Манало удивленно улыбнулся.
— Пусть так, но когда говорят о культуре, обычно имен в виду, что обычаи людей, их поведение не так грубы — и эти люди необязательно горожане.
— На куруитов поглядеть — так не скажешь, — презрительно фыркнула одна из женщин.
— Это верно, — подтвердил Манало. — Это верно. На самом деле я встречал много дикарей и варваров, которые культурнее куруитов.
— Тогда выходит, — задумчиво протянул Лукойо, — что Улаган — бог городов, но не бог цивилизации? Но Манало в ответ покачал головой.
— Он — бог не только городов. Ведь клайя дикие, такие же дикие, как и ваньяры — так называются несколько племен, которые смерчем проносятся по западным землям и обращают народы в Улаганову веру. Это с ними вы встретились, когда плыли по реке. И поверьте мне, хотя они беспомощны, когда сидят в лодках, стоит им сесть верхом — и им нет равных. Лукойо фыркнул:
— Да они стрелять-то толком не умеют. Что ни стрела — недолет!
— На суше достанут, — заверил полуэльфа Манало. — Эти племена так же, как племена куруитов, смутил своими посулами Улаган. Но вайньяры жаждут земли и рабов, а куруиты — империю.
— А клайя? — спросил Огерн.
— Этим бы только шкуру спасти.
— Итак, против нас куруиты, ваньяры и клайя, — подытожил Лукойо. — Кто хуже всех?
— Все плохи, — мрачно отозвался Манало. — Хотя если бы мне пришлось выбирать, кто из них мне больше враг, я бы выбрал куруитов, ибо они сильнее всех соблазненных Улаганом. Их столица, город Куру, на самом деле главный город Улагана.
— Он там живет? — расправив плечи, спросил Огерн.
— Там, — кивнул Манало, — он обитает. Ибо в Куру находится самый большой и самый прекрасный из посвященных Улагану храмов. Там каждый день ему приносят в жертву мужчину или женщину — а не раз в год или в месяц, как в других храмах.
— Куруитов, конечно, в жертву не приносят, — насмешливо проговорил Лукойо, и, к его удивлению, люди рассмеялись.
— Было несколько куруитов, — печально откликнулся Манало, — которых все же принесли в жертву. Эти настолько отдали себя Улагану, что добровольно пошли на пытки и смерть Правда, перед пытками им дают снадобья, заглушающие боль, поэтому боль не такая, какую испытали бы мы с вами.
Лукойо нахмурился.
— Неужто и те, которые готовят себя в жертву, сначала мучают и пытают своих собратьев?
— Нет, они молятся и служат в храме.
— Но как же тогда, умирая, они становятся добычей Улагана? — спросил Лукойо. — Губы их, пожалуй, и славят багряного бога, но их жизнь-то восхваляет Ломаллина!
При этих словах бири одобрительно вскричали. Некоторые даже захлопали себя по коленям — так им понравилось то, что сказал полуэльф. Лукойо чуть не упал — настолько его потрясло поведение бири, но все же удержался и выпрямился, храня нарочитое хладнокровие.
Манало кивнул, выждал, когда бири затихнут, и сказал:
— Ты верно заметил, лучник. Эти добрые души покинуты и невинны, так что после смерти они отправляются к Ломаллину, и он защищает их от Улагана. А потом от Ломаллина эти души улетают к Творцу.
— Зато их сородичи, те, которые действительно служат Улагану, не так благочестивы.
Манало усмехнулся.
— Им, Лукойо, пользуясь твоими словами, кажется, что они ведут весьма благочестивую жизнь — для них благочестие это убийство и насильничанье, это тайное высмеивание тех, кто живет, готовясь к самопожертвованию.
— Да уж, благочестие, нечего сказать! — воскликнул Лукойо, радуясь тому, что избежал поклонения Улагану. — Те, которые стремятся вести себя наиболее благочестиво, на самом деле уходят от благочестия, а лицемеры, наоборот, самые благочестивые из всех!
И эти слова Лукойо вызвали довольный ропот бири, но Манало спросил:
— Что же это говорит об их боге?
— Это говорит, что бога радует лицемерие и порочность его почитателей, что он процветает, убеждая их, будто, возлюбя себя превыше всего, они дарят свою любовь ему. И еще это говорит о том, что любой приверженец Улагана, считающий себя умным и опытным, на самом деле тупица, ибо верить в Улагана может только законченный осел!
Бири взревели от хохота, затопали ногами, захлопали в ладоши. Лукойо изумился. Он полагал, что гневался, а вышло — пошутил?
А потом он понял, что одно другому не мешает.
— В словах Лукойо есть правда, — заметил Манало.
— Вот! — воскликнул Лукойо. — Я понял! Куруиты хотят создать империю и думают, что хотят этого для себя. Они думают, будто бы Улаган подарит им победу. Но на самом деле они создают не свою, а его империю! Они приводят к его ногам все больше племен, они дарят ему все больше земель. Они только и делают, что служат ему, хотят они этого или нет.
— Хотят. Еще как хотят, — мрачно добавил Манало.
— Но когда же они поймут, что он их просто использовал?
Они поймут это слишком поздно, — вздохнул мудрец. — Они поймут это тогда, когда все свободные земли будут покорены и у Улагана не будет недостатка в жестоких и бесправных рабах изо всех племен и со всех концов земли. Тогда он унизит и куруитов, и они лишатся его благосклонности. Только тогда они поймут, как были глупы.
— Что ж! — Глаза Лукойо сверкнули, он вскочил и чуть не упал, но Эллуэра поддержала его. — Что ж! Давайте же сделаем то, что ему понравится меньше всего, давайте избавим куруитов от осознания собственной глупости. Позаботимся же о том, чтобы хотя бы ваше племя осталось свободным.
Люди повскакали с мест и одобрительно закричали.
Манало дождался тишины, поднял руки и сказал:
— Это хорошо. А теперь давайте ляжем спать, ибо вы не сумеете трудиться на благо Ломаллина, если будете валиться от усталости. Теперь спать, а завтра надо уходить, потому что здесь мы пробыли уже день и ночь, и если пробудем дольше, то по нашим следам непременно пойдут шакалы Улагана. Доброй вам ночи, друзья.
Ответом мудрецу были пожелания доброй ночи и хороших сновидений. Бири разошлись по своим убежищам в густых зарослях. Плечистый юноша хлопнул Лукойо по плечу:
— Славно говорить умеешь, друг.
— Спасибо, — устало поблагодарил полуэльф. — А ты кто такой?
— Это мой брат, Лагфар, — вместо юноши ответила Эллуэра.
Лукойо изумленно обернулся к девушке, затем перевел взгляд на юношу.
— Твоей сестре, — сказал он, — я обязан многим. Она выходила меня.
— Моя сестра всегда давала мне повод гордиться ею, надеюсь, что и она мной гордится, — отвечал Лагфар. Я очень люблю ее, и для меня было бы большим горем, если бы с ней что-то случилось.
— Лагфар! — воскликнула Эллуэра, но Лукойо тольков запрокинул голову и рассмеялся.
— Друг Лагфар, — заверил он юношу, — я сейчас слишком слаб для того, чтобы меня можно было опасаться.
Секунду Лагфар пристально вглядывался в лицо полуэльфа, потом глуповато улыбнулся.
— He бойся, — сказал ему Лукойо. — Ее честь для меня так же священна, как собственная.
— Вот этого я и боялся, — вздохнул Лагфар.
Глаза Лукойо полыхнули злобой, потом шутка дошла до него, и он усмехнулся:
— Как я посмотрю, ты тоже за словом в карман не полезешь!
— Эллуэра тоже, — предупредил полуэльфа Лагфар. — Так что берегись.
— Я с радостью выслушаю ее колкости, но сейчас мне бы доставило радость нечто другое. Ты позволишь ей проводить меня до моей постели?
— Тебе нужно его разрешение? — раздраженно фыркнула Эллуэра.
— Нужно или не нужно, а я ему разрешаю, — сказал сестре Лагфар и шутливо хлопнул Лукойо по плечу. — Наше семейство гордится дружбой с тобой, полуэльф, но, советую, узнай о наших обычаях, прежде чем ухлестывать за моей сестричкой. Доброй ночи.
И Лагфар исчез в темноте.
Лукойо проводил его мрачным взглядом и повернул голову к девушке. Та заалелась от смущения.
— О каких обычаях он говорил?
— Ну… — протянула Эллуэра. — Наши глупые мужчины считают, что, прежде чем просить женщину стать его женой, мужчина должен доказать, что он чего-то стоит.
Лукойо замер и посмотрел девушке в глаза.
— Я не считаю, что это глупо.
Эллуэра выдержала его взгляд, а потом смущенно опустила ресницы.
— Как будто тебя что-то во мне интересует, кроме того, что я тебя выхаживаю!
— Как будто да, — прошептал Лукойо. — Представь себе.
— Не могу.
— Ты должна мне поверить, — настаивал Лукойо.
Девушка подняла на него изумленные глаза.
— Но если бы я был здоров и невредим, если бы я захотел не просто поухаживать за тобой, как мне надо было бы доказать, что я достоин стать твоим мужем?
— Ты должен был бы обрести достаток, — медленно проговорила Эллуэра. — У тебя должны быть меха и янтарь для продажи, и еще, может быть, немного южных золотых монет. В нашем племени мужчина считается готовым к женитьбе, если он построил дом, принес с охоты мяса для всего племени, набрал мехов и янтаря столько, сколько хватит, чтобы торговать ими два года. Так мужчина доказывает, что может прокормить жену и будущих детей, что у них будет крыша над головой.
— И все? — изумился Лукойо. — А разве он не должен побывать в бою и вернуться живым?
— Желательно, но ведь никаких боев может и не случиться, — возразила Эллуэра. — Кроме того, ты уже так или иначе доказал, что ты храбрец — так говорят Огерн и все, кто ходил с ним. В этом никто не станет сомневаться, раз они так сказали.
Лукойо не отрывал восхищенных глаз от девушки и был благодарен своим новым друзьям. Как же все-таки странно…
— Но ведь я потерял сознание в бою!
— Не в бою! После боя! — уточнила Эллуэра. — К тому же ты уже был изможден, когда наши встретили тебя.
Лукойо возмущенно выпрямился.
— Я шел и бежал столько же, сколько они.
— Верно, — кивнула Эллуэра. — И когда они рассказывали о тебе у огня, они говорили об этом с большим уважением. Но они понимали, что ты нездоров.
И никогда даже не намекнули, что догадываются!
— Итак… — поспешно проговорил Лукойо. — Свою воинскую доблесть я доказал…
— Теперь ты должен доказать, что можешь быть добытчиком. — Глаза Эллуэры засверкали. — То есть должен, если хочешь жениться.