Под напором остальных Малик утер кровь с разбитого лица и от отчаяния и злобы завопил. Потом вынул нож из-за кушака.
Я встал, посмотрел на него, глубоко дышащего и озлобленного, словно зверь. Малик топтался на месте. Растопырив руки, поигрывал ножом. Остальные духи встали в неровный круг, словно бы обозначив арену.
— Руки, — сказал я Ахмаду, — развяжите.
Ахмад встал и потянулся было за ножом, но Аллах-Дад запретил ему. Сказал, что я должен сражаться так. Я только ухмыльнулся.
Под воинственные крики и улюлюканье врагов, мы с Маликом сошлись в центре круга. Он топтался на месте, кривил страшные рожи и кидался на меня, будто бы стараясь напугать. Я спокойно пошел полукругом, низко опустив связанные руки.
Малик кинулся первым. Он совершил ложный выпад в сторону, делая вид, что бьет кулаком. Опасность таилась в его опущенной руке с ножом.
От удара я ушел, поднырнув ему под кулак, нож принял на веревку, а потом ловко скрутил ею запястье духа. Отвел острие в сторону, дернул на себя и снова ударил Малика лбом, но теперь в зубы.
Душман замычал от боли, давясь собственной кровью. Я тоже почувствовал, как из моего, рассеченного его зубами лба, медленно сочится теплая кровь.
Я напрягся, дернул во второй раз, да так, что в плече у духа что-то щелкнуло. Он взвыл, разжал пальцы, и ножик его отлетел куда-то в сторону. Со звоном затерялся между камней.
Пока Малик боролся с болью, я быстро юркнул ему за спину, накинул веревку на шею, ударил под колено. Душман рухнул, повиснув на моих путах. Он захрипел, задергался, шаря в воздухе здоровой рукой.
Я же натянул веревку, обвил длинный конец кольцом вокруг шеи Малика. Подналег, и резко дернул вверх и в сторону. Раздался краткий щелчок, и душман тут же затих в моих руках.
Переводя дыхание, я отбросил его мертвое тело в сторону. Посмотрел на Аллах-Дада. Духи, окружавшие меня, стояли в полном молчании. Казалось, они просто остолбенели от такой скорой и неожиданной смерти своего дружка.
Аллах-Дад очнулся первым. Он набычился. Решительно направился ко мне и схватил за ворот кителя. Зло зашипел:
— Таси сок йаст⁈
— Аллах-Дад спрашивает, кто ты такой, — промямлил Ахмад.
— Скажи ему, — я смело заглянул в глаза главарю духов, — что я советский пограничник.
Внезапно, что-то щелкнуло у нас с Аллах-Дадом под ногами. Еще что-то упал в нескольких метрах от шайки, а потом и у входа в пещеру.
Главарь духов удивленно опустил взгляд. Я тоже глянул вниз. Там лежал белый цилиндр. Быстро сообразив, что это такое, я отпихнул Аллах-Дада, бросился в сторону, на землю. Не успел закрыть лицо руками, как раздался приглушенный хлопок. Потом еще и еще один. Это сработали гранаты К-51. С шипением химической реакции они стали выпускать в воздух злой слезоточивый газ.
Глава 5
— Ну как ты, Саш? — Стас Алейников опустился ко мне.
Обычно, жизнерадостное лицо его было напряженным и серьезным.
— Жить буду, — проговорил я, сидя на сыроватом стволе поваленного дерева.
На склоне горы, бугрящейся каменистыми выступами, было многолюдно. Пограничники осматривали вещи, отобранные у душманов. Сами нарушители границы, связанные по рукам, лежали чуть в сторонке. Их сторожили несколько наших погранцов, в том числе и Ваня Белоус, взявший с собой Радара. Пока Нарыв лечился, он исполнял обязанности инструктора службы собак.
Были там и другие псы из наших. Они, под началом своих вожатых, следили чтобы задержанные не выкинули лишнего.
Штурм прошел, что называется, без сучка и задоринки. Под влиянием слезоточивого газа душманье потеряло всякую возможность защищаться. Погранцы в противогазах просто вошли в пещеру, взяли и вывели их. Быстро разыскали и меня.
Пусть мне тоже пришлось испытать на себе все прелести слезоточивого газа, однако я довольно быстро пришел в себя. Что не сказать о Курбане, которому, лежавшему на траве, оказывал медпомощь фельдшер, поднявшийся сюда с заставы Йохчи-Пунь.
К слову, их ребята тоже участвовали в задержании. Они, мало того что перекрыли участок, через который намеревались уйти духи, так еще и выслали к нам парней из стрелкового отделения разведвзвода одной из застав СБО «Новобад». Отделение, как я понял, временно находилось у Йохчи-Пунь и выдвинулось к нам на помощь, когда на той заставе узнали о прорыве в тыл.
— На вот. Воды хочешь? — Спросил Стас, присаживаясь рядом и передавая мне фляжку.
— Не окажусь.
— А ты красавец, — хмыкнул он. — Хорошо придумал.
— М-м-м? — Отпив из фляжки, глянул я на Стаса вопросительно.
— Я про часы. Наша поисковая группа набрела на Алима с Сорокиным. Особиста отправили на заставу в сопровождении Сагдиева. А Алим с нами пошел. Рассказал, что ты ему часы дал. Радар по ним очень быстро взял след.
Я глянул на Алима. Тот шел к нам от плененных духов. Шагал он устало, тяжело. Нес автомат так, будто он весил целый центнер. Потом подсел рядом.
— Потом мы наткнулись на твой ремень, — добавил Стас.
— А на портянку? — Улыбнулся я.
— И на портянку. Если б не ты, мы б так быстро духов не вычислили. Короче, удивил, — вдруг Стас стал задумчивым и грустным. — Особенно тем, что за своих решил там остаться, с духами. Я бы, честно, не знаю, как себя повел в такой беде.
— Будем надеяться, что ни ты, ни я, в такой беде больше не окажемся.
— И ты в это веришь? — Хмыкнул Стас.
Я ответил ему только улыбкой. Потом обратился к Канджиеву:
— Ну как ты, Алим?
Он снял шапку, утрер поблескивавший лоб.
— Если честно, думал мне сегодня ночью умирать. Думал, именно это Граница мне предвещает, — сказал он как-то даже буднично.
— Может, она тебя предупреждала о другом? — Улыбнулся я.
— Может… Да только…
Мы со Стасом молчали. Алим тоже замолчал. Через пару мгновений добавил, странно ухмыльнувшись:
— Думал я всегда, что не дамся врагу в плен. Если уж что…
Он вынул из-за уха шапки патрон. Продолжил:
— Вот, всегда ношу с собой. Думал, если уж прижмут, буду его заряжать, что б для себя… А сегодня понял, что иногда и не угадаешь, как все получится. Что могут схватить, а до своего патрона так и не добравшись.
— Рано ты, Алим, помирать собрался, — ухмыльнулся Стас.
— Я б сказал иначе, — вклинился я, — поздно.
Алим глянул на меня как-то удивленно. Потом уголки его пухловатых губ поползли вдруг вверх. Канджиев рассмеялся. Смех этот робко подхватил и Стасик. Я ухмыльнулся.
— Бойцы! — Внезапно раздался грозный командирский голос.
Мы втроем тут же встали, вытянулись по струнке. Это был незнакомый нам капитан, пришедший с парнями из Йохчи-Пунь.
Суровый и коренастый, он совсем не походил своим образом на пограничника. Мы привыкли к жилистым, поджарым погранцам, наученным бегать марш-броски туда-сюда. Этот капитан же, ниже всех нас на голову, оказался мощным и широким, словно медведь. Походил он больше на десантника из ВДВ.
У него было круглое, немного обрюзгшее лицо, аккуратные усы и маленькие внимательные глаза. Бушлата капитан не носил. Китель же, неуставным образом распахнутый на груди, он подкатил на рукавах, обнажив толстые, словно дубовые ветви предплечья.
— Чего сидим? — Строго спросил он, — наших нарушителей надо на заставу спустить. Ваш шеф попросил их туда доставить.
Капитан побежал внимательным взглядом по нам троим. Остановился на мне.
— Это, значит, ты к духам в плен ушел, чтобы оставить своим след? Слышал уже. Трюк что надо. Это ты специально, или так само собой получилось?
— Товарищ капитан, — начал Алим первей меня, — Саша ушел к ним в плен, чтобы меня и товарища капитана Сорокина отпустили. Он духам гранатой угрожал. Ну и они согласились его взять, а нас отпустить.
Неизвестный капитан глянул на меня с едва заметным удивлением. Такую его эмоцию сложно было понять, если не смотреть на густые брови, одну из которых капитан слегка приподнял.
— Как твоя фамилия, говоришь? — Спросил капитан.
— Я не говорил. Но зовут меня Селихов. Саша Селихов.
Капитан задумался, пальцем расчесал ус.
— Селихов… Знакомая какая-то фамилия… О! А эт не про тебя говорили, что ты задержал сынка душманского главаря Юсуфзы?
— Про него, — с улыбкой бросил Стас.
Капитан приосанился, заулыбался. Втянул небольшой, но выпирающий животик, отчего его крепкая грудь, казалось, только расширилась. Потом вдруг протянул мне большую ладонь с толстыми короткими пальцами.
Капитан Пястцев, Игорь Иванович.
Я пожал ему руку.
— Слышал я про тебя, боец, — сказал Пястцев, подавая пятерню и Алиму со Стасом, — слышал. Думал — байки все это. А оказалось не фига. Оказалось, правда, ты такой по земле ходишь.
— Хожу пока еще. Помаленьку, — улыбнулся я.
Капитан Пястцев пождал губы, отчего усы его принялись забавно топорщиться. Смерил меня хитроватым взглядом.
— Мне б такой боец в разведвзводе пригодился бы, — задумчиво сказал он. — Ты, ефрейтор, перевестись не думал? В СБО? Мы там гоняем душмана, как надо. Устали уже караваны их вылавливать. Прут с Пакистана целым скопом. Оружие духам тащат. Один за одним мы их выщелкиваем, но все равно за всеми не поспеть.
Капитан вдруг помрачнел. Здоровое, даже немного румяное лицо Пястцева тронула тень.
— Потери есть. Больше людей нам надо.
— Спасибо за приглашение, товарищ Капитан. Но у меня тут еще дела, — сказал я, припомнив скорое нападение на Шамабад, которое мне еще предстоит пережить.
Слишком много хороших людей погибло в ту ночь. Слишком много тех, кого я теперь могу назвать своими друзьями, так и остались лежать на заставе.
— А не трусишь? — С ухмылкой уставился он на меня и прищурил один глаз.
Я ответил лишь решительным взглядом. Капитан приподнял подбородок.
— Вижу. Не трусишь. По глазам вижу… Ну что ж. Дела, так дела, — хрипловато продолжил капитан, наблюдая, как душманов поднимают на ноги, — если надумаешь, ждем твой рапорт. Удачи, Селихов.