Огерну стало страшно за себя, но даже теперь он старался соблюдать приличия.
— Благодарю вас, милые красавицы, — выдавил он. — Но я зашел только для того, чтобы удостовериться, что с моим другом все в порядке. А теперь мне пора. Мне нужно еще поговорить с вашей жрицей.
С этими словами кузнец развернулся и, не обращая внимания на горестные вздохи и стоны женщин, покачиваясь, вышел из хижины. Сгущались сумерки, да вдобавок глаза Огерна, видимо, налились кровью, отчего он шел как бы сквозь красноватый туман. Но все же он с горем пополам добрел до берега и бросился в прибрежные волны, радуясь тому, что они холодят кожу и успокаивают любовный трепет. И все же желание не покинуло его окончательно. Огерн нырял прямо в белеющие барашками волны, представляя, как соленая морская вода очищает его тело и душу. Он ни за что не изменит Рил! Ни за что!
Когда возбуждение немного унялось, он выбрался на берег и постоял там, дав последним лучам заходящего солнца высушить его кожу. Затем, когда совсем стемнело, Огерн отправился к деревне. По пути он останавливался и заводил разговоры с каждым встречным, стараясь непринужденной болтовней отвлечь себя от воспоминаний о том, что увидел в хижине. Мимо шла привлекательная молодая женщина, однако Огерн не обратил на нее внимания. В это время он толковал с двумя мужчинами о погоде, урожаях и о тонкостях крестьянского труда. Но как только мужчины ушли, женщина тут же оказалась рядом с Огерном и вопросила:
— Неужели тебя так интересует крестьянский труд? Ты же охотник!
— Интересует, представь себе. Это ново для меня! — чистосердечно признался Огерн. — Мне ужасно хочется узнавать как можно больше нового.
Женщина шагнула ближе.
— А я бы многому могла научить тебя — такому, чего ты еще не знаешь.
Огерн напрягся. Казалось, каждый клочок его кожи пульсировал. Он ответил женщине с улыбкой, которой не поверил и сам.
— Спасибо тебе за твою доброту, но не думаю, что все, о чем ты говоришь, так уж ново для меня. Моя жена умерла всего несколько месяцев назад, и в душе у меня все еще траур.
— О! — Призывность мигом слетела с женщины, как будто ее и не было. Она отшатнулась. — Прости! Я же не знала!
— Ты не могла этого знать, — покачал головой Огерн, немного успокоившись. — Наверное, мой друг Лукойо не успел сказать тебе об этом.
— Конечно, как он мог успеть, ему некогда было, — уже более уверенно проговорила женщина и снова приблизилась к Огерну. — Однако печаль можно унять. Все, что сломано внутри человека, может быть излечено снаружи. — И снова облако вожделения окутало женщину, заклубилось вокруг нее, подобно полотну тончайшего шелка. — И если ты жаждешь успокоения, то можешь не сомневаться — я дам тебе его.
Огерн вымученно улыбнулся.
— Ты очень добра.
— Именно к доброте я и стремлюсь, — выдохнула женщина. — Ибо пример мне показала Алика. Так что, охотник, имей в виду: если отправишься на поиски добычи, меня легко найти.
Она одарила Огерна сладострастным взглядом, развернулась и пошла прочь, покачивая бедрами.
Довольно долго Огерн смотрел ей вслед, затем с большим трудом отвел взгляд, глубоко, судорожно вдохнул и безмолвно взмолился покровителям загробной жизни. Даже мертвая, Рил ухитрилась спасти его.
Когда же жители деревни собрались на ужин, Огерн с удивлением обнаружил, что женщины поглядывают на него чуть ли не с уважением, хотя было видно, что за уважением все же прячется вожделение. А некоторые из мужчин говорили Огерну:
— Плохо отказываться от предложений утешить тебя в твоей печали, чужеземец. Однако мы не можем винить тебя за то, что ты хранишь верность.
А старый жрец сказал Огерну вот что:
— У тебя есть сила воли, которая подобает каждому мужчине, о охотник! И все же я прошу тебя отбросить ее. Пора оплакивать жену давно миновала.
Огерн задумался, заглянул себе в душу и понял, что жрец не прав.
Однако женщины продолжали мучить его, вызывая в нем неодолимую страсть, они то и дело прикасались к нему то рукой, то плечом, то крепкой грудью — как бы случайно, от каждого такого прикосновения Огерн загорался. Ему нестерпимо хотелось, чтобы ужин как можно скорее завершился.
Старый жрец усадил гостя за стол на почетное место, рядом с Лабиной. Теперь на старухе были богатые одежды, из-за чего она выглядела куда более похожей на жрицу, нежели днем.
Только Огерн успел усесться, как появился Лукойо, которого вели под руки две хохочущие девицы. Полуэльф отпускал шуточки и непрерывно целовался то с одной, то с другой. На нем был килт из тех, в каких здесь ходили крестьяне, голову полуэльфа украшал цветочный венок. Девушки опустили его на место рядом с Огерном. Тот стал гадать, сильно ли пьян его дружок, однако Лукойо устремил на него совершенно чистый, хотя и рассеянный взгляд. Казалось, у него просто приподнятое настроение и он не верит своему счастью.
— А-а-а, кузнец! — воскликнул Лукойо. — Надеюсь, ты так же приятно провел вечер, как я?
— В своем роде да, — осторожно ответил Огерн. — Признаться, мне все больше и больше нравится узнавать новое о богах и людях, Лукойо.
— Мне тоже, — кивнул Лукойо и, обернувшись, принялся пожирать глазами очаровательную прелестницу. — Да, нынче я узнал очень, очень много нового, Огерн, и это доставило мне величайшее наслаждение.
Как ни странно, Огерну показалось, что Лукойо говорит совершенно искренне. Кузнец задумался: уж не больше ли Лукойо видит, чем говорит, и не лучший ли он мастер на двусмысленности, чем сам Огерн.
Вдруг Лукойо резко повернул голову и встретился взглядом с Огерном.
— Парни говорят мне, что ты сбрендил, Огерн. — Лицо полуэльфа стало участливым. — Что случилось? Что мучает тебя?
Непривычно тронутый такой заботой, Огерн мягко улыбнулся и ответил другу:
— Они так говорят, Лукойо, только потому, что я отказываюсь от прелестей здешних женщин.
— Ну, тогда они правы — ты действительно сбрендил! — Взгляд Лукойо стал еще более сочувственным. — Может быть, их жрица подскажет нам, как излечить этот твой недуг, пока дело не зашло слишком далеко.
Огерн почувствовал искушение посмеяться над неожиданной серьезностью своего товарища, но он только прикрыл глаза и покачал головой.
— Я всего лишь тоскую. Тоскую по моей покойной жене, Лукойо. Я думал, что сумею развеять тоску во время налета на Байлео, потом искал забытья в схватке с клайя, потом — в обороне Кашало, но теперь вижу, что все же не до конца избавился от своей печали.
— Что ж, все равно это своего рода сумасшествие, — заключил полуэльф. — Правда, твои чувства по силе сродни переполняющей меня ненависти, поэтому я способен понять тебя. Но женщины говорили мне, Огерн, будто бы их богиня — прекрасная целительница. Она исцеляет и тело, и душу. Честное слово, я уже готов поверить, что последовательницы ее культа способны даже меня исцелить от сжигающей мою душу желчности!
Огерн изумленно смотрел на Лукойо.
— О, надеюсь, что это так и будет! Буду молиться об этом!
— Помолись, и скажу тебе «спасибо», — без тени насмешки проговорил Лукойо. — Так что… если боги предлагают тебе исцеление, соглашайся, Огерн. Отказываться дурно, очень дурно!
Довольно долго Огерн пристально смотрел в глаза товарища, потом медленно кивнул:
— Ты прав, Лукойо, это было бы действительно дурно. Да, если эта богиня действительно способна утешить мое сердце, я приму ее услуги.
Лукойо облегченно улыбнулся и хлопнул друга по плечу.
— Ну ладно, что-то мы с тобой рассерьезничались! Нужно повеселиться! — Он обернулся, в руке его тут же оказался наполненный до краев кубок, который он незамедлительно передал Огерну. — Выпей! Давай радоваться, ведь мы живы!
Огерн расслабился — вполне достаточно для того, чтобы выпить вместе с Лукойо. Он не напился допьяна, но как бы помягчел душой. Он отведал понемногу каждого блюда, с удовольствием полюбовался быстрыми, легкими танцами мужчин и женщин. Как только ужин закончился, к Огерну тут же устремилось с десяток женщин, жаждущих отвести его в свой храм, но кузнец вежливо отказался и отправился в небольшую хижину, отведенную гостям. Он не отказался от веселья, он не отказался от радостей жизни, но пока что он все же не мог погрузиться в эти радости с головой.
Так что… богиня умудрилась застать его врасплох, явившись ему во сне.
Глава 22
Огерну снился сон — и как ни странно, он понимал это.
Ему снилась вспышка солнечного света, яркая и безмолвная. А потом на фоне этой вспышки возникла фигура женщины такой удивительной красоты, что любая земная женщина рядом с ней смотрелась бы дурнушкой. Тело женщины покрывали развевающиеся легкие одежды, не скрывающие изящных изгибов бедер и выпуклостей грудей. Женщина была одновременно близкой и далекой, утонченной и хищной, сострадающей и соблазнительной. Она была совершенной, идеальной, она была воплощением женственности, чувственности — и это при том, что Огерн видел только ее очертания. Долго сдерживаемое желание проснулось в нем с новой силой, наполнило его жилы, и он содрогнулся.
— Огерн!
Голос женщины прозвучал внутри Огерна и наполнил собой пространство, но не приходилось сомневаться, откуда он исходит. Кузнец понял всей своей сутью, что к нему явилась богиня.
— Огерн! — повелела она. — Подойди ко мне!
Воспоминание о Рил пронзило сознание Огерна, но он вспомнил обещание, данное им Лукойо: если богиня явится для того, чтобы утешить его, он не будет отталкивать ее. Ноги и руки не слушали Огерна. Ему казалось, будто бы он бредет по горло в трясине. Как он ни старался, продвигался он с чудовищным трудом. Он бы опустил глаза и посмотрел, что же это мешает ему, что его сдерживает, но не в силах был оторвать взгляда от богини. Будто бы у него не стало тела, или то, есть у него тело или нет, перестало иметь значение — казалось, будто бы желание пронизывает только душу.
— Иду, госпожа! — задыхаясь, вымолвил Огерн. — Иду!
— Слишком медленно, — отозвалась богиня и взмахнула рукой — не то сняла с Огерна чужое заклятие, не то поманила к с