-Дадом. Он глянул на него, потом поднял взгляд и хмыкнул мне в ответ.
Дурак не знал, что выброшенный мной АК и был сигналом. Аллах-Дад пришел. Теперь время действовать.
Счет пошел на секунды. В этот самый момент Мартынов скрытно перемещается за спины духам, располагает свой пулемет на подходящей позиции. К нему присоединятся и наблюдатели, обращая свои АК на душманов. Кинься духи назад, путь им перекроет стена автоматного и пулеметного огня.
Аллах-Дад, тем временем приказал и Алиму выбросить оружие. Канджиев подчинился. Откинул автомат в сторону.
— Он требует, чтобы мы сняли плащи и дрались на ножах, — сказал Алим с придыханием.
— Делай, как он говорит, — ответил я так, чтобы слова мои мог услышать только Канджиев.