— Мы пришли, — сказали шаманы и шаманки. — Что ты повелеваешь нам сделать?
Огерну вдруг стало ужасно неловко. Он возразил:
— На такой вопрос следовало бы ответить кому-нибудь другому! Я совсем недавно стал шаманом!
— Но шаманом тебя сделала богиня! — выкрикнула старуха, а женщина-бири добавила:
— Тебя избрал Ломаллин. Мы явились по его зову, который донес до нас мудрец Манало. Теперь ты должен повелевать нами и сказать нам, куда идти и что делать.
Остальные шаманы согласно забормотали, и Огерн, чувствуя себя одновременно и польщенным, и смущенным, отвечал:
— Что ж, тогда постараюсь объяснить вам, что я задумал, и постараюсь объяснить это получше. Остановитесь, когда доберетесь до гряды холмов. Эти холмы образуют круг и замыкают равнину, посередине которой стоит город Куру. Ждите там, пока мы не соберемся все и не будем готовы выступить.
— Но как мы узнаем, что уже все собрались? — спросила желтокожая женщина, лицо которой было скрыто под маской в форме головы лося.
— Давайте будем встречаться здесь каждую ночь, — предложил Огерн. — Когда все будут на местах, пойдем в город.
— А если прислужники Улагана нападут на нас раньше? — спросил знакомый Огерну чернокожий шаман.
— Тогда на город пойдут те, кто уже будет к этому времени на месте, — отвечал Огерн. — Может быть, нам повезет и мы ворвемся в Куру, но скорее всего куруиты разделятся, отступят и станут защищать городские стены.
— Мысль хорошая, — похвалила Огерна смуглокожая женщина. — Но как мы узнаем, что на то или иное племя напали?
— Мы должны будем обмениваться знаками-зовами, — объяснил Огерн. — И как только какому-то племени будет грозить опасность, его шаман с помощью зова попросит других о помощи.
Шаманы поступили так, как предложил Огерн: обменялись знаками, а потом взялись за руки, встали в круг, после чего снова превратились в зверей и спустились по стволу Дерева вниз, к своим племенам.
Огерн вернулся в свое тело и вдруг очутился в гуще ожесточенной схватки. В пещере все кричали, ревели и дрались. Огерн вскочил и чуть не упал. Лукойо схватил его за руки, помог устоять.
— Садись, садись, Огерн, — уговаривал друга полуэльф. — Нельзя тебе так сразу вскакивать, у тебя еще все тело как деревянное! Не волнуйся, твои воины разделаются с врагом!
— Но что там за враг?!
Рев превратился в крик пополам с шипением и резко оборвался. Лукойо немного успокоился.
— Был враг, да сплыл. Рогатая змея, длинная, как два каноэ, и толстая, как человек. Она сбила с ног одного воина и сожрала бы его, но змею заметил дверг и поднял тревогу. Кочевники и охотники держались от змеи подальше, но дверг мгновенно отломил от потолка острый кусок камня — вроде копья — и смело пошел на страшилище — похоже, он такую тварь не в первый раз видел. Тут уж и другие воины расхрабрились и бросились на змею. Прежде чем вокруг твари собралась толпа, я видел, что погиб только чернокожий воин. Надеюсь, это все наши потери.
— Я тоже на это надеюсь! Нет, не держи меня больше, не бойся — я уже чувствую, как по жилам моим бежит кровь. Я пойду медленнее, Лукойо. Только ты все-таки отведи меня к этому чудовищу.
Лукойо пошел рядом с Огерном, будучи наготове в случае чего подать другу руку. Но Огерн неплохо сохранял равновесие. Когда они подошли, бихару и чернокожие оглянулись, увидели Огерна и расступились, дав ему дорогу. Огерн опустил взгляд и увидел тварь длиной не менее тридцати футов. Это действительно была змея с острыми рогами на чешуйчатой голове, с пастью, утыканной длинными, острыми зубами.
— Что это за тварь? — ошарашенно проговорил Огерн.
Из круга вышел чернокожий шаман, взглянул на змею и ответил Огерну на шаманском языке.
— Что он сказал? — спросил Лукойо.
— Он сказал, что голова принадлежит ящерице, живущей в реках там, откуда он родом, — перевел Огерн. — Но рога у твари оленьи, а тело змеиное. Он говорит, что змеи в его краях дорастают до таких размеров, но что гигантские ящерицы никогда не спариваются со змеями.
Лукойо поежился.
— Хоть бы мне никогда в жизни не попадать в эти края!
— Не сомневаюсь, чернокожие сказали бы то же самое, угоди они в мои леса. — Огерн успокоился, и ему стало любопытно: — А других таких же тварей не было?
Лукойо покачал головой.
— Нет, только эта одна, хвала Ломаллину!
— Нужно выставить дозорных, — сказал полуэльфу Огерн, после чего обратился ко всем: — Вы настоящие храбрецы, вы поступили благородно, прикончив это чудовище! И знайте, что эта тварь приползла сюда от Улагана, и если бы мы дали ей уйти, она бы поведала ему, где нас искать. Если появятся еще такие же страшилища, их следует убивать — всех до единого!
Воины согласно загудели. Дариад назначил дозорных из числа бихару, то же самое сделал и черный вождь. Наконец, погасили костры, и все снова легли спать.
В пещере они провели еще пять дней, и еще дважды на них пытались напасть чудовища. Оба раза люди их приканчивали. Каждую ночь Огерн встречался со своими друзьями-шаманами и узнавал о том, что все больше и больше племен стекается к холмистому хребту, а Улаган не предпринимает против них ровным счетом никаких шагов. Почему? В конце концов Огерн был вынужден признаться самому себе в том, что ничего особенно подозрительного и угрожающего в том, что к Куру шли разрозненные отряды кочевников и охотников, не было. Это выглядело вполне естественно: к большому городу шли те, чьи земли перестали давать добычу и урожаи. А то, что кочевники не гнали стада, что охотники питались неизвестно чем, только не добытым зверьем, у Улагана, видимо, вызывало никак не тревогу, а наверное, радость.
Между тем мелкой дичи хватало на пропитание и охотникам, и кочевникам. И что еще удивительнее — каждое племя к концу дневного пути находило источник с чистой, прохладной водой — вот уж поистине чудо в краях, где крестьяне копали землю, чтобы добраться до воды!
Огерну ужасно хотелось спросить дверга о том, не его ли сородичи выводят на поверхность земли эти ключи, но спросить было некого; маленький человечек исчез с того самого дня, когда в пещеру заползла первая змея. И потом… Огерну почему-то казалось, что если дверги и повинны в появлении родников, то далеко не всех. И уж конечно, обилие мелкой дичи никак не могло стать делом рук обитателей земных недр.
Наконец настал час, когда последние три шамана сообщили о том, что их племена прибыли на место. Огерн вернулся в мир живых, в то время спящих, и начал неторопливый танец. Он танцевал и негромко напевал, ходя по кругу около одного из небольших костров. Но как ни тихо передвигался Огерн, Лукойо все же проснулся и стал смотреть на друга широко раскрытыми глазами. Когда шаман завершил свою пляску, Лукойо осторожно спросил:
— Теперь мне разбудить остальных, Огерн?
— Только Дариада и его людей, — ответил Огерн. — Чернокожих воинов уже будит их шаман.
— Да, конечно… А что за заклинание ты произнес, шаман?
— Такое, какое укроет нас от глаз Улагана и его приспешников и даст нашему отряду возможность передвигаться тайно, — отвечал Огерн.
— Но ведь как только мы выйдем из пещеры, он сразу узнает, где мы находимся!
— Только в том случае, если он вдруг увидит нас самолично. Мое заклинание скроет нас от глаз его слуг и лазутчиков. Безусловно, Улаган видит все остальные племена и видит, что его окружили, но он не придает этому значения, не видит угрозы ни себе, ни Куру. Поэтому он станет ждать, а тем временем попытается выудить из наших рядов тех, кто его наиболее заинтересует, дабы помучить.
Лукойо передернуло.
— Как же ты можешь говорить про такое так спокойно?
— Могу, потому что мы ему ничего такого не позволим, — отозвался Огерн. — Разбуди Дариада.
Проснувшись, Дариад велел своим людям готовиться к походу, и они собрались почти так же быстро, как африканцы. Вскоре отряд покинул пещеру и ушел по тропе между холмов — той самой тропе, по которой пришел сюда пять дней назад.
Послышался всхрап верблюда. Огерн сказал Дариаду:
— Верблюды должны молчать. Доносчиков у Улагана множество, и, хотя я закрыл нас заклинанием, внимания к себе лучше не привлекать.
Дариад кивнул и передал приказ Огерна своим людям. Как уж кочевники этого добились, Огерн не понял, однако до самого конца пути верблюды не издали ни единого звука.
Через некоторое время тропу пересекла дорога — белая, сверкающая под лучами луны. Огерн развернул верблюда и повел отряд по дороге между холмами.
Проход был слишком широк для того, чтобы тут можно было ожидать засады, однако Огерн видел дозорных на вершинах холмов. Он шепнул Дариаду:
— Если нас пока не заметили, то заметят непременно, как только мы выйдем из-за холмов. Вели своим людям быть наготове.
Дариад тихо произнес несколько слов. Ответом ему было еле слышное металлическое царапанье — это бихару обнажили мечи.
— Почему ты так спокоен? — спросил юношу Лукойо.
— Мы молились и просили у Создателя звезд победы, — ответил Дариад.
Огерн смутился. Лукойо ошарашенно выпучил глаза. Да, Улаган был одним из созданий Творца, но это не означало, что бог, в которого верил Дариад и его сородичи, оправдывал деяния Улагана. Судя по тому, что рассказывал Дариад Огерну о своем божестве, Создатель звезд прекрасно разбирался в том, что такое хорошо, а что такое плохо, и Огерн был уверен, что Творец по крайней мере не станет помогать Улагану.
Но если Творец не хотел, чтобы Улаган принес миру столько страданий, почему Он до сих пор не вмешался и не положил этому конец? Верно, именно этим и собирались заняться Огерн с Дариадом, и, если они действовали от имени Творца, они должны были победить. Но все равно Лукойо казалось, что божество, способное создавать звезды, могло бы прекратить бесчинства Улагана быстрее людей. Но в глубине души Лукойо знал, что бы ответил на это Ломаллин: «Люди должны сделать свое дело. Они не младенцы, чтобы кто-то все делал за них».
Ответ, конечно, был не полный, но и его хватало. Вероятно, существовало что-то еще. Не исключено, что всех их выковали, словно мечи, ради того, чтобы они стали орудием Создателя звезд. Может быть, они участвовали в осуществлении более грандиозного плана. Но что бы то ни было, сейчас все это значения не имело. Значение имело предстоящее сражение с войском Улагана и осада города Куру.